Терра. Часть 2. Война племен

Гелиан подходил к лежащим на земле людям по очереди. Взгляды этих людей были прикованы к небу. Сухие мутные глаза с расширенными зрачками запали в бледные лица, покрытые черными пятнами. Эти люди стали похожи на кровных братьев и сестер, закончивших свой путь в разные периоды жизни. Кто-то из них успел хлебнуть той самой жизни, кто-то едва научился ходить. Матери с младенцами, отцы с дедами… Болезнь не щадила никого, пожирая несчастных жертв заживо и стелясь вокруг, словно туман по низине перед рассветом.

Гелиан присел возле тела ребенка и закрыл ему глаза. На руке — желтая лента. В этом месте эпидемия установила свои законы и очертила границы. Те, кто еще не заболели, держались поодаль от тех, кто стал покрываться черными пятнами. Те, кто были покрыты пятнами держались в стороне от тех, кто уже терял части человеческой плоти и погибал от интоксикации. Умерших больше никто не оттаскивал от стены и не сжигал. Они гнили здесь под осенним солнцем их нового пристанища.

Гелиан разогнулся и во все горло прокричал:

— Кому-то из вас придется жечь трупы! Если вы не сделаете этого сейчас, ваши жены и дети погибнут до того момента, как мы найдем лекарство!

— А где гарантии, что вы вообще его найдете? — отозвался кто-то вдалеке.

— Гарантии в лавке торгашей ищите! Здесь никаких гарантий нет!

Гелиан направился к следующему телу. Женщина. Живая. На сгнившей руке — красная ленточка. Он достал из-за пояса нож и поднес к груди несчастной, точнее, к той части ее тела, от которой еще хоть что-то осталось.

— Я быстро, — пообещал Гелиан.

Женщина закрыла глаза. Острие коснулось лохмотьев кожи над сгнившими ребрами, ладонь ударила по рукояти. Глаза женщины распахнулись, из горла вырвался последний выдох.

— Прости, — прошептал Гелиан. — Морфий только для детей.

Постепенно вокруг него поднялся гул. Нашлись добровольцы, оттаскивающие тела и поджигавшие их. Нашлись и те, кто принес умирающим воду. Это шевеление привнесло в окружающее безмолвие какой-то шум, а вместе с шумом и признаки жизни. Тишина среди сотен людей вселяет страх, она губит надежду, без которой им все равно не выжить. Поэтому, когда вокруг повисла тишина, Гелиан обернулся.

Со стены вниз спускали какие-то сумки. Много сумок. Народ бросился к ним со всех ног. О новых лекарствах людям рассказывал Август. Два вида баночек. Фиолетовые и белые ленты. Значит, с его возвращением Терра не оставила надежды найти лекарство и продолжала трудиться. Гелиан невольно улыбнулся, размышляя об этом. А потом он увидел ее. Она подошла к перилам и встала рядом с Августом. Она смотрела на Гелиана.

«Система L–XY — 5326 запрашивает разрешение на подключение».

«Отклонить».

— Я люблю тебя, — произнес он одними губами.

Терра отвернулась и скрылась из виду. Пытки продолжались. Интересно, когда она остынет и начнет с ним разговаривать?

Гелиан отвернулся и продолжил обход.

***

— Долго еще? — пробурчала Терра, ступая след в след за старым Майклом, которого нашел Юзеф вчера вечером.

Мрачный и щуплый с виду старик согласился провести Терру и Юзефа по болотным топям к месту, где видел странный сияющий в темноте мох.

— Не нравится мне все это, госпожа, — жаловался Юзеф. — Мы уже три часа кряду тягаемся по этим топям. Стены давно не видать. Мох до сих пор не нашли. Может, хватит на том? Может, повернем назад?

— Нет, — отрезала Терра. — Майкл, вы на самом деле видели этот мох где-то здесь? — спросила она, погружая палку в мягкую землю.

— Да, госпожа. Этот мох стелется сплошным ковром и с наступлением ночи светится голубым, будто водная гладь на море Тишины.

Юзеф остановился позади Терры.

— Старик, ты видел море Тишины своими глазами?

Майкл не обернулся, продолжая свой путь.

— Видел, Юзеф. Давно это было.

— Я не знал, что ты добровольцем ходил, — насторожился Юзеф.

Майкл остановился и обернулся к Терре. На старом морщинистом лице играла злобная ухмылка.

— Майкл умер три дня назад, — ответил он. — А меня Хроном кличут.

Терра и Юзеф синхронно выхватили плазмары и нацелились в голову Хрона. Старик засмеялся.

— Кто такой и зачем привел нас сюда? — спросила Терра.

