С добрым утром, Марина

1

Если бы Павла Николаевича Говоруна спросили, какое зло, общественная беда, по его мнению, приносит наибольший вред людям, мешает нашей жизни, он, не задумываясь, ответил бы: проявления бюрократизма. Ответил бы твердо, убежденно, глядя собеседнику прямо в глаза. Причем под бюрократизмом он подразумевал не только казенщину, буквоедство, чиновничьи замашки, бумажную отгороженность от горячей повседневности, но и вообще всякое равнодушие к человеку и его делам, отступления от высоких норм советского общежития — словом, все то, что, по его представлениям, могло каждого выбить из нормальной колеи, отравить воздух дымом и копотью…

Когда в райкоме, на заседании бюро, перешли к распутыванию «гремякинского узла», как выразился Ведерников, излагавший существо дела, Павел Николаевич старался держаться спокойно, с достоинством, лицо у него было с виду точно каменное. Он решил отстаивать истину, не только обороняться, но и дать отпор проявлению бюрократизма — по-другому ему было трудно назвать затеянную против него выходку. Оказалось, это по упорному настоянию Ведерникова был поставлен на бюро вопрос о председателе гремякинского колхоза, прежде чем передать накопившиеся о нем материалы в прокуратуру.

В чем же обвинял его, Павла Николаевича Говоруна, этот педантичный, усердно-старательный человек? Чего он добивался?

Надо отдать должное, голос у Ведерникова поставлен хорошо, говорить он умел. Он положил перед собой аккуратную папку с красными тесемками и, чуть склонясь над ней, строго поглядывая на членов бюро, как бы взывая к совести каждого, принялся излагать свою точку зрения на ряд весьма тревожных фактов в Гремякине. Когда в горле у него начинало першить, появлялась хрипотца, он неторопливо, с напряженными паузами отпивал из стакана глоток воды, откашливался и опять продолжал свое. Многое в его изложении и комментариях выглядело и в самом деле тревожным, опасным, недопустимым, особенно для колхозного руководителя.

Однако нельзя сказать, что Ведерников был во всем необъективен, сгущал краски до предела. Нет, он считался человеком опытным, поднаторенным почти во всех вопросах районной жизни. Он не забыл упомянуть ни о росте в последние годы колхозных доходов в Гремякине, ни о повышении урожайности, ни о начавшемся большом строительстве, предпринятом по инициативе Говоруна. Его слушали внимательно, с положенной в таких случаях сосредоточенностью, понимая, что это только вступление, необходимый разгон, чтобы перейти к главному. А главное началось после того, как была сказана в общем-то тоже правильная фраза, произнесенная вслед за коротким глотком воды из стакана:

— Конечно, товарищи, успехи Гремякино имело бы куда лучше, весомее, если бы…

Тут Ведерников сделал многозначительную паузу, выпрямился и, окинув всех тревожным взглядом, заговорил о недопустимой, по его глубокому убеждению, практике гремякинского председателя.

Ведерников стремился к четкости, к законченности мысли, что, по-видимому, считал сильной стороной своего выступления. Для него важно было убедить всех сидевших в кабинете неопровержимыми выводами, положить товарищам на стол, как он выразился, уже испеченный пирог, а не заниматься перечислением многочисленных компрометирующих фактов и аргументов. Что же касается самих фактов, свидетельствующих о неблагополучии в Гремякине, о притуплении принципиальности, чувства партийной ответственности за все происходящее в колхозе, то их вполне достаточно. Следует назвать лишь самые необходимые и типичные. Во-первых, эта непонятная партизанская выходка доярок во главе с Чугунковой на ферме, когда было сорвано важное начинание, о чем исполнительный в работе молодой коммунист Трубин своевременно просигнализировал в райком. Председатель колхоза, вместо того чтобы пресечь недостойную выходку доярок, по сути, поддержал их. Спрашивается, что это — недопонимание или близорукость колхозного руководителя? Во-вторых, в Гремякине не умеют беречь и ценить кадры, бригадиров перебрасывают, как волейбольный мяч, а культработники не приживаются потому, что не созданы нормальные условия для работы. Эти вопросы председатель колхоза решает самолично, почти не советуясь с правлением, с парторганизацией. В-третьих, нередки случаи возмутительного невнимания к людям, особенно к старикам, вроде бабки Шаталихи, отдавшей все силы колхозу, а ныне почему-то получающей мизерную пенсию. Занятый хозяйственными делами, подготовкой к уборке урожая, гремякинский председатель не находит времени для бесед с такими колхозниками. И наконец, в-четвертых, выстроенный товарищем Говоруном домище, который в окрестных деревнях не называют иначе, как председателевым поместьем…

Закончив загибать на левой руке пальцы, Ведерников передохнул, как бы давая время членам бюро вдуматься в смысл перечисленных фактов. Потом, глотнув воды из стакана, откашлявшись, он пояснил, что пункт четвертый — самый важный и вопиющий, вызывающий недовольство в среде колхозников; все остальное надо рассматривать в связи с домом, со стремлением товарища Говоруна к личному обогащению за счет Гремякина, о чем говорят поступившие в Комитет народного контроля различные материалы…

«Ох и ловкач, эквилибрист!» — думал Павел Николаевич с изумлением, потому что не ожидал таких резких тенденциозных обвинений.

Пока говорил Ведерников, он сидел напряженный, пот у него выступил на висках и сбегал к подбородку капельками. Он чувствовал это, но лица не вытирал. Было тихо, слышалось, как шумно посапывал большим вислым носом суслонский председатель.

