"Вы просто не знаете, куда смотреть". Часть вторая: "Ведите себя правильно"

— Ты неплохо заработала за август, могла бы купить новое.

— Я не для того мою сортиры, чтобы тратиться на тряпки для школы. На мне что угодно смотрится как на пугале. Почему в школу нельзя ходить в джинсах и рубашке, как везде?

— Почему?

— Не знаю. Дурь какая-то. О, ну, начинается…

— Что?

— Чёртова речь чёртова директора чёртова Завода. Мне кажется, его специально выпускают в первый день учебного года, чтобы мы сразу прочувствовали, каким говённым он будет.

— А у вас большой класс, — сказал я, оглядывая собравшихся.

Такое ощущение, что тут весь город.

— Угу, аж две смены. И обе такие, что с задней парты на доску надо было бы смотреть в бинокль, если бы там было что-то интересное.

— Надо полагать, ты на задней?

— Чёрта с два. Я на первой.

— Так любишь учиться?

— Ненавижу. Но на первой реже харкают в тетрадь и кидают жвачку в волосы, учительница же рядом.

— Я думал, такие методы ухаживания заканчиваются классу к третьему.

— Не у нас, босс. Большинство моих одноклассничков слишком тупые, чтобы взрослеть.

— Я смотрю, в каждой семье несколько детей? И все одного возраста?

— Да, я одна как дура с тупорылым братом двадцати трёх лет.

— А он где учился?

— А с чего ты взял, что он вообще учился? Не уверена, что он даже читать умеет.

На трибуну меж тем поднялся директор. В костюме и шляпе, даже с галстуком. Шляпы тут носят многие, но галстук, кажется, один на всю площадь.

— Кхм-кхм, — прокашлялся в микрофон он.

Люди разом замолкли. Воцарилась звенящая тишина.

— Мы собрались здесь, чтобы отметить важную дату. Начавшийся сегодня учебный год последний в жизни ваших — наших — детей.

Как по мне, прозвучало несколько двусмысленно, но публика внимает молча.

— Вскоре, я надеюсь, даже очень скоро, это здание опустеет, — он показал на школу за своей спиной, — зато наполнятся звуками молодых голосов цеха нашего Завода. Это очень своевременно, нам не хватает ваших ловких рук, ваших умных голов, вашего трудового энтузиазма.

— Хреназма, — буркнула тихо Швабра.

— Все мы одна семья! На Заводе работают ваши родители, работали ваши деды и прадеды. Завод — это мы, Завод — это наш город, традиции которого мы высоко чтим и постоянно поддерживаем. Новый, масштабный проект, который на нём реализуется сейчас, новые заказчики, новая продукция — это не пустые слова, а доказательство того, что мы по-прежнему востребованы и актуальны, что наши перспективы прекрасны, а прибыльность вне сомнений. Уже этой осенью зарплаты всем работникам будут подняты на четыре целых и три десятых процента! А минимальная стартовая зарплата, с которой начнёте трудовую карьеру все вы, будет скорректирована в сторону повышения на пять целых и две десятых процента!

Собравшиеся одобрительно зашумели.

— Начиная с завтрашнего дня, мы начнём организовывать для вас экскурсии на Завод, чтобы вы могли познакомиться со своим будущим местом работы, освоиться в цехах, проникнуться корпоративной культурой. Мы проведём для вас семинары и лекции, устроим небольшую, но познавательную трудовую практику, что даст вам возможность определиться с приоритетами и подать предварительные заявки по вакансиям, предоставленным кадровой службой. Все участники экскурсий получат бесплатное угощение в заводской столовой. Более того! — он повысил голос. — Хотя вы пока не являетесь работниками завода и на вас не распространяется рабочая страховка, все вы сможете пройти полный бесплатный медосмотр в заводской клинике! Ведь профилактика — лучшее лечение! Мы следим за здоровьем наших кадровых резервов! Расписание экскурсий и других мероприятий подготовит и согласует администрация школы, очень надеюсь на её полное сотрудничество. Более того, поскольку ваша школа — кузница наших кадров, Завод счёл возможным премировать педсостав в размере полугодового оклада за его тяжёлый труд в части вашего образования.

Площадь разразилась аплодисментами.

— Экскурсии, производственная практика и медосмотр являются обязательными мероприятиями, — добавил Директор и спустился с трибуны.

— Быстро он на этот раз, — прокомментировала Швабра. — Обычно дольше нудит.

— Слушай, — спросил я, оглядевшись, — а где твоя подружка? Белобрысая? Что-то я её тут не вижу.

— А хрена ей тут делать?

— Она что, не учится в вашей школе?

— Не в этой жизни, — резко оборвала меня девушка. — Ладно, мне пора. Вытирать плевки со спины и выслушивать, какая я дура, уродина, ссаная тряпка и тупая шлюха.

— А шлюха-то почему?

— Потому что не мог же ты мне дать работу просто так? Теперь, когда ты пришёл на открытие, эта тема будет в тренде, я предупреждала.

— Это твой выбор, — напомнил я.

— Мой, ага, — сказала она. — Я пошла. После уроков сразу в бар.

— Отличная программа, — кивнул я, — мечта школьника.

— Иди к чёрту, босс. И спасибо.

