Лед Севера

Когда-то мне была нужна любовь отца и дяди, а вместо неё я получала боль и кровавые синяки, не только на своём теле, но и на телах самых близких людей. Людей, которых уже больше нет в живых.

В живых из близких людей, остались лишь единицы.

Ванна уже набралась, и вода заполнила ее почти до предела. Недолго думая залезла в неё. Мне нужно расслабиться и перестать думать о прошлом. Я не могу его изменить, но и принять его я тоже не могу.

Погрузилась под воду с головой, пытаясь не о чем не думать, но в голове возникли образы мамы и брата. Мама гладила меня по волосам, рассказывая сказку, а когда я стала засыпать, она нашёптывала мне слова любви. Старший брат, который протягивал руку с улыбкой, когда мы бегали на кухню воровать пирожки нашей кухарки. Он был единственным мужчиной в моей жизни, который был причиной моей радости, а не моих слёз. — «Запомни Ариэлла, когда я буду рядом никто не обидит тебя! Даже отец! Как только он начинает ругаться беги ко мне, пусть лучше мне достанется, я мужчина» — сказал он мне однажды. И ему доставалось, даже без меня. Отец ненавидел его больше всех, а всё потому что он был его не родным сыном.

Воздуха стало не хватать. Вынырнув из воды жадно хватаю воздух, схватившись за бортик ванной так, что пальцы начинают белеть, но душа болит сильнее.

Дыхание постепенно стало восстанавливаться, но чувство страха и тревоги никуда не делись.

— Тут кто-то есть?

Шуршание платьица и тоненький голосок Милли послышались за дверью.

Я молчала, уставившись пустым взглядом на дверь. Сейчас мне не хотелось разговаривать.

Милли напоминала мне младшего брата, который также в силу своего возраста верил в победу добра над злом.

Коил родился слабым младенцем — целители разводили руками, не зная, выживет ли он в первые годы своей жизни. Слабость приковала его на долгие четыре года к постели, не давая ему толком познать настоящий мир.

«Не жалей умерших Ари, а жалей живых, особенно тех — кто живёт без любви» — вспомнились слова Дяди Фреда.

Только вот мёртвых мне и жалко, ведь у них нет больше выбора, который есть у живых.

Вода успела остыть, а кожа покрыться мурашками, но теперь уже из-за холода, а не страха. За окном стали слышны пьяные гульбища и собачий вой. Ночь вступала в свои права.

Я посмотрела в небольшое окно, которое находилось около чугунной ванны и выходило на сторону улицы. Луна поднялась уже высоко и ярко освещала улицу, по которой бежала стая бездомных собак, издавая протяжный вой.

Пора уже ложиться. Завтра ещё один сложный день, который предстоит пережить.

Быстро намыливаю голову и своё тело. Иногда, мне кажется, что водой я могу смыть с себя всю ту грязь и боль, что была в моей жизни. Мочалка больно впивалась в кожу, оставляя после себя красные следы — следы, что смывали с меня пыль и усталость этого дня.

Закончив с мыльными процедурами, надела на себя новую сорочку. Я была права, она еле прикрыла мою попу.

Выгляжу я достаточно вызывающе, но привередничать сейчас нет никаких сил, тем более, меня в таком виде никто не увидит.

С этими размышлениями выхожу спокойно в коридор. Все обитатели этого дома должны уже спать, поэтому путь до комнаты проходит без происшествий.

Ближе к комнате начинаю чувствовать там чужое присутствие. Инстинктивно магия начинает скапливаться на кончиках пальцев, готовая сорваться и уничтожить врага.

Только вот врага в комнате не оказалось. На кровати, вольготно устроившись, лежала Кэтти, читая очередной роман.

— Ты так долго Ари. Я думала, что уже усну. Кстати, вся еда уже остыла и, кажется, успела протухнуть, пока ты купалась — оглядывая мою сорочку, усмехнувшись проговорила она.

— Знаешь, когда я сегодня помогала мистеру Орану в книжном, к нам зашёл один господин, — вздохнув мечтательно проговорила она. — Он был такой красивый и обходительный, наверное, будь я более наивной, смогла бы в него влюбиться.

Да уж, если начать вспоминать в кого влюблялась Кэтти, то можно было подумать, что это любой мужчина, который умеет ходить и внешне хорош собой, а всё остальное неважно.

— Ты и так очень наивная. Так что можешь влюбляться. — Подняв указательный палец вверх, продолжила я. — Но только если он достойный мужчина.

Еда и вправду успела остыть за моё отсутствие. На кружке взвара образовалась небольшая плёнка, а в тарелке с рагу не хватало только дохлой мухи, для полноты картины.

Живот издал победный вой, призывая меня съесть хоть что-нибудь, и я поддалась этому зову.

— Если бы у меня был цвет твоих волос и твоя красота, то у него не было бы шанса пройти мимо, не влюбившись, — продолжила Кэтти.

Началось…

— Кэтрин, ты очень красивая! Хватит себя недооценивать! Многие сплетницы этого района не могут промолчать, когда ты проходишь мимо. — Тут я не лукавила. Она и вправду была очень красива — чёрные волосы объёмными кудрями спускались по спине, фарфоровая кожа, аккуратный нос с веснушками, красивые, полные губы и глаза шоколадного цвета с янтарными крапинками.

Мужчины всегда обращали внимание на неё, когда она проходила мимо. По ней и не скажешь, что она дочь служанки. В ней ощущалась такая стать и порода, которая была далеко не у всех светских дам. Мать не рассказывала ей кто её отец. Может кто-то из высших аристократов? Они любят поразвлечься со служанками — этого мы никогда не узнаем.

