Лед Севера

Продолжая громко смеяться, мы шли дальше по престижной улице второго кольца столицы. Как же тут красиво и спокойно. Тёплый ветерок обдувал нам лица, последние тёплые летние денёчки обещали начало новой жизни, новых знакомств и приключений.

Но в тот день у нас не было праздничного обеда. Не было той радости, что ещё пару мгновений назад грела наши сердца. Была лишь душераздирающая боль, которая поглотила наши сердца на долгое время.

В одночасье Агнес потеряла любимого мужа и свою главную опору в жизни, а мы Кэтти сразу троих — друга, отца и дядю. Как передать чувство боли человеку, который никогда её не испытывал? Как рассказать словами свои чувства, которые не дают тебе спать, есть, а если ещё точнее — то даже дышать! Когда каждый день превращается в сплошной кошмар, а близкие люди не в состоянии даже вымолвить несколько слов….

Да, в те времена нам пришлось совсем несладко. Мне тогда исполнилось только четырнадцать, и я поступила на первый курс Военной Академии.

Академии в нашей Империи были созданы для богатых детишек Аристократов, родители которых готовы в год отсыпать пару сотен золотых за учёбу. Да что уж тут скромничать, многие из них даже не знали точно сколько у них всего денег. Зачем их считать, если их так много, что можно спустить за выходные целое состояние, купив себе для забавы дорогую лошадь или просадить их на игрищах. Их всё равно меньше не становилось.

Моя Академия была разделена на военные факультеты и на факультеты общих познаний стихий. Обучение на этих факультетах длилось 4 года. Понятно, что Академии, созданные для детей аристократов, не имеет бюджетных мест. Им это просто незачем. Круговорот денег в Империи происходил только от богатых к богатым. Как говорится — деньги к деньгам!

В нашей семье не было денег даже на первый год обучения. Поэтому для всех нас осталось загадкой, где же дядя Фред нашёл золотые монеты на первый взнос за наше обучение с Кэтти. Мы думали, что он заложил старинные золотые часы, которые переходили в его семье из поколения в поколения. Он не пожалел такую дорогую ему реликвию ради нас. Ему очень хотелось дать нам образование — тот заветный билет в лучшую жизнь, которого у них с Агнес не было.

В день его похорон в наш дом пришли четыре бугая от мистера Окса. Он был человеком, который давал людям взаймы под бешеные проценты. Окс умел наживаться на горе людей, одалживая в трудную минуту им деньги, а потом прося с них в три раза больше. Так постепенно он выстраивал свою процентную Империю. Нанял вышибал, прикупил небольшое помещение и открыл свой микробанк, с помощью которого он стал дальше обворовывать бедных людей. О нём ходила дурная слава. Никто из моей семьи никогда бы не обратился за помощью к такому человеку. Но его вышибалы считали по-другому.

Бросая на стол липовую бумагу, они сказали, что на мистере Фреде Претли весит долг в 1000 золотых. Это не могло быть правдой! На такую сумму можно было купить себе квартиру в третьем кольце или открыть десять лавок в нашем. Это слишком большие деньги, чтобы хоть кто-то из нас смог поверить в такое. Жили мы достаточно хорошо. Наш дом хоть и был старым, пережившим не одно поколение, но достаточно крепким. Всегда чистый и уютный. Дорогих ковров, мебели из редких пород дерева, коллекционной фарфоровой посуды и картин известных художников у нас не было, но тепло, уют и еда у нас были всегда. Мы жили скромно, не позволяя себе излишеств, но очень счастливо. Счастливо, но до этого дня.

Агнес была разбита свалившимся на неё горем, поэтому растерялась и подписала новые бумаги, в которых было сказано, что теперь она будет выплачивать этот долг с процентами. Воспользовавшись горем вдовы, ещё одна гнида стала богаче на целую тысячу золотых. Но не только один мистер Окс в тот день явился к нам. Падальщики всегда кружат над смертью. Вечером этого же дня к нам в дверь постучали законники, держа в руках закладную на наш дом. Как она к ним попала, мы не знаем. Нам пришлось отсыпать им последние золотые, чтобы они отдали закладную и спокойно ушли.

