Темные ангелы нашей природы. Опровержение пинкерской теории истории и насилия

Следовательно, центральный аргумент Пинкера о прогрессирующем умиротворении нашего вида и связанное с ним утверждение о том, что настоящее время является самым мирным периодом в истории человечества, сопряжены с целым рядом проблем. Ниже приводится краткое описание недостатков, на которые обратили внимание авторы данного сборника:

1. Слишком узкое определение насилия как статистически зафиксированной смертности от гражданских и военных причин.

2. Преувеличение насилия в определенные прошлые эпохи, чтобы противопоставить его якобы мирному течению современной эпохи.

3. Радикальное игнорирование геохронологического контекста.

4. Приведение необработанных количественных данных для придания презентации надуманного псевдонаучного качества.

5. Тенденция в одной теме за другой игнорировать или отвергать большое количество контрдоказательств.

6. Непривлечение наиболее значимых и авторитетных научных работ по многим вопросам.

7. Исключение целых категорий насилия, которые усложнили бы, а то и опровергли его тезис, таких как насилие над коренным населением, колониальное насилие, насилие в тюрьмах, экологическое насилие и насилие над животными.

8. Привилегированное отношение к Западной Европе и Северной Америке по сравнению с историей Латинской Америки, Африки, Азии и других стран в работе, которая стремится объяснить поведение во всем мире.

9. Минимализация ужасов ХХ века, включая Первую и Вторую мировую войну, Холокост, сталинский СССР, маоистский Китай и камбоджийский Пол Пот.

10. Непризнание наследия массового насилия, которое сохраняется в течение длительного времени после завершения травмирующих событий.

11. Отказ от новых форм насилия и вновь выявленных форм насилия в прошлом, таких как сексуальное насилие над детьми, сексуальное насилие в военное время, международная торговля людьми и кибернасилие.

12. Систематическое нежелание признавать и исследовать идеологические ориентации, лежащие в основе его мышления и написания.

К этому перечню следует добавить тревожную реакцию Пинкера на то, как были восприняты его книги. Его рефлексивное, обиженное отвержение любых критических замечаний, похоже, сочетается с полной неспособностью к самокоррекции.

При оценке экспертами в каждой области "Лучшие ангелы нашей природы" и "Просвещение сегодня" были признаны недостоверными. Эмпирические, методологические, интерпретационные и аргументационные проблемы сбивают с толку оба захода Пинкера в историю. Как первой отметила Линда Фибигер, претензии Пинкера не воспринимаются всерьез историками ни в одной из специализированных областей знаний. Его работа совершает насилие над историей.

Старые и новые истории

Если "Лучшие ангелы нашей природы" и "Просвещение сегодня" провалились как историческая наука и даже как научная гипотеза, то книги Пинкера могут обладать определенной силой как идеологические заявления. Но что это будет за идеология? Составители данного сборника вычленили из его почти 1400-страничного текста систему ценностей, лежащую в его основе. Согласно мировоззрению Пинкера, прогресс человечества ощутим, его признаки наблюдаются повсюду: в увеличении продолжительности жизни, росте благосостояния, повсеместном повышении грамотности. Протеиновый двигатель этого прогресса - сочетание политической свободы и рыночного капитализма, подкрепленное современной наукой, промышленностью и технологиями. Поскольку Пинкер по образованию психолог, он считает, что процесс развития человечества имеет психологическое измерение: все большее применение разума, интеллекта и изобретательности в сочетании с растущей способностью к альтруизму и эмпатии.

На фоне доисторической природы, красной от зубов и когтей, Пинкер видит, как человеческое насилие то усиливается, то ослабевает на протяжении веков, но считает, что с правильной точки зрения общая тенденция к умиротворению очевидна и неоспорима. В затянувшемся восхождении нашего вида ключевую роль, по его мнению, сыграло Просвещение XVIII века в Великобритании, Западной и Центральной Европе, а также в первых Соединенных Штатах; это был момент перелома, когда созвездие идей о природе, истине, разуме, науке, свободе, образовании, правительстве, мире и счастье впервые было широко и программно выражено. Идеалы Просвещения, по его мнению, продолжают развиваться и сегодня; они, по сути, ответственны за то лучшее, что есть в нашем времени, и, если их правильно оценить и культивировать, они сулят хорошее будущее человечеству. Пинкер признает, что жестокие и насильственные действия продолжают происходить, но, по его мнению, такие трагедии случаются реже, они менее жестоки и вызывают отвращение у большего числа людей, чем когда-либо прежде. По его мнению, вспышки жестокости в наше время представляют собой реверсию или эволюционный откат к воинственному племенному менталитету нашего доисторического прошлого.

В том или ином виде группа убеждений, которой придерживается Пинкер, широко распространена на Западе - да и в других странах тоже. Это вполне оправданная философия. Если бы Пинкер представлял свое видение не как историю, а как автобиографическое свидетельство или как современную культурную критику, он мог бы озаглавить свои книги "Моя вера в науку и разум" или, возможно, "Трижды за западную современность!" или "Позитивизм и прогресс". Эти названия были бы более правдоподобными и менее предосудительными, чем те, которые он выбрал.

Если работа Пинкера по сути своей является идеологической и исторической, то что же должны сказать в ответ на нее настоящие историки? На первый взгляд может показаться, что наиболее уместным ответом на его прогрессистское мировоззрение является простое перечисление последних событий. 6 Всемирная пандемия болезней, спад на мировых рынках, непрекращающееся насилие с применением огнестрельного оружия, возрождающийся расизм и национализм, растущая безработица и бездомность, огромное неравенство в здравоохранении, стихийные бедствия, связанные с изменением климата, вопиющая коррупция в правительстве, смертельное загрязнение городов и ускоренная вырубка лесов Амазонки - вот лишь некоторые из заголовков сегодняшних новостей. Примирить теорию Пинкера с нынешними потрясениями в мире довольно сложно.

