Река непутевая

6. ЯМА

К концу октября водолазы придвинулись к яру.

— Глаза боятся, а руки делают, — сказал по этому поводу старик Три Ниточки.

Лед окреп, по нему можно было теперь ездить тракторами и другими машинами. Водолазы похудели, хотя Три Ниточки держал их на особом пайке и всячески заботился о здоровье.

Дни стали короткими. Солнце в небе показывалось на какой-нибудь час и опять уходило на другую сторону земли. Водолазы уезжали и возвращались в потемках.

Несколько раз за все время бывала Нина Сергеевна, заходила к Михайлову и старику, советовалась насчет дюкера, а как-то заявилась к проруби, когда старшина находился в воде, и без малого час торчала на ветру.

Михайлов в последнее время привязался к лыжам и слонялся вечерами по многу часов.

— Вес лишний решил сбросить, — объяснил он Толе Чернявскому свое поведение.

— Под воду больше ползай, — посоветовал Женька, случившийся при разговоре.

В общем время шло, и дело шло незаметно тоже — трос тащили.

…В тот день с водолазами поехал старик Три Ниточки, опасался, не замыло ли под яром траншею.

Первым в яму собрался Михайлов, чтобы проверить обстановку и возможности работы. Пока его одевали, Женька лениво выбрасывал ледок из прорубей, заготовленных с вечера, а большие комки загонял лопатой под основной лед и отправлял плыть в море. Ему взялся помогать старик Три Ниточки, чтобы не числиться без дела и не мерзнуть напрасно.

Продвигаясь от отдушины к отдушине, они дошли до крайней, которая была сделана под самым яром, раскрошили лед и стали грести его наверх, как всегда.

— Веревка какая-то вмерзла, лопату цепляет, — Женька хотел перерубить ненужный шнурок, но старик остановил.

— Веревка? А ну-ка, покажи? — потребовал Три Ниточки.

Под яром было совсем темно, Три Ниточки поелозил по льду рукой, ничего не нашел и закричал рабочим, чтобы несли свет.

Лампу притащили и стало видно, что веревка идет от коряги, вмерзшей в лед под берегом, и скрывается в проруби.

— Кто поставил? — Три Ниточки оглядел подозрительно водолазов и подергал рукой за веревку.

— Чего поставил? — не понял Женька.

— Самолов, дурак, я спрашиваю, кто поставил? — взвинтился старик.

От будки подошел Михайлов поинтересовался — отчего суматоха.

— Ты посмотри, что в твоих прорубях делается, — зашипел Три Ниточки. — Разбой!

— Тяните! — приказал старшина.

Женька и Толя Чернявский взялись за шнур, вытянули первый крюк, потом второй, и Женька вспомнил, что видел похожие крючья в доме у ханта.

— Безрукий поставил, — сказал он. — Больше некому.

— Нет! — уперся Три Ниточки, он успокоился и стал мыслить здраво. — Безрукий здесь не посмеет…

— Что-то тяжелое тащится… Корягу, должно быть, захватили, — предположил Толя Чернявский.

— Увидишь ты ее, эту корягу… — пообещал Три Ниточки.

В прорубь боком вплыла мертвая черная рыба, Михайлов подхватил ее багром и выволок на лед.

— Осетр, — загрустил Три Ниточки и пошевелил рыбу ногой.

— Старик. Их таких-то, может, десятка два на всю Обь осталось…

Водолазы склонились над мертвой рыбой. Наточенное железо исполосовало бока и брюхо осетра, в ранах серело мясо. Видно, он долго бился, пока не уснул, когда жало вошло в позвоночник.

— На акулу походит, только рот маленький, — определил Толя Чернявский.

Женька Кузьмин представил, как рвут в темноте крючья бока осетра, и поморщился.

— За Колесниковой сходите, — попросил Три Ниточки, и какой-то рабочий молчком полез на яр.

Минут через двадцать пришла Нина Сергеевна.

— Узнайте, если из ваших кто, пусть заявление пишет, — сказал Три Ниточки.

Инженер молча кивнула. «Какую красоту загубили», — думала она, холодея от неясной тревоги.

Три Ниточки приказал отправить осетра на кухню и уехал, не дождавшись результатов осмотра траншеи.

— Чего бесится? — удивился Толя Чернявский, когда старик отбыл. — Ну и что, осетр? — Сам куропаток стреляет. Жить-то надо.

Женька сматывал самолов и ждал, что скажет Нина Сергеевна, а что дела она так не оставит — он догадывался.

Но разговор не состоялся, потому что старшина позвал Чернявского в будку, «тянуть резину».

— Женя, а вы могли напороться там на эту штуку? — задумчиво спросила инженерша, разглядывая крючья.

— Едва ли!

Нина Сергеевна пошла в будку, присела в уголок и стала смотреть, как готовят к спуску под воду Михайлова. Она сидела тихо, никому не мешала и ничего не говорила.