Вот тогда-то мне и пришлось начать воровать на заказ. Агнес никогда не работала в лавках, а денег, что она выручала за свои целебные мази, едва хватало на неделю пропитания нашей семье.

Добытчиком в доме всегда был дядюшка. У него была небольшая мастерская, которая могла прокормить всех нас. Пришло время становиться кормильцем мне.

Самое главное, что мы смогли пройти эти сложные времена, оставшись одной целой семьёй, которая каждый день собиралась на ужин за столом нашего дорого и любимого дома.

Я подошла ближе к кухне. Там уже около печи суетилась тётушка. Успевая разговаривать с маленькой Милли, что стояла на перевёрнутом ведре и пыталась порезать на столе овощи тонкой соломкой, она готовила ужин на всю семью. У Милли пока получалось не очень. Её рыжая непослушная кудрявая прядь так и падала предательски на лоб, закрывая ей глаза и мешая работать. Как бы малышка ни поправляла её своим кулачком, кудрявый завиток жил своей жизнью. У неё и не могло получиться резать так быстро, как это делала Агнес, но она делала это очень старательно и аккуратно. За такое старание, на которое была способна только девочка шести лет, она получила похвалу от хозяйки нашего дома.

Рон раскладывал столовые приборы и тарелки, кося свои глаза на нового жителя нашего дома. Ему было очень интересно узнать про него всё. Кто он? Чем занимался? Как оказался у нас дома? Но заговорить первым боялся, а старый Мартин сидел за столом молча с задумчивым взглядом, смотря прямо перед собой.

Время уже позднее, а за столом не хватает одного человека.

— Агнес, а где Кэтрин? — проходя к столу задаю вопрос суетившейся Агнес.

От стола разносился чудесный запах наваристого рагу из крольчатины, свежеиспечённого хлеба и сыра.

— Она скоро будет. Пошла в книжную лавку помочь мистеру Орану с разбором новой поставки книг.

— На улицах опять не спокойно. Семейство Файстрон решило почтить нас своим присутствием. — строя из себя высокородную даму, оттопырив мизинец, продолжила я. — Сие Сиятельство снизошло к нам, простым холопам, и пообещало, что наша жизнь заиграет новыми красками.

Детский смех разлетелся волнами по комнате, заражая всех вокруг.

— Неужто сам Император? — взволнованного спросила меня тётушка.

Она считала, что новый император будет в разы лучше, чем старый пень, что сидел у власти тридцать лет, и наконец-то для нас настанут благодатные времена.

— Ага, если бы он приехал, его тут же бы растерзали на улице. Была его мать — Элеонора Файстрон. Продемонстрировав свою красоту и ухоженность, она быстро испарилась в толпе.

— В нее случайно не прилетел тяжёлый камень? — хохоча спросила тетушка. — Что-то они все как-то быстро уезжают.

— Не знаю. Мы с Мартином быстро ретировались оттуда, пока это еще было возможно. Не стали дожидаться кульминации праздника — пожимая плечами ответила ей.

— Всем мыть руки и за стол! — раздался грозный приказ нашей кормилицы.

Есть со всеми мне не очень удобно. Нижняя часть маски выполнена точно под моё лицо, чтобы можно было говорить и есть, но это всё равно не очень практично и удобно. Открывать своё лицо я не могу. Это будет слишком опасно для всех.

Если мой дорогой родственник вдруг найдёт меня, он убьёт всех, кто мне дорог. Я такого допустить не могу. Я их всех слишком люблю, чтобы рисковать ими. Поэтому пусть лучше никто не видит моего лица и моих глаз, которые выдают меня из тысячи.

Теперь мне приходится нарушать закон регулярно. Я покупаю на чёрном рынке зелье, меняющие цвет глаз. Это очень рискованно. Ведь если об этом узнают, то темница мне обеспечена лет так на восемь.