Если мы посмотрим на ситуацию несколько шире, то увидим, что в последнее время дела у демократии идут не очень хорошо: окончание "холодной войны" в 1989-91 гг. стало беспрецедентной возможностью принести свободное представительное правление в многочисленные страны бывшего советского блока. Но спустя тридцать лет некоторые из этих восточноевропейских стран вернулись к авторитарной политике, а посткоммунистическая Россия все более репрессивна и автократична. В Китае Си Цзиньпин укрепляет свою диктатуру и расправляется с защитниками демократии в Гонконге. Турция, Бразилия и США страдают от опасных, демагогических лидеров. Не меньшую тревогу у меня, как у педагога со стажем, вызывает отравление культуры политических новостей в западных странах. В своей проницательной статье "Демократия и правда" историк-интеллектуал София Розенфельд диагностирует "кризис объективной истины", развязанный в Америке пристрастным телевидением и социальными сетями, круглосуточно распространяющими фальшивую информацию и теории заговора. 7 Мантра Просвещения - познание истины, чтобы она могла освободить нас - никогда не была столь труднодостижимой; нынешняя эра "фальшивых новостей" обеспечивается той самой технологической современностью, которую Пинкер стремится превозносить.

По поводу текущих событий, конечно, у каждого есть свое мнение. Для данной книги более уместным был бы вопрос: "Как историки, как сообщество профессионалов, реагируют на философию Пинкера о совершенствовании человека ?". Для изучения этой проблемы нам необходимо поставить другой вопрос: не "Как лучше исследовать и писать хорошую историю?", а "Зачем вообще изучать историю?".

На протяжении веков этот основной вопрос задавался часто, но ответы на него давались самые разные. Начиная с Древней Греции и вплоть до начала ХХ в., одним из наиболее ярких и привлекательных жанров истории была хроника жизни и драматических действий известных личностей, особенно в политике, дипломатии и военном деле. Эти рассказы, как правило, имели форму эпических повествований и подразумевали, что эти легендарные люди - герои или злодеи - оказывали определяющее влияние на ход истории.

Второе направление историописания возникло в великих мировых религиях, в том числе в гибридной иудео-христианской традиции. Так называемые провиденциальные истории воспринимают все происходящее в прошлом, настоящем и будущем как исполнение космологической воли или замысла Творца. Хотя этот замысел может быть непостижим для человека, путеводитель по божественному генеральному плану содержится в основных текстах этой религии, таких как Библия.

Третий ответ на вопрос "Зачем изучать историю?" был дан просветителями XVIII века. Для Вольтера во Франции, Эдварда Гиббона в Великобритании и отцов-основателей в ранней Америке прошлое было в первую очередь населено многочисленными персонажами, проявлявшими целый ряд черт характера, достойных изучения. История, с этой точки зрения, - это зрелище добродетельных (а в некоторых случаях и неблаговидных) поступков этих деятелей, разыгрывающихся на фоне событий. Таким образом, человек изучает историю, чтобы усвоить "уроки прошлого", в частности, как управлять страной, вести войну, добиваться процветания и т.п.

В XIX веке, особенно на Британских островах в течение длительного викторианского/эдуардовского периода (1837-1914 гг.), сформировалась четвертая парадигма исторического смысла. Начиная с 1930-х годов эта модель получила название "вигского" исторического письма. В представлении вигов история - это, прежде всего, неуклонное продвижение к будущей квазиутопии, в которой основные черты, о которых повествуется в хронике, достигнут своей наиболее полной реализации. В XIX - начале XX века подобные моральные повествования были посвящены самым разным темам: свободе, счастью, просвещению, конституционной монархии, парламентской демократии, науке и технике, цивилизации как таковой. В этих историях люди и события, как правило, делились на хороших и плохих. На этом пути могли быть трудности и неудачи, но конечный триумф был делом исторической судьбы. Среди книг и эссе, вошедших в канон "вигов", - "История индуктивных наук с древнейших времен до наших дней" Уильяма Уэвелла (1837), "История цивилизации в Англии" Генри Томаса Бакла (1857), "История возникновения и влияния духа рационализма в Европе" У. Э. Х. Лекки (1865), "История свободы" лорда Актона (1907) и "История как история свободы" Бенедетто Кроче (1938). С точки зрения англо-вигов, настоящее всегда являлось вершиной прогрессивного движения.

Эти парадигмы объединяет ряд особенностей: все они создавали амбициозные лонгитюдные повествования. Они охватывали столетия, если не тысячелетия. Великими агентами перемен неизменно были мужчины. Кроме того, одна страна или регион - будь то классическое Средиземноморье, античный Ближний Восток, христианский Запад, англосаксонская Северная Европа, Германия, Британия, Франция или США - прогнозировались как исторический центр, из которого цивилизация распространялась на весь остальной известный населенный людьми мир. Обычно эпицентром становилась собственная страна или континент историка-автора. То, что вызывало восхищение в рассказах этих историков, обычно служило метафорой того, что считалось благородным в человеческом роде в целом. На протяжении многих поколений бесчисленные учебники по "западной цивилизации" и истории отдельных западных стран были основаны на историографической традиции вигов, хотя и с различными националистическими вывертами.