С добрым утром, Марина

1

В конце недели к тетке Лопатиной приехал сын Сергей Сергеевич с десятилетним Петюнькой, худеньким, тонконогим, светленьким, как пшеничный колосок. Они открыли калитку и вошли во двор в тот момент, когда Дарья Семеновна несла к крыльцу ведро молодой картошки, выкопанной в огороде.

Сергей Сергеевич был высок, узкоплеч, шея тонкая, морщинистая. Он широко улыбался, оглядывая дом; глаза его под выгоревшими бровями прямо-таки лучились от того, что видели вокруг.

— Давай-ка, маманя, подсоблю! — сказал он так непринужденно, будто на минутку куда-то отлучался со двора, а теперь вернулся и готов браться за любое дело.

Он поставил наземь свой большущий чемодан, бросился к матери, взял у нее ведро с картошкой и донес его до крыльца.

— Приехал-таки, приехал! — не веря своим глазам, обрадовалась Дарья Семеновна. — Баньку-то, баньку я уж приготовила…

Она обняла сына, застыла на некоторое время, потом ткнулась губами в светлые волосы внука, всплакнула от неожиданной радости.

— А где же Галина? — немного успокоившись, спросила она сына. — Чего не приехала?

— Стариков своих решила проведать, — сказал тот, все еще окидывая жадным взглядом дом, забор, сараи.

— Мамка через неделю приедет, обещала, — добавил внук, и тут же мальчишеское любопытство потянуло его в огород.

Услышав во дворе радостные голоса и догадавшись о приезде Сергея Сергеевича, о котором так много рассказывала хозяйка, Марина тоже вышла из своей комнаты. Было любопытно посмотреть на сына тетки Лопатихи и ее внука.

— Может, насовсем приехал? — спросила Дарья Семеновна, приглашая сына пройти в дом.

— В отпуск, маманя, в гремякинский рай! — рассмеялся тот, и радостно-добродушный смех его будто говорил, как хорошо ему сейчас, как приятно видеть и этот дом со ставнями, и сохнувшие на заборе кувшины, и колодец на улице.

— А когда же насовсем, сынок?

Сергей Сергеевич отмахнулся — мол, не спрашивай, мать, — подхватил чемодан, и худое, костистое лицо его вмиг сделалось серьезным. Марина посторонилась, давая проход.

— А это моя жиличка! — сказала Дарья Семеновна не в силах молчать в эти минуты: ей надо было говорить о чем угодно, лишь бы сын видел, как она рада его приезду.

Сергей Сергеевич крепко пожал руку девушки.

— Будем знакомы! — произнес он учтиво и поклонился.

Ладонь у него была шершавая, какая-то железная, и Марина чуть не вскрикнула от рукопожатия. Он опять повеселел, ободряюще кивнул на мать:

— Мать у меня добрая, с ней ладить можно! Другая бы, к примеру, и во двор не пустила такого блудного сына, как я, а она, вишь, в дом тянет. Не нарадуется.

Дарья Семеновна с нарочитой строгостью прикрикнула на него:

— Да будет тебе измываться над матерью! Как же не пустить, ежли родная кровиночка. Один остался из всего рода Лопатиных.

Она вдруг всплакнула, но тут же слезы высохли. Сын увел ее в дом. А через минуту-другую Дарья Семеновна, высунувшись из окна, уже звала внука:

— Петюнька, куда запропастился? Иди-ка свежим вишневым вареньем угощу! Ешь сколь хочешь…

Мальчик не отзывался — то ли не слышал, то ли просто тянул время. В огороде уже желтели коробочки мака, он срывал их в подол рубашки, чтобы потом полакомиться всласть. Это занятие было для него куда интереснее, чем послушно сидеть за столом в доме и пробовать бабушкино варенье, как было в прошлый приезд. Дарья Семеновна опять позвала внука, громче и настойчивее, он с неохотою покинул огород.

