Мещанка

* * *

На другой день он пришел к ней снова. Было время послеобеденного отдыха, и, чтобы не тревожить рожениц в палате, она вышла в коридор. Зимних рам здесь не было, и они могли разговаривать, слыша друг друга.

— Что тебе принести? Чего ты хочешь? — спросил Павел Васильевич, после того как они оба, заметно волнуясь, поздоровались.

— Мне ничего не надо.

— То есть как это не надо? Ты должна поправляться.

— Мне всего хватает. Спасибо.

— Ты стесняешься меня, я знаю. А ты не стесняйся, — сам отчего-то чувствуя стеснение, говорил он. — Я понимаю тебя, я все понимаю.

— Вы лучше жене отдайте. Не надо ее бросать так. Вы ведь любите ее. Помиритесь.

— Нет, Катя, не надо вспоминать, — тихо, с болью в голосе проговорил он и замолчал.

— Это я понимаю… — ответила она также тихо, и что-то дрогнуло в ее лице: оно словно сразу стало старше и строже.

— Чего же тебе принести завтра? — снова спросил он. — Я приду обязательно.

Она не успела ответить, какой-то шум и крик раздался в конце коридора, и, обернувшись туда, она вдруг побледнела.

Павел Васильевич тоже вздрогнул: по коридору бежала жена в больничном халате, непричесанная, разъяренная.

Ни слез обиды, ни мук ревности не было на ее лице — только одна злоба. Но ее остановили.

Что произошло в душе Павла Васильевича в эту минуту, трудно передать. Он опешил. И лишь когда санитарки увели все еще кричавшую и рвавшуюся жену, он с тревогой обернулся к Кате. Она стояла у окна сжав губы, и слезы текли по ее лицу.

— За что, Павел Васильевич? — посмотрев на него, спросила Катя, и губы ее задрожали. — Ведь я же ничего не хотела сделать плохого…

В эту минуту он сам чувствовал, что виноват перед ней в чем-то, и то, что она не осуждала его, а просто высказала ему свою обиду и как бы искала его сочувствия, взволновало его.

Повернувшись, она ушла в палату, и он пошел с больничного двора.

— Пойдемте, я провожу вас, — догнав его, проговорила врач.

И только сейчас он увидел, что на него изо всех окон смотрят люди и, когда он обернулся к ним, ему замахали ободряюще руками. Он понял, что здесь знают и понимают всё.