Терра. Часть 2. Война племен

Гелиан нахмурился. Странно, он никогда не считал, что брат по любви женился. Настя из знатной семьи. Родители ее верными товарищами Птаховых были.

Василий, заметив его смятение, расхохотался.

— Я ее два года окучивал, пока на сеновал не затянул! Потом пришел к папане нашему и выдал, что девку опозорил и она понесла. И что слухи по поселку уже поползли. Свадебку сыграли через три недели. А Настюша моя понесла только через год. Папаня мне этого так и не простил. Да, плевать. А про Петра рассказать? Он же Польку свою в первый раз на ярмарке повстречал. Как увидел ее, так и прилип. У нее ухажер был. Месяца три порог ее обивал, пока с ухажером этим не подрался. А Поля вместо того, чтобы за женишком бежать, за Петром вдогонку понеслась. Потом только призналась, что папаня наш к ним в дом визит заблаговременно нанес и пригрозил ей и родителям ее, чтобы на Петра глаза не косили. Если спутается Полина с Петром, Савелий родителей ее разорит, а Полинку в Блудный дом сдаст. Дошло до Петра, что так просто на девчонке ему не жениться. Пришел за помощью к матушке нашей. А мать возьми да присоветуй: ляжь с девкой, пусть понесет. Как понесет — по поселку слухи разнеси. В общем, мой сценарий, — Василий усмехнулся. — Так и женился Петр на Польке своей. Правда, на сносях она была, когда свадебку играли, но кому какое дело, когда кольца на пальцы уже надеты? — Василий повернулся к Гелиану. — Странный ты человек. Все думал, что мы с Петром по бабам шатаемся. А подумать о том, что с женами своими вечера коротаем, пока матушка наша детей смотрит, ума не хватило. Мамане спасибо. Она у нас вообще святая. О том, что шашни у мамки нашей с Августом были, кажись, все поселение знало. И откуда ты такой красивый взялся, тоже знали. Но, когда родной отец розгами по спине стегает… когда мать голос рвет от крика, а тебе в родительскую спальню, чтобы ее защитить, хода нет… когда с годами начинаешь все больше и больше понимать… рождается ненависть. Папашка забыл об этом. О главном он забыл: мы все — ее дети. И никто из нас ее не предаст.

Василий встал с кресла и напротив Гелиана замер.

— В общем так. Я как раз отвез Настену с детьми погостить к Антону. Знаешь, дети так просились к дядьке на Запад, что я не смог отказать. Сказал своей, собирай вещи и отправляйся. Да и Петр со своими там уже три дня кряду. Бабы языками как зацепятся, не оторвать. Да и детям веселее.

Гелиан потер взмокший лоб.

— Значит, вы все поняли еще неделю назад?

— Что отец сотрет тебя с лица земли, а прости, с лица Теновы? Это было понятно лет эдак пять-семь назад. Через пару часов все сюда прилетят. В запасе всего несколько дней, пока отец не поймет, что мы его предали. Наше дело первыми удар нанести. У меня давно поставлены свои люди в Главном доме на Севере. Они помогут, но всю грязную работу придется сделать нам самим.

— И сколько лет вы с Петром готовились к такому сценарию? — Гелиан искоса взглянул на Василия.

— Не понимаю, о чем ты, — пожал плечами тот.

— О том, что Август жив, давно знаете? — Гелиан прищурился, внимательно изучая реакцию зрачков брата на этот вопрос.

— Мы не знали, что Август жив!

— Врешь! — гаркнул Гелиан.

Василий отвернулся.

— Когда узнали, что Август жив?! — повторил вопрос Гелиан.

— Год назад он связался с нами.

— Вот же сволочь!!! — гаркнул Гелиан и стукнул кулаком по подлокотнику. Подлокотник отвалился.