— Да знаю, но мне так нравятся твои волосы! Да и ты сама, — улыбаясь говорит Кэтти. — Будь я мужчиной, ради тебя пошла бы как мистер Вон, срывать цветы в оранжерею миссис Кэмбер, а это, между прочим, опасно для жизни. Он, бедняга, потом недели две ходил со сломанным носом.

Мы обе залились смехом. Рагу попало не в то горло, и мой хриплый смех со слезами на глазах эхом прошёлся по комнате.

Ходить в оранжерею нашей соседки — самоубийство. Всё это знали, но мистер Вон забыл купить цветы для своей жены на годовщину, и ему пришла идея сорвать их в теплице миссис Кэмбер. За это он и поплатился.

— Ариэлла, может уже пора показать всем сплетницам нашего района самую завидную невесту? Мир должен увидеть такую красоту! И мне, в свою очередь, очень хочется понянчить племянников, — беря расчёску и идя в мою сторону, сказала она.

Такие разговоры у нас всплывали часто. Она считала, что мне уже стоит перестать бояться каждого шороха и дуновения ветра.

Если бы только мои страхи были бы надуманы…

Кэтти знает, что я не могу снять маску. Это наша с ней безопасность от людей моего дяди. Я не боюсь его. Я даже могу дать им отпор, но сражаться честно в моей семье не принято. Он убьёт всех, кто мне дорог, а потом, насладившись моими страданиями, убьёт и меня.

Видимо, поймав мой взгляд в отражение маленького зеркала на столе, ее рука дрогнула и больно зацепила мою мокрую прядь.

— Прости меня. Я знаю, ты делаешь это для нас, для меня, — испуганно прижала руки к груди и продолжили быстро говорить. — Но я тебя так сильно люблю. Мне хочется, чтобы ты была счастлива, а не жила только ради нас.

Повернув меня к себе лицом, аккуратно убрала влажную прядь мне за ухо. — А наконец-то начала жить для себя. Жизнь слишком коротка, чтобы жить лишь счастьем других.

В её глазах была видна печаль и сожаление. Она хотела для меня иной жизни. Да и я, наверное, тоже. Но никто не выбирает в какой семье ему родиться. В той, где царит любовь или в той, где все друг друга ненавидят.

Она обняла меня и наклонившись чмокнула в макушку, прям как старшая сестра. Правда, это я была старшая в наших сестринских отношениях, и по возрасту и по уму.

Мне было шесть, когда маленькая девочка, с вороньим гнездом на голове, пришла со служанкой в мою комнату. Такая одинокая и беззащитная. Она смотрела голодными глазами на тарелку с фруктами, протирая мою тумбочку и мечтая съесть хоть маленький кусочек деликатеса. Четырёхлетняя малышка уже была вынуждена работать, чтобы жить. Её мамаша не особо интересовалась ею, отправив к дальней тётке, сразу же после родов. Так она и росла с нею, не зная живы ли её родители. А после смерти родственницы, соседи пожалели малышку и отправили на повозке в наш дом, предварительно дав записку, в которой обращались к её кукушке маме, прося позаботиться о ребёнке. Молодой маме она была не нужна. Воспитывать и заботиться о своей дочке ей было некогда. Чтобы сильно не морочиться она пристроила её работать служанкой рядом с собой.

В то время мы и стали неразлучны, дополняя друг друга во всём.

Кэт очень общительна и любвеобильна. Каждая бездомная собака всегда ею накормлена и обласкана. В этом мы с ней очень похожи. Не понаслышке зная, что такое голод и как расти самим по себе, имея живых родителей — мы стали заботиться друг о друге.

Мы самые близкие люди друг другу. Мне неважно, простолюдинка она или из знати. Мы с ней ровня. Человек не может стать хуже только потому, что его мать или отец не были обучены светским манерам или не одеваются по последнему писку моды.

Все эти классовые разделения меня раздражают. Нет в людях различия из-за крови. Если человек дерьмо, значит это его выбор, либо его воспитание, а не кровь его предков.

— Ложись спать, Агнес сказала, что завтра тебе в штаб. Надо выспаться! — закончив расчёсывать волосы, проговорила она.

Да, Кэтти права, нужно уже укладываться баиньки.

— Хочешь, ложись сегодня со мной? — я знала, что последнее время по ночам её преследуют кошмары, которые напоминают ей что-то, что она не может вспомнить. Да и мне сейчас хотелось чувствовать рядом близкого человека, который поможет отвлечься от мрачных мыслей о семье.

— Правда, ты не против? — её глаза излучали такое счастье, прям как в детстве, когда я отдавала ей вкусное печенье, что тихонько воровала из кухни.

Этот взгляд заставил меня невольно улыбнуться.

— Пошли спать, егоза. Ты-то можешь скакать всю ночь.

— Эй, неправда, я валюсь с ног от усталости. Мистер Оран загонял меня сегодня со своими книгами. Кстати, тебе очень идёт это сорочка. Интересно, а с нею больше шансов, что скоро я смогу стать тётей? — смеясь Кэт прыгнула на кровать, накрывшись одеялом с головой.

— Ну держись. Я так и знала, что только ты могла купить такое! — затушив свечи прыгнула следом за ней и начала её щекотать.

Громкий смех и хрюканье заполнило комнату. Свет луны ярко светил, освещая меня и Кэтрин, которая тоже стала щекотать меня в ответ.

В такие моменты ты забываешь обо всех своих проблемах. На душе становится спокойно. Вокруг лишь счастье и радость.

— Спокойной ночи, люблю тебя — чмокаю её в лоб и удобно укладываюсь на кровати.

— И я тебя люблю, сладких снов — зевая, проговорила она мне в ответ.

Спустя пару минут мы уже были в объятиях Морфея и видели чудные миры, что рисовало нам наше воображение.