На старшину натянули скафандр, навешали грузы, он вышел из будки и закрепил на поясе контрольную веревку. Инженерша тенью ходила рядом.

— Ты, как на похоронах!.. — рассердился старшина.

— Осторожнее, пожалуйста, Коля, — попросила Нина Сергеевна и улыбнулась, сдерживая тревогу.

«Ну — дела!» — Женька от неожиданности открыл рот, медленно осмысливая положение.

Чернявский надел шлемофон и помахал Женьке рукой: старшина требовал ломик с ручкой, которым водолазы пользовались при быстром течении.

В береговую прорубь, на место самолова, спустили лампу, старшина поплавал в проруби, стравил лишний воздух и ушел в воду. Вода в проруби закипела от пузырей, а потом утихла, когда водолаз сдвинулся в сторону.

— Глубоко?

Женька травил за старшиной веревку и шланги.

— Метров двенадцать! — сообщил он Нине Сергеевне, все еще удивляясь ее непонятному поведению.

Инженер ушла, определив, что под водой все идет как следует, а Женьке никак нельзя было поговорить с Толей Чернявским, потому что уши у того были закрыты наушниками, и говори ни говори — слышать он не мог.

— Траншея не замыта, несет, правда, здорово, но работать можно, — сказал старшина, когда вылез на лед.

Очередь тащить трос была Женькина, он осмотрел его запас, кольцами приготовленный на льду рядом с прорубью, и пошел одеваться, затягивая дело, чтобы поговорить с Толей.

— А осетр, мальчики, в яме еще один есть! — второй раз в этот день ошарашил старшина Михайлов Женьку.

— Да ну-у? — не поверил Толя Чернявский.

— Берег подмыло, ниша вроде, — рассказывал старшина. — Там он и спасается, один остался. Сколько раз подходил, ткнет мордой в бок, потрется и обратно в нишу. Думает, должно быть, что приятель объявился, рядом зовет стать. Крупнее покойника, с меня будет…

Женька ужом проскочил в скафандр.

— Ты осторожно с ним! — предупредил старшина. — Не пугай.

Проводник закрепили на ручке острого лома, Женька камнем ушел на дно, хотел двинуться без промедления к берегу, но вода опрокинула его на спину и потащила по неровному дну.

— Эй, держи! — заорал он, перевернулся на живот, воткнул в дно ломик и отдышался.

— Тебя отнесло! — обрисовали ему сверху положение и посоветовали идти влево.

— Прет — будь здоров! Пойди попробуй, — забурчал Женька, опасаясь вынимать из земли лом и удивляясь силе воды.

— Ты так делай, — советовал старшина, — втыкай лом, подбирай ноги, толкайся резко и снова втыкай. Понял?

Водолаз попробовал, получилось немного. Тихо, правда, но ничего — жить можно. Под берегом течение ослабло и последние несколько метров до лампы он пролетел щукой, торопился к заветному месту.

«Где-то он тут…» — соображал Женька, посильней всадив лом в дно под лампой, чтобы не вырвало и не пришлось делать напрасной работы.

Лампа освещала воду метра на полтора кругом себя, но в этом круге осетра не было. И Женька передвинулся к границе круга, ближе к берегу.

Осетр сам подошел к водолазу и потерся упругим телом о резину. Женька погладил его и хотел обнять, но осетр дернулся недовольно и отошел ближе к свету.

— Вот медведь! Мишенька, Миша, — забормотал Женька и вытянулся рядом с осетром, чтобы тот думал, что он тоже рыба.

— Ты чего бормочешь? — спросил Михайлов.

— С Мишкой разговариваю, — откликнулся Женька, подталкивая осетра к лампе, чтобы лучше разглядеть и запомнить, но тот упирался.

— Имя, значит, придумал? — улыбнулся Михайлов и приказал поднять лом на поверхность.

Женька нашарил под лампой ломик, высунул из воды и спустился к осетру.

— Хлеба бы ему дать или картошки, — думал он вслух, поглаживая рыбину, пока не почувствовал, что веревка, привязанная к поясу, натянулась.

— Чайку, скажи Анюте, чтобы заварила покрепче, в другой раз вы с ним чайку похлебаете, — хохотал Толя Чернявский, пока друга раздевали.

Женька сделал вид, что обиделся.

Три Ниточки взволновался, когда ему передали новость, и наказал водолазам не тревожить осетра, пусть живет спокойно.

Браконьера доискаться не удалось, никто не хотел сознаваться. «И то сказать, — думал Три Ниточки, — кому охота на рожон-то переться».

Вечером Женька Кузьмин не утерпел и наведался к Толе, когда Михайлов «навострил лыжи», чтобы выяснить насчет старшины и Нины Сергеевны.

Толя знал не больше.

— Слышал, сварщики ее трепались, что якобы замужем она была дважды, но точно не знаю, — сказал Толя. — А что не допускает к себе никого — факт. Один, говорят, совался — до сих пор кашляет…