Послышался звук открывающейся входной двери и шуршание пакетов. Я посмотрела на дверной проём, где вскорости показалось счастливое лицо Кэтти.

— Я купила всем сладких пирожных! Мистер Оран дал мне пару серебряных за помощь с его книгами — быстро щебетала Кэт, вытаскивая из пакетов и разворачивая от бумаги свежие пирожные.

Пирожные были любимыми сладостями наших маленьких членов семьи. Да что уж говорить — и взрослые от них ещё ни разу не отказались. Я не была сладкоежкой, но отказаться от вкусного свежего кремового пирожного было выше моих сил. Подойдя к столу, взяла себе одну штучку сладкого деликатеса, тарелку с рагу и взвар.

— Я на вверх. Всем спокойной ночи. Рон и Милли сказку переносим на завтра, у вас уже глаза слипаются — выходя из кухни, сказала я, но на самом деле глаза слипались у меня.

Наконец-то этот день закончился. Сейчас хочется набить пузо до отвала, принять ванну и уснуть. Уснуть желательно на неделю.

Жаль, но всё это лишь мечты. Спать до обеда — привилегия аристократов, а не бедных трудяг, как я.

Ну я, конечно, не очень-то и бедная, но очень уставшая.

Зайдя в свою комнату, быстро достаю из шкафа чистую ночную сорочку, которая скорее подойдёт ночной фее из борделя «Голая Пэтти», чем мне. Откуда она у меня?

Опять задаю вопросы на которые нет ответа. Есть рубашка и супер — будет в чём спать.

Осматриваю её кружевной вверх, просвечивающий грудь, еле закрывающую ягодицы длину, бусинки на лямках.

Надеюсь, меня в ней не увидит Рон, а то подумает бедолага, что он опять в борделе.

Напевая песню, спускаюсь в ванную комнату. Как же хорошо, что человечество придумало трубопровод. Людям больше не нужно кипятить воду в больших кастрюлях и таскать её на пузе в ванную комнату. Хотя многие и сейчас ещё так делают, ведь оплатить горячую воду позволить могут не все.

Стягиваю с себя пыльные ботинки и удобный эластичный костюм, который выдали нам на работе. Он был очень комфортный — при минусовой температуре активировались чары тепла, и он согревал, а в сильную жару был прохладным. Правда, при этом он был чересчур облегающий. Не покидало ощущение, что ты голая.

Стянув костюм, убираю с лица маску и вынимаю ленту из волос. Длинные белые волосы водопадом подают на мои плечи и спину. Нужно бы их отрезать, но Агнес и Кэтрин отказываются это делать, они считают, что волосы — главное достоинство для девушки.

Смотрю на отражение в зеркале. С него на меня смотрит молодая девушка.

Алые пухлые губы, аккуратный аристократический нос, немного вздёрнутый вверх, густые брови и длинные ресницы тёмного цвета, которые сильно контрастируют с волосами. Всё как у всех. Необычные только глаза. Такое в природе встречается редко. Один глаз серо-голубого цвета, а второй светло-зелёного.

Так произошло из-за того, что во мне две стихии. Такого в природе не должно было быть, как и меня, в принципе. Когда целитель сказал отцу, что будет девочка, он избил мать до такой степени, что она провела в беспамятстве три дня. Он очень надеялся, что я умру, но судьба решила иначе.

Наверное, я назвала бы себя красивой, но что эта красота даёт в жизни? Грязные шутки, сальные взгляды и попытки влезть тебе под юбку. Красота не сделала мою мать счастливой, а только заставила страдать. Она всю жизнь была рядом с нелюбимым человеком, который хотел её себе лишь как трофей.

Влюбиться можно в красоту, а полюбить на всю жизнь можно только за душу. А моя душа полна льда для мужчин и растопить его я не тороплюсь. Слишком редко я вижу мужчин, готовых отдавать свою любовь вопреки, а не за что-то.