Марина сидела на ступеньке крыльца, подставив солнцу влажные, недавно вымытые волосы. Было слышно, как Сергей Сергеевич подробно рассказывал матери о том, что ему давали путевку в санаторий под Сочи, а он отказался, решил провести отпуск в Гремякине. Зачем ему южное синее море и горные красоты, когда на свете есть тихая, чистейшая Лузьва! Песок на берегу превосходный, хочешь купаться — купайся, хочешь загорать — загорай. И все вокруг привычное с детства, родное. Голос его звучал громко, бодро, как у человека с отличным настроением…

«Ну, теперь она утешится, помолодеет душой», — думала Марина о хозяйке, улыбаясь.

Теперь ей не хотелось мешать чужой радости, она тихонько прошла в комнату. Надо было подготовиться к вечеру: выгладить платье, начистить туфли — ведь в клубе наконец-то состоится встреча Максима Блажова с гремякинцами. Разве можно было не волноваться? А вдруг вечер сорвется, не соберутся люди? Затеяла эту встречу, закрутила все, афиши вывесила возле клуба и в конторе, и вот тебе на — не справилась? Какой позор! Узнает в Суслони Каплунова — что подумает? Выходит, она, Марина Звонцова, такая же болтушка, несерьезный работник, как и Жуков? Ну нет! Не зря белили клуб, мыли полы, наводили во дворе порядок. Теперь только не ленись, тереби всех за бока. Покажи-ка, товарищ Звонцова, на что способна!.. Если бросить в пруд камень — круги пойдут, один за другим, один за другим. А может, тут есть и другая причина, почему так стараешься? Может быть, ей, одинокой молоденькой девушке, на которую кое-кто не обращает внимания, вот этой самой встречей журналиста Блажова с гремякинцами хочется доказать, что напрасно ее не замечают?..

«Вздор! Ничего не надо доказывать!» — сказала себе Марина и принялась гладить платье.

А в соседней комнате радостно гудели голоса.

После обеда Сергей Сергеевич, сытый, с побуревшими скулами, вышел во двор с топором в руке. Его голова на длинной шее легко поворачивалась, ухо ловило каждый звук на улице. Он обошел вдоль забора, прибил оторвавшуюся доску на крыльце, легонечко подтесал неплотно прикрывавшуюся дверь в сарае. Потом принялся колоть дрова. При каждом взмахе топора он громко крякал, поленья так и лопались у его ног.

Поглядывая на высокую, сгибавшуюся фигуру во дворе, Марина усмехалась. Отчего это мужчины, когда колют дрова, непременно ухают, крякают — легче рубить, что ли?

— Маманя, готовы дровишки, теперь я пошел! — сказал Сергей Сергеевич, прихорашиваясь перед уходом.

— Только ненадолго, родимый! — попросила его Дарья Семеновна, выходя вместе с ним за калитку.

— Покурю с мужиками и назад… В баньку схожу…

— Вечером курятинкой угощу по случаю приезда.

— От курятинки не откажемся. Готовить ты мастерица, хоть в ресторан тебя рекомендуй. Галина так не умеет.

— А вот приедет, уж научу ее, чтоб от гремякинских баб не отличалась. И белье снесем на речку постирать…

Когда Сергей Сергеевич пошел по улице, мать все смотрела ему вслед, все любовалась им. Она приоделась, повязала новый платок и выглядела теперь, как в праздник, — важной, торжественной. Петюнька без отца заскучал и пустился догонять его.

Дарья Семеновна сказала Марине:

— Знаю, куда подались! Когда приезжает, перво-наперво к ним отправляется, к строителям в бригаду. Не может без этого. Поработает, отведет душу…

Вернулся Сергей Сергеевич уже под вечер, когда солнце обошло Гремякино, светило над Лузьвой. Походка у него была усталая, тяжелая, руки висели как плети, но глаза смотрели цепко и колюче, отдавали каким-то особым веселым блеском. Мать собрала свежее белье, и он вместе с Петюнькой отправился в баню, стоявшую в конце огорода. Пока они мылись, Дарья Семеновна отнесла им бидончик с квасом, а затем принялась накрывать на стол. Они вернулись распаренные, промытые, с розовыми лоснящимися лицами. В движениях Сергей Сергеевич стал медлительным, неторопливо-экономным. Мать умиленно поглядывала на него: до чего же хорош, по-мужски крепок и складен у нее сын! Дай-то бог, чтобы и внук вырос таким же, полностью в своего отца…

— Ну, наблаженствовались в баньке-то? — спросила она с добродушно-довольной улыбкой, с какой разговаривала с сыном, когда тот был еще парнем, послушным и покладистым, ее надеждой, ее будущим. — Ужин на столе заждался.

