Терра. Часть 2. Война племен

Под вечер в больницу пришла Париж — последняя оставшаяся в поселке блудница. Она сказала, что тело Антонины уже вынесли за забор, а оставаться в блудном доме одной ей не хотелось. Терра приняла ее и предложила койку в обмен на помощь раненым. Париж согласилась, хотя Степан явно был против присутствия блудницы под одной с ним крышей.

Глубоко за полночь все разбрелись по этажу Радомира, чтобы немного поспать. Гелиан с подушкой и одеялом тихо вошел в комнату, где разместилась Терра. Она тут же подвинулась и похлопала ладонью по свободному месту на кровати.

— Думал, выставишь, — вздохнул Гелиан, устраиваясь рядом.

— С тобой безопаснее.

Он промолчал. Укрылся одеялом и повернулся на бок.

— Что завтра будем делать, когда они… из пустоши вернутся? — спросила Терра в тишине.

— Тоже, что и всегда.

— Ждать, пока последний из них умрет?

Гелиан обернулся:

— Есть другие предложения?

— Найти лекарство.

Он ехидно хмыкнул и Терре это не понравилось. Она уникальна. Факт ее существования в этом времени и этом социуме является следствием такого большого числа обстоятельств, такого ничтожно малого процента вероятностей, что сам по себе может считаться чудом. Она не просто рекомбинант с внедренным пакетом знаний о медицине. Она — квинтэссенция четырехсотлетнего опыта лечения болезней на этой планете и многотысячной истории развития научных исследований предыдущих поколений людей. Гелиан сам прикрывался этой идеей в прошлом, когда она задавала ему неудобные вопросы… Верил ли он в то, что говорил? Или он желал, чтобы в это верила она?

— Ты же хотел, чтобы я нашла лекарство, — произнесла Терра. — Вот она — возможность оправдать одно из твоих намерений.

— Терра… — он вздохнул, явно размышляя над ответом. — Тебе за стену хода не будет. Если возникнет необходимость, я тебя свяжу и оставлю здесь.

Терра хохотнула. О-да! Она понимала его мотив. Она собственноручно внедрила этот мотив в его голову. Программа создает иллюзию любви и привязанности. Она же защищает Терру от всего, что может представлять для нее опасность. Гелиан — ее телохранитель. И оборотень в нем приложит все силы для реализации этого протокола защиты. Но как заткнуть собственную совесть, от которой так сильно смердит человечностью? Если Терра внесла правки в программное обеспечение Гелиана, основываясь на желании обезопасить себя от оборотня, то как быть с желанием побороть противника, имя которому «диссеминированный некроз»? Протокол в оборотне не позволит ей вмешаться. А отменить протокол она не может, ибо победа над оборотнем ей не по зубам. Терра предвидела, как все будет. Зараженные люди соберутся за стеной. Ими овладеет страх. И теми, кто будет по другую сторону стены, тоже. Потом люди начнут умирать. В муках, вызывающих у окружающих не сострадание, а рвоту. Ведь зрелище, когда человек гниет заживо, омерзительно. И вместо жалости у наблюдателей появится лишь одно желание: отвернуться, чтобы не смотреть. Смертников пожалеют потом, когда тела погибших можно будет сжечь. Вот они — три стадии черного крапа. Их имена: страх, отвращение и жалость. И Терра не желает их лицезреть.

— Они ведь все умрут… — прошептала она.

— Да. А ты выживешь и подаришь шанс выжить остальным.

— Моя жизнь принадлежит мне. И только я определяю, когда рисковать этой жизнью, а когда нет.

— У тебя нет права определения таких рисков, — Гелиан взбил подушку и вновь улегся.

Терра понимала, что в каком-то смысле он прав. Но, к чему проводить терраформирование, если люди на этой планете все равно вымрут от неизлечимой болезни?

— Режь веревку, — произнесла она.

Гелиан медленно обернулся к ней. В темноте она едва различала черты его лица, слившиеся в одно серо-черное пятно над ее головой. Гнилая уловка, но должна сработать. Судя по его реакции, он и сам догадался, что это код. Но протоколы ему не известны, как и то, зачем программа создала эту кодировку.

— Многое узнала? — спросил он, наконец.

Терра напряглась. Нет, доступа к протоколам кодировок программного обеспечения у него не может быть. Это все равно, что пытаться взломать себя самого. А взломать себя самого… нет, невозможно.

— Это одно из твоих самых ярких воспоминаний, — ответила Терра. — Подозреваю, что выражение «режь веревку» стало для тебя роковым.

Она расслабилась, укрепляясь в мысли, что без труда смогла его обмануть.

— Ты повторяешь эти слова, когда тебе трудно решиться на что-нибудь? — шепотом спросила она. — Или, может, ты вспоминаешь их каждый раз, когда приходится подвергать опасности себя и других?

— Тебя это забавляет? — так же тихо прошептал он.

— Что именно, Гелиан?

— Все это… Возможность уколоть меня побольнее, чтобы отомстить за обиды, которые я тебе нанес.