— Думаешь, не помню я, как жена и дочери на глазах моих сгинули? Двадцать лет минуло с тех пор, а я по сей день вижу их лица… Мы всего-то хотели уйти добровольно. Но Стелларам было на то наплевать. Мы голодали, а они выводили тебя и сестру твою в платьях новых с яблоками в руках раз в неделю. В дом Божий вы шли тем днем. Тебе не понравилось что-то, и ты истерику закатила, огрызок недоеденный бросив. Моя дочка поднять его с земли хотела, чтобы догрызть, но воины отшвырнули ее. Твой отец объедки ногой раздавил и тебе по заднице врезал. Ты замолчала резко и к мамке на руки бросилась. «Что едят Стеллары — больше никто не ест», — ответил он, глядя на меня. Я запомнил это, госпожа Терра, — старик посмотрел куда-то в сторону. — Я даже не знал, вынесли их тела за стену или нет… Двадцать лет минуло. Отца твоего уже нет, но ты живешь. В платье красивом на свадьбе гуляешь и улыбаешься. И кланяются тебе все, как будто позабыли, чья ты дочь… Господина Гелиана все уважали. А он на тебе женился. Может, это потому что ты ведьма и сделала из него раба своего? Никто из смертных по стенам ходить не умеет. Дьявола ты из него сотворила! А теперь он из долины Смерти вернулся, живой и невредимый… Думаешь, хозяйкой всех земель Птаховых станешь? — старик засмеялся, — как бы не так! Сгинешь в болоте вместе со мной и тела твоего никогда не сыщут!

Старик бросился в сторону и упал в воду. Терра спрятала оружие и хотела ступить вперед, но Юзеф запретил:

— Госпожа, он утянет вас за собой.

Терра смотрела, как трясина поедает смеющегося старика. Его смех быстро стих, сменившись бульканьем.

— Простите, госпожа, — произнес Юзеф. — Это я виноват.

Терра обернулась к нему:

— Он обманул нас обоих. До вечера за нами никого не оправят. А ночью в этих топях мы точно сгинем. Так что, давай поворачивать и назад идти. Я первая, а ты за мной. Если увязну — вытащишь.

«Система L–XY — 5326 запрашивает разрешение на подключение».

— Отклонить, — пробормотала Терра и осторожно направилась назад.

***

Она заползла на островок, поросший кустарником, и рухнула вниз лицом. Сил не осталось. Солнце давно клонилось к закату, а они до сих пор не вышли из этой топи.

— Госпожа… — позвал Юзеф.

Плеск воды и Терра спохватилась. Юзеф стоял метрах в трех от островка по пояс в воде. Его засасывало на глубину.

— Не шевелись! — крикнула Терра, беря в руки палку. — Хватайся!

Юзеф протянул руки, но до палки достать не смог. Вода уже достигала плеч. Терра спустилась с островка, чтобы подойти ближе.

— Стойте, госпожа! Оставайтесь там! Заночуете здесь, а поутру, глядишь, и найдет вас кто-нибудь…

— Не говори ерунды, — она прикрикнула и вновь протянула ему палку. — Хватайся!

— Вам не вытянуть меня… — произнес он, опуская руки. — Сил не хватит.

— Хватай палку, Юзеф!!! Я приказываю!!!

Он только рассмеялся в ответ.

— Люди примут вас, госпожа. Дайте им время. Всего-то, немного времени.

— Юзеф!!!

Из воды торчала одна голова. Он улыбался, глядя на нее.

— Почему думаешь, что твоя жизнь ничего не стоит? — закричала Терра, вновь бросая ему палку. — Почему думаешь, что моя жизнь ценнее твоей?

— Потому что так оно и есть, — он закрыл глаза.

— Тогда, сгинем оба!!!

Терра бросилась вперед.

— Госпожа! Нет!!!

— Дотянись до палки, Юзеф! Дотянись до нее.

«Система L–XY — 5326 запрашивает разрешение на подключение».

— Отклонить!!! — прокричала Терра и поплыла к Юзефу.

Она схватила его за руку и потянула на себя. Ноги увязли. Стало трудно дышать.

— Давай!!! — закричала она что было силы и рванула его руку на себя.

Упираясь палкой во что-то, она продолжала его тянуть одной рукой. Юзеф захлебывался.

— Давай!!!

«Система L–XY — 5326 запрашивает разрешение на подключение».

— Давай, черт бы тебя побрал!!! — еще один рывок, из последних сил, из сил, которых у нее не было, и Юзеф сдвинулся с места.

Он вынырнул, хватая воздух ртом и кашляя.

— Вот так… Давай… Давай… Еще немного… — она вытягивала его из трясины за руку.

Первой она бросила палку, потом заползла на островок сама и вдохнула запах земли полной грудью. Юзеф рухнул рядом. Он пытался отдышаться.

