Белый снег – Восточный ветер

Но об этой закулисной игре ничего не было известно руководителю советской разведки Павлу Фитину и уж тем более Плаксу. Поэтому Плакс снова и снова пытаться убедить Сана. Вспомнив недавний разговор с Лейбой, он решил зайти с другой стороны, подобрать особый ключик.

Разлив по бокалам минеральную воду, он сказал:

– Выпьем, чтобы охладить градус!

– Да, что-то мы разгорячились, – согласился Сан. Сделав несколько глотков, он деликатно заметил: – Израиль, не обижайся, мне понятна заинтересованность твоих друзей, но… Но если и дальше так активно нагружать Гарри, то он начнет подумывать, что я выступаю адвокатом Сталина.

– При чем тут Сталин, когда война грозит Америке?

– Но она на руку Москве.

– Москве? – вспыхнул Плакс. – Остановить агрессора – наше общее дело.

– Ты предлагаешь, чтобы агрессором стала Америка?

– Но сегодня Германия и Япония понимают только один язык – язык силы! Вы повторяете одну и ту же роковую ошибку, совершенную в свое время Чемберленом и теперь Сталиным. Вы руководствуетесь здравым смыслом в отношениях с людьми, одержимыми безумными идеями! Для Гитлера и Хирохито не существует никаких принципов. Они не знают, что такое моральные нормы. Они одержимы властью. Властью над всем миром! И в достижении этой цели не остановятся ни перед чем. Даже собственный народ служит им лишь средством.

На замкнутом лице Сана трудно было что-либо прочесть, но Плакс не терял надежды достучаться до его сердца.

– Вспомни историю! – горячо продолжил он. – Какие только преступления не совершались ради власти, но самое страшное – людьми, добившимися власти. Нерон предал огню Рим ради того, чтобы вдохновиться на жалкий стишок. Чингисхан залил морем крови Среднюю Азию из-за того, что стены просвещенной Бухары закрывали ему горизонт. Сегодня половину Европы покрывают концентрационные лагеря, и если Гитлер растопчет Россию, то завтра придет черед Америки. Неужели этого мало?

– Я не спорю, Израиль, – сказал Сан. – Война с Японией, наверное, неизбежна. Но Япония не начнет ее сегодня, потому что без нефти она обречена. Пустые баки самолетов не наполнишь истеричными бреднями. Здесь нужны Бирма и Борнео с их нефтепромыслами.

– Ну почему вы не хотите видеть очевидного? – продолжал горячиться Плакс. – Они действуют как обычные бандиты! Нападают из-за угла и хапают все разом, плевать они хотели на ваши логические рассуждения!

– У нас нейтралитет. Мы не можем уподобиться им.

– Да, но вы носитесь с этим нейтралитетом, как старая девственница со своей честью! Вот увидишь, если Гитлер и Хирохито подомнут под себя Россию, то потом изнасилуют Америку, и кому тогда нужен будет ваш нейтралитет?

– Но не нам начинать войну…

– Для начала было бы неплохо просто поставить на место Номуру и Курусу. Для них это будет как холодный душ.

– Легко сказать, но есть же какая-то порядочность.

– Порядочность? – И здесь Израиль решил прибегнуть к последнему, может быть, не совсем честному средству, подсказанному Лейбой. Вот он, тот самый ключ! – Не хотел говорить, но в окружении Тодзио прямо заявляют, что с «этим больным расправятся за неделю, а в его инвалидной коляске весь остальной хлам вывезут на свалку».

– Что-о?! Ты имеешь в виду Рузвельта?! – задохнулся от возмущения Сан.

– Не я, а они.

– Мерзавцы! Негодяи! Да как они смеют?! – Сан вскочил и заметался вокруг стола.

Плакс не ожидал такой бурной реакции, но она подсказала ему, что он нажал на нужную педаль.

Вскоре после этого они с Саном разъехались по домам.

Разговор оказался трудным, и теперь оставалось только ждать.

Прошли сутки, Сан не давал о себе знать, в голову лезли разные мысли, но интуиция подсказывала: развязка не за горами.

Предчувствие войны витало в воздухе. Оно давило на Вашингтон свинцовым прессом. В Белом доме с каждым часом усиливалась тревога. Ее подогревала поступавшая по разным каналам информация о том, что в Берлине и Токио приступили к розыгрышу очередного акта военной драмы, в которой США отводилась далеко не последняя роль.

Рузвельт всего лишь оттягивал вступление в войну, чтобы как следует подготовить армию и флот. Но в Токио расценивали его позицию как проявление слабости и все больше наглели в своих притязаниях. Поэтому неожиданный отказ Хэлла принять чрезвычайного посла в США и его помощника прозвучал как гром среди ясного неба. Номура и Курусу занервничали, усиленно пытаясь через свои связи в Государственном департаменте и военном ведомстве узнать, что это могло означать. Но до них дошли лишь противоречивые слухи, в том числе и о том, что Гопкинс и Хэлл якобы готовят ноту протеста. Двадцать третьего ноября Курусу направил паническую телеграмму министру иностранных Сигенори Того. Напряжение между двумя столицами нарастало с каждым часом. В Токио лихорадочно спешили, опасаясь, что их планы будут раскрыты.

Вечером 24 ноября Плакс собирался пораньше лечь спать. Неожиданно раздался требовательный звонок в дверь. Он машинально взглянул на часы, стрелки приближались к десяти. К его удивлению, на лестничной площадке стоял Сан. Обычно спокойный, тот явно находился не в своей тарелке. Аккуратная бородка растрепалась, галстук сбился в сторону, легкий не по сезону плащ распахнут. Плакс принял у него шляпу, помог раздеться и собрался на кухню, чтобы приготовить кофе.