***

Катарина прилегла на кровать и накрылась одеялом с головой. Раньше она много болтала. Особенно, когда нервничала. Теперь из нее будто бы вытянули весь воздух и говорить она больше была не в состоянии. Хоть бы продолжать дышать, хотя, и этого уже не хочется. Лавджой говорит о мести. Аврора и Радомир говорят о мести. Птаховы, Ребровы, Стеллары… Все собираются кому-нибудь за что-нибудь мстить. Одна Катарина осталась не удел. Ей бы не просыпаться никогда, но разбудили и вот она — жизнь в новом будущем. Ее ребенка больше нет. Его отобрали и не вернули. А Авроре мать уже не нужна, тем более, что вряд ли сейчас у Катарины повернулся бы язык назвать себя матерью взрослой женщины, которая уже и беременна к тому же…

Она свернулась калачиком под одеялом и закрыла глаза. Лавджой опять здесь. Стоит рядом и смотрит, потому что бессилен что-либо изменить. Раньше было по-другому. Он уходил на задание и мог пропасть на три-четыре недели. И каждый раз она прощалась с ним навсегда, а когда он возвращался, радовалась недолго, ведь спустя неделю, а иногда и всего несколько дней, он снова уходил. Она никогда не спрашивала его, где он был и чем занимался. Она знала, что он убивал, так же, как убивали и все остальные. На войне не бывает хороших и плохих, есть только свои и чужие. Сопротивлению был нужен оборотень, а оборотню была нужна Катарина Илес. Оказалось, что можно привыкнуть жить в страхе потери. И осознавать это было ужасно, ведь раньше, когда она ложилась в постель одна, ей даже в голову не приходило спросить себя: а что будет, если они переживут эту войну? И вот оно «дальше». И снова нужно бороться, выживать, с кем-то квитаться и кому-то мстить. Но сил на все это уже не осталось… И где взять эти силы непонятно.

— Уйди, — прошептала Катарина.

— Мне не нравится твое состояние, — Лавджой присел на кровать и погладил ее по спине. — Давай поговорим. Не хочешь говорить, просто выйдем из этого дома и погуляем. Посмотрим на людей, сходим к стене. Нужно что-то делать, Катарина, куда-то двигаться. Всем тяжело. Я понимаю, что тебе особенно трудно, но я рядом и мы пройдем через это вместе.

— Я хочу спать. Оставь меня одну, пожалуйста.

— Катарина…

— Я хочу побыть одна… Пожалуйста, уйди…

Он тихо встал и бесшумно покинул комнату. Катарина даже не шелохнулась. Только облегчение почувствовала от того, что его рядом нет. Впервые за время их знакомства она почувствовала себя легче от того, что Лавджоя нет рядом.

***

Аврора вышла из дома матери и взглянула на Радомира, переминающегося с ноги на ногу на другой стороне улицы. Она подошла к нему и остановилась. Говорить не хотелось. Возвращаться в больницу тоже. Разговор с матерью получился скомканным. Прав был Радомир: не стоило ей идти сегодня. И это хорошо, что Кирилла не было. Разговор с Кириллом по душам она вряд ли бы сегодня выдержала.

Радомир взял ее за руки и погладил пальцами ладони.

— Давай прогуляемся. Хочешь, в рощу сходим или к речке?

— Я хочу вернуться в свою комнату… в Блудном доме…

Радомир глубоко вздохнул и утвердительно кивнул.

— Там никого нет. Все ушли, даже Париж не осталась. Уверена, что хочешь туда вернуться?

— Да, — кивнула Аврора.

— Ну, тогда пойдем, — он взял ее за руку и повел вниз по улице.

Всю дорогу оба молчали. Она не злилась на него за то, что пошел за ней. Наоборот, почувствовала, что ей приятна эта забота. Словно единственный по-настоящему близкий ей человек… Матери всего не скажешь. У нее своя жизнь и Авроре места в ней, по правде говоря, никогда не было. Антонины больше нет. Некому пожурить ее и наставить на путь истинный. Она еще не думала о том, насколько сильно виновата перед ней. От этих мыслей хотелось рыдать и, вспоминая лицо Тони перед смертью, взор Авроры застилали слезы. Как вести себя с Катариной и Лавджоем Аврора не знала. Чужие люди из прошлого, которые подарили ей жизнь ценой собсвенных разрушенных жизней. Что она могла им сказать? Спасибо, что родили? Извините, что вас не было рядом, пока я росла? Простите, что язык не поворачивается назвать вас родителями? Слишком сложно все это. С Августом Аврора говорить больше не хотела. Дядя как будто и в самом деле умер в пустоши, а вместо него вернулся совершенно другой человек, которого она никогда не знала. Он использовал ее. Да, и спас, конечно, но только для того, чтобы использовать. Как и Гелиан, который присматривал за ней тоже не из благородных мотивов. По сути, она уже исполнила свое предназначение и потерпела грандиозный провал. Что дальше? Остался один Радомир. Он беспокоится, потому что на самом деле любит, или он переживает за своего ребенка? Что будет, если она потеряет дитя? Если дитя больным родится, что тогда будет? Она себе этого не простит. А он останется рядом, потому что его удержит любовь? Или это будет долг, который он взвалил на свои плечи, женившись на ней?