***

— Решили посетить общественное мероприятие? — поймал меня за рукав Заебисьман.

— В рамках моральной поддержки наёмного персонала, — пояснил я туманно.

— А, ну заебись тогда. Я, некоторым образом, тоже, — кивнул он в сторону раскланивающегося с родителями директора.

— Впечатляющая речь.

— Да бросьте, обычная чушь. Ну, кроме экскурсий. Это правда. Очень настойчиво вас приглашаю посетить завод с одной из них. Можно как раз с вашим персоналом, в рамках той же моральной поддержки, — он кивнул в спину Швабры, идущей гордым шагом приговорённого к расстрелу революционера.

— Зачем?

— Это познавательно. Разве вы не хотите заглянуть в логово конкурентов?

— Бар не конкурирует с заводом. Это непересекающиеся сферы деятельности.

— Ой, я вас умоляю, Роберт, Вы знаете, что мы знаем, что вы знаете и так далее… К чёрту рекурсии, просто приходите. Я, в отличие от местных, не сторонник средневековых предрассудков и считаю, что мы вполне можем сотрудничать. Противоречия в концепциях всего лишь условность.

— То есть вы не местный?

— Очевидно же! Мне не исполнится в сентябре тридцать шесть, или пятьдесят четыре, или семьдесят два и даже, к сожалению, восемнадцать не отпраздную. Мне скучные сорок три и день рождения у меня в мае. А значит, я ну никак не могу быть местным. Вы же обратили внимание на эту милую особенность локального «generation gap»?

— Похоже, они неплохо экономят на праздновании дней рождения.

— Да, с этим тут заебись, весь город отмечает разом. Увидите через пару недель, будет презабавно. А ещё все они — Девы! Разве это не символично? В общем, жду вас на экскурсии.

— Ничего не обещаю.

— И не надо. Я уверен, всё у нас с вами будет заебись! — Заебисьман раскланялся и бодро потопал туда, где распинался окружённый родителями Директор.

Интересно, за кого он меня принимает?

***

Клушатник сегодня собрался позже обычного — видимо, тоже посещали торжественное мероприятие. Кофе и чизкейки помогают им справиться с переполняющими эмоциями — идёт активное обсуждение: кто, с кем и в чём пришёл, где, как и с кем стоял, куда, как и на кого смотрел. На меня в этом контексте кидают косые, но заинтересованные взгляды. Неужели, правда, кому-то может прийти в голову, что у меня адюльтер с уборщицей? Наверное, местный бомонд это страшно шокирует. Или интригует. Или всё разом.

Впрочем, на дамские пересуды мне плевать. На что мне не плевать, так это на то, что Говночел не вернулся со склада. Тележки в подсобке нет, значит, туда он отбыл. Неужто припал к запасам и упал там, где припал? С него станется. Ситуация вызывает беспокойство, но оставить «клушатник» нельзя, придётся ждать, пока они допьют, дощебечут и дослушают радио.

— …Мы оба знаем, что девчонка — отродье.

Я уже различаю голоса, этот похож на директорский. Неформальный лидер местной общины, управляющий какой-то шахтой, активист и руководитель тайного общества борьбы с Древним Злом. Глава самодеятельной инквизиции.

— Это моя дочь. Рождённая человеком от человека, как и заповедно нам Господом. Ибо сказано: «Плодитесь и размножайтесь».

Это владелец таверны. Мой средневековый коллега.

— И кто её мать?

— Моя жена. Она умерла от горячки. Есть записи доктора, есть запись в церковной книге…

— Она подделана.

— Что?

— Викарий всё рассказал. Ты подкупил его. Хорошо подкупил, он не признавался, пока на оказался на дыбе.

— На дыбе люди признаются в чём угодно. Даже в том, чего не было.

— Твоя дочь умерла во время мора, твоя жена покончила с собой, эта девчонка — отродье. Да она же вылитая Ведьма!

— О, так ты знаешь, как та выглядит? Может быть, ты даже не столь безгрешен, как говоришь? Тогда почему ты так хочешь убить мою дочь?

— Убери руку с арбалета, я знаю, что он у тебя под стойкой и направлен мне в живот. И знаю, что ты можешь выстрелить…

Голос звучит натужно-примирительно, но я тоже рефлекторно опускаю руку под стойку и проверяю дробовик. Не верю я таким голосам.

— …но я пришёл просто поговорить, старый друг.

— Никаких факелов с кольями? — скептически спрашивает владелец таверны.

— Не в этот раз. Просто выслушай меня.

— Говори.

— Отродий всё больше.

— Разве?

— Люди стали слабы, друг. Огонь истинной веры больше не горит в их сердце. Они принимают отродья как детей своих. Они не хотят отдавать их. Они врут, подделывают записи, подкупают доктора… да ты и сам это знаешь. Я уже не уверен, что сами они не отродья, пропущенные нами в прошлый приход Ведьмы. Сколько из городских детей действительно рождены женщиной? Если мы дадим им вырасти, не окажется ли однажды, что отродий больше, чем нас? Что вскоре они будут решать нашу судьбу? Подумай над этим, старый друг.

— А может быть, они окажутся милосерднее нас? Подумай над этим ты, — ответил ему трактирщик.

Надеюсь, тогда уже изобрели стаканы, чтобы их протирать.