– В следующий раз, время не ждет! – остановил его Сан.

– Что случилось? – встревожился Плакс. – У тебя все нормально?

– У меня да! Но речь не обо мне, по пустякам я бы не стал тебя тревожить. Это произошло!

– Война?! – воскликнул разведчик.

– Пока еще нет.

– А что?

– Президент принял решение! Японии будет заявлена официальная нота. Я полностью отвечаю за свои слова. Два часа назад мне сказал об этом Гарри.

– Так чего же мы стоим, проходи! – спохватился Плакс и едва не силой повел Сана в комнату.

Тот подошел к столу, налил из графина воды и жадными глотками осушил стакан. Потом непослушными пальцами развязал галстук:

– Вот же мерзавцы!

– Ты можешь говорить яснее? – терялся в догадках Плакс.

– К сожалению, оправдались худшие твои прогнозы! Эти негодяи все время водили нас за нос. Последние данные нашей разведки подтвердили информацию твоих источников в Токио. Теперь уже нет ни малейших сомнений в том, что эскадра вице-адмирала сосредоточена у Курильских островов и готова в любую минуту двинуться на юг. У границ с Бирмой происходит концентрация пехоты, подтягивается тяжелая военная техника…

– А что по этому поводу говорят Номура и Курусу?

– Подлецы! Их заверения ничего не стоят! Вчера, когда Хэлл припер к стенке этих лжецов, они так и не смогли дать вразумительного ответа. В конце концов у Хэлла лопнуло терпение, и он прервал переговоры.

– Но это уже было не раз, – напомнил Плакс.

– Сейчас все гораздо серьезнее.

– Почему?

– В Белом доме пришли к выводу, что в такой ситуации переговоры теряют всякий смысл. Как говорят в России, кот Васька слушает да ест!

– И что намерен делать Хэлл?

– Поставить зарвавшихся японцев на место. Как я сказал, в ближайшие дни, а возможно, и часы правительству Японии будет заявлена официальная нота протеста.

– А не окажется ли она очередной пустой декларацией, от которой японцы попросту отмахнутся, как от назойливой мухи?

– Я так не думаю. Нота будет выдержана в самых резких тонах. Я хорошо знаю Хэлла, на этот раз он не будет миндальничать.

– Хотелось бы в это верить.

– Скоро сам увидишь.

– Надеюсь. А что, собственно, в ней будет? – допытывался Плакс.

– Деталей я не знаю, но в общих чертах содержание сводится к тому, что Япония должна безоговорочно остановить продвижение своих военно-морских сил на юг, прекратить военные действия в Китае и в ближайшие месяцы вывести из него не только армию, но даже силы полиции.

– Это же ультиматум!

– По сути – да.

– Но японцы его ни за что не примут, значит, тогда война?

На лицо Сана набежала тень.

– Видимо, да! Рузвельт понимает ее неизбежность, как и то, что Америка не готова к ней. Но дальше так продолжаться не может. Эта нота – последний шанс для Хирохито и Тодзио. Израиль, – голос Сана дрогнул, – войны еще можно избежать, и Гарри очень надеется на твои связи в Токио. В запасе остается всего два дня. Если твоим друзьям не удастся склонить разумных людей из окружения императора к миру, то за ошибки военных придется расплачиваться сотнями тысяч безвинных жизней.

– Не знаю, – нахмурился Плакс. – Слишком мало осталось времени, чтобы найти убедительные аргументы.

– Я все понимаю, Израиль, но это последний шанс, и его надо использовать, иначе война неизбежна. Лично я не хочу ее…

– Я попытаюсь.

– Желаю тебе удачи, а мне пора, – закончил разговор Сан.

– Может, останешься? – предпринял попытку задержать его Плакс.

– Нет-нет, только не сегодня, – помотал головой тот и, торопливо попрощавшись, покинул квартиру.

Проводив Сана, Плакс не мешкая прошел на кухню. В одном из настенных шкафов был оборудован тайник, где хранились средства тайнописи. Очистив стол от посуды, он принялся за составление срочной шифрограммы. Спустя полчаса все было готово. Плакс подержал листок над газовой горелкой, дождался, пока исчезнут следы специальных чернил, и написал сверху что-то незначительное. Конспиративная квартира, где жила молодая супружеская пара радистов, находилась в часе езды, и надо было соблюдать осторожность. Положив листок в карман рубашки, он отправился в город.

Спустя несколько часов донесение уже читал Фитин.

Пилигрим – Центру

Согласно данным Сана, в ближайшие часы правительство США собирается заявить Японии ноту ультимативного характера. Со слов Друга, Рузвельт настроен решительно и намерен потребовать от кабинета Тодзио незамедлительного прекращения военной экспансии на юге.

Предложения по урегулированию кризисной ситуации в Юго-Восточной Азии и Китае, переданные ранее, в нынешней ситуации рассматриваются как абсолютно неприемлемые. Президент намерен в категоричной форме поставить вопрос о полном выводе военных и полицейских сил Японии с оккупированных территорий Китая, и только на таких условиях он согласен возобновить прерванные мирные переговоры.

В Госдепе США надеются, что этот решительный протест и совместные дипломатические усилия с Великобританией позволят остановить агрессора и удержать его от развязывания широкомасштабной войны.