Они остановились у черного входа в Блудный дом. Дверь нараспашку. Радомир оставил Аврору на улице и зашел внутрь. Его не было несколько минут. А она все ждала, перебирая в уме невеселые варианты развития событий. Он выглянул на улицу.

— Там никого нет. И все убрано.

— Хорошо, — она выдохнула и направилась внутрь.

Аврора остановилась у лестницы как раз на том месте, где не стало Антонины. Слезы покатились из глаз. Радомир обнял ее за плечи и повел дальше, в подвал.

— Куда идти? — спросил он.

— Сюда, — она свернула налево, минула несколько комнат и остановилась у толстой железной двери.

Аврора отошла к противоположной стене, отодвинула решетку вентиляции и достала из тайника ключ.

— Открывай, — она протянула ключ Радомиру.

Многое осталось на своих местах, многое Аврора уничтожила собственными руками. Разбитые голографические проекторы валялись на полу, простреленный из плазмара системный блок по-прежнему висел на стене. Джослин больше не поговорит с ней, музыка их динамиков не зазвучит… Карты звездного неба, которые висели на стенах, она разорвала в клочья. Эти клочья устилали пол в комнате. Столько труда было вложено в них… Радомир, словно почувствовав, что топчет нечто значимое для нее, наклонился и поднял с пола обрывок…

— Это карты? — спросил он.

— Да.

— Ты сама их рисовала?

— Да.

— Давай, ты присядешь на этот удобный диван, а я немного приберу.

— Да…

Эта комната и была настоящим домом. Здесь она чувствовала себя в безопасности. Не нужно было притворяться, думать о том, что соседи подглядят или подслушают, что кто-то придет, разобьет здесь все и помочится на ее вещи и диван…

— Я была влюблена в тебя с самого детства, — произнесла Аврора и Радомир замер в полусогнутом положении. — Ты был старше и казался мне таким недосягаемым. Тобой интересовались девочки в школе. Они часто шушукались о тебе и Гелиане, но вы, как дети Главного дома, не ходили в школу вместе с остальными. А девчонки из кожи вон лезли, чтобы попасть в Главный дом и посмотреть на хозяйских детей. Просились даром помогать, лишь бы только повстречать вас. Надеялись, что вы обратите внимание на них. Их брали на какую-нибудь работу, но все без толку. Вы оба были слишком недосягаемы для них. А все, что недосягаемо, всегда манит. Это чувство… Прошли годы, когда я поняла, что это чувство внутри что-то значит. Ты никогда не обращал на меня внимания. Так, поздороваешься со мной, да и то, не всегда. Ты даже случайно меня в подвале запер, потому что не заметил, что я сижу в дальнем углу и рисую. Так, вошел с книгой в руках, плюхнулся на пол, почитал немного, затем встал, затушил лампу на стене и вышел, заперев за собой дверь на ключ. Аврора-дура стала еще и невидимой… И знаешь, я ведь тогда по-настоящему испугалась. А когда дядя меня нашел и всыпал тебе по первое число, мне было тебя жаль. Ты не сделал ничего для того, чтобы во мне поселилось это чувство. Не приложил ни единого усилия. Я сама это чувство создала. Соткала из мыслей о том, что я — особенная, что рано или поздно ты обратишь на меня внимание. Что первым заговоришь со мной, а потом влюбишься и женишься на мне. Назло всем. Всем тем девочкам в школе, которые меня дурой называли. Всем тем девчонкам, которые очередь занимали, чтобы в Главный дом на работу попасть.