— А вот мы с ним расправимся, как цыган с картошкой! — весело сказал Сергей Сергеевич и вместе с Петюнькой поспешил в дом.

Там, в аккуратно прибранной комнате, он опустился за стол у окна; мать подала ему тарелку с пахучей курятиной и картошкой. Он вдохнул приятный сытный запах, прижмурился и вдруг признался, что нигде нет такого уюта и домовитости, как у родной матери. Дарья Семеновна расцвела в улыбке. Сын наполнил стопки водкой, потом торжественно, с хозяйской неторопливостью провозгласил:

— Стало быть, за всеобщее здоровье и за всеобщее счастье! Это — главное для человечества в современных условиях.

Марина тоже выпила, с непривычки поперхнулась и закашлялась.

— Э-э, вовсе без опыта! — засмеялся Сергей Сергеевич. — Опыт — великая сила. Убеждает лучше лектора. По себе знаю…

Он ел не спеша, старательно, даже как-то величественно. Голова его была выше окна. Мать не спускала с него преданных глаз, порывалась о чем-то спросить, но, видно, не подворачивалась удобная минутка. Она нет-нет да и трогала его за руку, уговаривая есть получше, поплотней, по-мужски.

— Эх, и поработал я нынче с плотниками! — принялся рассказывать Сергей Сергеевич. — Стропила меняли на свинарнике. На той неделе шифер будут класть. И накурился вволю, и наговорился. Все новости узнал. А там Павел Николаевич пришел. Увидел меня, обрадовался, стал уговаривать вернуться в Гремякино. Мол, строительство по генплану началось, вторую плотницкую бригаду организуют с осени, а возглавить некому…

— Вот и хорошо бы! — воскликнула мать, с надеждой глядя на раскрасневшегося сына.

— Тут у вас действительно полное обновление деревни идет, — продолжал он деловито. — Одобряю, это мне по душе. При Шульпине таких задумок не водилось.

Дарья Семеновна опять метнула на сына выжидательный взгляд.

— На собрании нам рассказывали, каким будет наше Гремякино. Райцентр догоним.

— Молодцы! — опять похвалил Сергей Сергеевич.

— Вот и ты становись молодцом, коль бригаду предлагают!

Мать сказала и умолкла, поджав губы. Он снова налил стопку, выпил один, ни на кого не глядя.

— Нет, маманя, теперь уж поздно.

— Да как же так — поздно?

— А вот так, маманя… Без меня Гремякино выровнялось, без меня ему и дальше идти. Выкурило меня из деревни, понесло по стране, как перекати-поле. Теперь вроде к городу прибило…

— Ну, а дом, дом наш как же?

— А так, маманя, живи сама. Хочешь — продай… Вот ей, к примеру, жиличке. Невеста ведь, замуж пора. В такой дом любой жених пойдет…

Сергей Сергеевич, конечно, шутил, но Марина вспыхнула, засмущалась. Дарья Семеновна смотрела на сына с укором, как смотрят лишь матери на взрослых, уже давно не подчиняющихся их влиянию детей.

— А все-таки хорошо, что я махнул не в санаторий, а в Гремякино! — сказал Сергей Сергеевич, вставая из-за стола. — А приедет Галина, и вовсе будет как в сказке!

Он был доволен первым днем в Гремякине, доволен собой и жизнью. Кто не радуется родному гнезду, пусть даже покинутому навсегда! После ужина Сергей Сергеевич ходил по дому, тихонько насвистывал, касался ладонями вещей, гладил их, как бы что-то вспоминая. А потом он вдруг приумолк, задумчивый сидел на скамейке за калиткой, наконец приоделся, потер щеткой на крыльце ботинки и подался со двора.

— Когда придешь? — крикнула ему вдогонку Дарья Семеновна.