Между тем Ведерников продолжал бесстрастным, деловым тоном:

— Три года назад гремякинское колхозное правление приняло решение строить баню и пекарню. Пока ни того, ни другого нет. Правда, теперь строительство развернулось по генплану, однако помещичий дом председатель успел соорудить себе вне всякого плана. Стоит он по меньшей мере три тысячи рублей, а хозяину обошелся вполовину дешевле, как свидетельствуют документы. Стало быть, по дешевке строили его. Железные ворота колхозный кузнец бесплатно смастерил. Там такое художество, хоть на выставку посылай. Да и плотники наверняка кое-что делали таким же способом. А линолеум на полу? А цементные дорожки? А гвозди и скобы? Куплено на пятачок, а израсходовано На рубли… Вот тут, в моей папке, все собрано и подсчитано. Вручу в руки прокурора, если, конечно, понадобится после сегодняшнего бюро. А в заключение скажу: построенный гремякинским председателем колхоза дом, как в зеркале, отражает утрату многих моральных качеств коммуниста Говоруна…

О чем же еще говорил Ведерников? Ах, да, вспомнил про статью в журнале «Агитатор», но умолчал о том, что колхозная парторганизация написала свои возражения. И очень много распространялся о дурном, колючем, неуживчивом характере гремякинского председателя. Мол, и самолюбив, и непокладист, и неуважителен к вышестоящему руководству. Разве таким должен быть настоящий колхозный вожак в современных условиях?..

Ведерников осуждающе покачал дымчато-сивой, хорошо причесанной головой и, вытерев повлажневший лоб, сел, уверенный в своей правоте, в выводах, в принципиальности. Некоторое время длилось молчание, пока Денис Михайлович раскуривал папиросу. И вдруг раздался сомневающийся голос суслонского председателя:

— Вроде жалоб от гремякинского народа на скверный характер Говоруна не поступало. Все мы, конечно, не ангелы!..

— Не ангелы, а коммунисты, это верно! — поспешил согласиться Ведерников.

— По делам колхоза надо судить о Говоруне: как с подготовкой к уборке? — спросил кто-то справа от Павла Николаевича, а кто именно — он не обратил внимания.

Ведерников опять отозвался быстро и назидательно:

— Уверен, со скрипом жатва начнется! До сих пор два комбайна ремонтируются. Жалуются люди… И вот что я хочу еще добавить по поводу жалоб на товарища Говоруна. Поступили, уже поступили сигналы по поводу его порочного стиля работы. Например, от заведующего фермой Трубина, от культработника Жукова. Да и многие женщины говорили, что председатель слишком крут и неуживчив, с редким тружеником по-человечески считается. Видно, забыл коммунист Говорун, для чего избран колхозниками в руководители, раз решил нарушать колхозную демократию, советскую законность…

Минуту-другую держалась тягостная тишина: видно, не сразу можно было осмыслить выводы Ведерникова. Павел Николаевич бросил на товарищей встревоженный взгляд — никто на него не смотрел. Лишь второй секретарь Аржанов, погладив залысину, покосился на него, как бы говоря: «Видишь, Говорун, до чего можно докатиться? Я ведь сколько раз предупреждал тебя. Помнишь?»

После реплик и вопросов, которые были брошены с разных мест, начали высказываться члены бюро. Одни поддержали Ведерникова, соглашаясь с тем, как важен и своевременен разговор о типе современного председателя колхоза. Другие защищали Говоруна, ценя его за опыт, за хозяйскую рассудительность. А суслонский председатель разгорячился и заявил, что не понимает, кому и зачем понадобилось раздувать из мухи слона. Построенный дом — это одно, а текущие колхозные неполадки — это другое. Сам же Денис Михайлович, пока говорили члены бюро, чертил что-то на листке бумаги, и по его лицу трудно было понять, какую сторону он примет.

— Ну, а дом, с домом-то что? — наконец он спросил Павла Николаевича сдержанно и раздумчиво. — Ведь это главный пункт в сегодняшнем разговоре, насколько я понимаю… В самом деле, зачем построил такой домище? Три семьи там можно разместить. Непонятно, откуда у тебя непомерный жилищный аппетит? И еще вопрос. Скажи нам вот тут, на бюро, откровенно, не кривя душой: дом построен честно, на свои сбережения?

Когда Денис Михайлович говорил, он обычно смотрел прямо на собеседника, а казалось, будто его глаза смотрели куда-то в другую точку, при этом голову он держал высоко, отчего создавалось впечатление, что ему все время приходится к чему-то прислушиваться. Эту его манеру держаться знали все.

— Дом построен на свои деньги, — ответил Павел Николаевич и всех обвел открытым, бесстрашным взглядом, лишь на Ведерникова посмотрел с презрением. — Думал, семья разрастется, сын женится, пойдут внуки. Да просчитался: мой Юрий по-своему решил. Ну, и хотелось без тесноты, культурно, благоустроенно пожить… Может, и правильно: не нужно бы строить такой дом. Вроде промашка получилась. Но не ломать же его теперь, чтобы построить новый, поскромнее?

— А ты его под детский сад отдай колхозу! — посоветовало несколько голосов.

— Могу, хоть детсад у нас есть, — подумав, сказал Павел Николаевич.

Секретарь опять спросил:

— Стало быть, дом полностью построен на свои деньги? До последней копеечки? Не так ли?

Прищуренные, немного усталые глаза за очками укорили Павла Николаевича: «Эх, Говорун, Говорун, некстати эта история ни тебе, ни нам!» Что можно было ответить на этот вопрошающий взгляд? А молчание становилось неловким. Павел Николаевич смутился…

— Вот видишь, молчишь! — с сожалением произнес секретарь и вздохнул. — Выходит, нет дыма без огня. Выходит, вовремя поставлен сегодня вопрос о тебе.