Она на верном пути. Брешь в защите мотивов поведения сработала, и теперь он, конечно же, начнет инстинктивно защищаться от угрозы.

— Скажи, у меня получается? — она широко улыбнулась, зная, что он вполне ясно видит ее в темноте.

Он наклонился ниже, так низко, чтобы задевать губами ее губы. Терру парализовало. Она застыла с улыбкой на лице, теперь напоминающей вымученную гримасу той жестокости, которую только что обнажила.

— Знаешь, Терра… Я ведь могу уколоть тебя гораздо больней…

— Неужели… — выдавила она из себя.

— Маленькая грудь, — прошептал он ей в губы. — Худоба, которую ты стыдишься. Маленький зад, который ты не желаешь выставлять напоказ в узких штанах. Один сплошной комплекс неполноценности, сформированный в юном возрасте не без помощи твоих сестер и отца. Никто и никогда не обращал на тебя внимание как на женщину. Слишком умной ты для них была. А больше похвастать нечем. Отец твой по бабам ходок был, а мать все терпела да помалкивала. Потому что деваться ей некуда было, потому что бесправной она была. Ты и сестры твои должны были тем же путем пойти. Замуж выйти да помалкивать. Отец тебя по заду перед людом шлепал, а ты вид делала, что все равно тебе. Потому что бесправная, как мать. Раз бесправная, значит, никто по-настоящему ценить не может. Раз отец шлялся, значит мать не любил, значит и тебя никогда не полюбят. Ты же к мужикам в поселке всегда как ко второму сорту относилась. Если бы кто из них и начал проявлять к тебе знаки внимания, ты бы его так отбрила, чтобы больше не совался. И вот он — я. Из другого племени, из теста другого. Вот она — мать моя, которую все мы чуть ли не на руках носим. Женщина, у которой вроде как права есть. Пыль в глаза, Терра, но ты клюнула. Оставалось лишь противопоставить меня и других мужчин, окружавших тебя. Я — не такой как они. Я — другой. Восхищение твоим умом, твоими знаниями, твоей пытливости — и ты поняла, что готова отправиться за мной хоть на край света. Ты хотела познать этот мир, и я дарил тебе надежду, что рядом со мной ты сможешь это сделать. В один прекрасный момент другие мужчины вокруг вообще перестали существовать, не так ли, Терра? Я затмил их всех. Ну как? Я достаточно больно уколол тебя?

— Уколол, но не проткнул, — прошептала она.

— Тебе всегда будет чего-то не хватать, — ответил он, забираясь рукой под ее одеяло и прикасаясь горячей ладонью к обнаженному бедру.

Терра не двигалась. Улыбка сползла с лица, растворившись в душевной боли, которую он заставил ее испытать.

— Даже получив меня, — рука поползла выше, под подол рубахи, в которой она спала. — Даже разобравшись с той ложью, что наплел мне твой отец, — он переместил ладонь на ее тощий зад и сжал пальцы, — даже осознав, что судьба твоя мне далеко не безразлична, — рука скользнула к лобку, — ты продолжила капаться в себе и искать причины моего поведения.

Терра закрыла глаза и перестала дышать. Его пальцы спустились вниз и стали поглаживать между ног.

— Однажды, ты спросила, люблю ли я тебя, — прошептал он, задевая ее губы своими. — Помнишь, Терра, как ты спросила меня об этом?

Ей бы сомкнуть колени и послать его на хрен, но не может, не желает останавливать. Она ведь легла в рубашке… Могла надеть штаны и майку, но предпочла рубашку, потому что привыкла в ней спать… Или, она ждала, что он придет… Что захочет ее и трахнет так, как если бы по-настоящему любил…

— Знаешь, почему я тогда не ответил? — спросил он и палец скользнул внутрь.

Терра напряглась и шире распахнула губы, чтобы вдохнуть.

— Черта с два я бы ответил тебе, — два пальца в ней, третий — на клиторе. — Ведь моих слов для тебя всегда будет недостаточно.

Она начала ерзать под ним, сминая одеяло в руках.

— Ты всегда оставишь место для «но» после фразы «я люблю тебя». Ты вспомнишь о своих комплексах, об отце и закончишь этим проклятым «но» после оргазма.

Он отнял руку от ее тела, и Терра стиснула зубы, сводя колени.

— Достаточно больно… милая… — все так же нависая над ней, прошептал он, — я тебя проткнул?

— Ты действительно чувствуешь или то был голос твоих имплантов? — произнесла она и открыла глаза.

— Не знал, что ты сука, — ответил он и отвернулся, поудобней устраиваясь на подушке.

Сработал ли код? Он вывернул ее наизнанку, потому что система приказала обороняться или потому, что Гелиан осознал, в каких недрах его искусственных мозгов она побывала? Здесь не может быть простого объяснения. А значит, оба ответа верны.

Терра натянула одеяло на плечи и расслабилась. С одной проблемой она разобралась: он выпустит ее к заболевшим, если она решит сыграть в эту игру.

— Я не сука, — в повисшей тишине произнесла она. — Я — рекомбинант.