— Спасибо, госпожа… Спасибо…

— А ты тяжелый, — она начала посмеиваться. — Думала, не вытяну.

— А вы сильнее, чем кажетесь, госпожа, — ответил Юзеф.

Терра перевернулась на спину и закрыла глаза. Только сейчас она ощутила, насколько замерзла. Одежда вся промокла, один ботинок она, кажется, потеряла. Терра открыла глаза и уставилась в темнеющее небо.

— Солнце село, — произнесла она.

— Да, госпожа, — вздохнул Юзеф.

— Почему ты заботишься обо мне? — спросила она.

— Я верен вашему мужу, госпожа.

— Потому что верен Августу Реброву… — она повернулась и взглянула на Юзефа, — я права?

Он улыбнулся.

— Да, госпожа.

— Что такого сделал Август Ребров, чтобы заслужить такую преданность?

Юзеф посмотрел на Терру:

— Спас мою жизнь, конечно же.

— Но мне ведь ты ничего не должен… Мог бы бросить здесь вместе с этим стариком… Или счетов со Стелларами у тебя нет?

— У каждого в этом поселении есть счеты со Стелларами, госпожа. Но вы — ученица Прокофьи. Господин Август доверил мне вашу безопасность, ибо знал, что я вас никогда не предам.

— Ты знал Прокофью? — еле слышно прошептала Терра.

— Прокофья — моя мать, госпожа.

Терра отвела взгляд и посмотрела в темное небо.

— Твоя мать… Матушка никогда не рассказывала мне о том, что у нее был ребенок.

— Рожденный вне брака ребенок… О таком не принято говорить.

— А отец твой? Что с ним сталось?

— Мой отец был женат на сестре Прокофьи.

Терра прижала ладонь к груди.

— Когда мать забеременела, ей уже сорок было. И несмотря на то, что жизнь свою она посвятила лечению людей, люди в поселении все равно от нее отвернулись. Они перестали приходить к ней за помощью, начали сторониться на улицах. Знахарку кормит ее ремесло, но злой молве на это наплевать. Мать осталась без работы. Одна. Никому не нужна и моему папане в том числе. Беременной она пришла к своей наставнице. И та ее приняла.

— Мира, — прошептала Терра, — Мира обучала ее ремеслу с малых лет.

— Да. Только Мира ее приняла. Можно бесконечно долго держаться за кровные узы и рассчитывать, что они спасут тебя, если беда постучится в дверь. Но на самом деле люди устроены иначе. Мы те, кто мы есть. Каждый несет ответственность за свои поступки и делает выбор, невзирая на кровное родство. Мама предала сестру, загуляв с ее мужем. И хотя в моем появлении на свет были виноваты двое, именно мама поплатилась всем, в то время как отца милостиво назвали «жертвой» коварных планов гулящей знахарки. И руку в беде протянула Мира. Не мамина сестра. Не мои бабушка с дедушкой, которые в ту пору были еще живы. А Мира — наставница, которой тоже было что терять. И снова молва. И снова беда. Лечиться к Мире остались ходить единицы. Они с матерью начали пухнуть от голода, как, собственно, и я. Когда мне было три, к Мире за лекарством для матери пришел Август. Увидел Прокофью и меня — ребенка в обносках с торчащими ребрами. Август понял, кто я такой и откуда взялся, — Юзеф улыбнулся. — В общем, Прокофья сказала, что посмотрел он на нас и ушел. А через два дня на порог явился мой отец и сказал, что забирает меня в свой дом. Сказал, что фамилию мне свою даст и вырастит как сына. Только матерью своей я буду сестру Прокофьи называть. Отдать меня — лучшее, что она могла сделать. Не скажу, что жилось мне легко. Не легко… Но я школу смог закончить и на работу в шахты меня приняли. С Прокофьей я виделся редко. Папаша и тетка не дозволяли, хотя, правду о том, кто я и откуда взялся, знали все. Перед исходом я пришел к Прокофье. Звал ее уйти со мной. Но она отказалась. И слово взяла с меня, что никогда в жизни своей я Августа Реброва не предам. За то, чтобы меня отец в семью свою забрал, Август ему заплатил. Много заплатил. Столько, что семья моя кормилась даже в голодные годы. Прокофья сказала, что долг свой Августу отдала. Но мой долг — он на совести лежит. Когда мы пришли на северные земли, Август взял меня в ученики. Обучал военному мастерству. Потом устроил на работу в Главный дом. О том, что есть у нас с ним общие секреты, мы помалкивали. А потом и вы появились, госпожа. Прокофья бы никогда знание недостойному ученику не передала. А вас вот обучила, — Юзеф снова улыбнулся. — Разве могу я ученице матери своей зла желать?