Записки несостоявшегося гения

если и существовали какие-нибудь проблемы, то разве что неодолимая тяга к своим

недоступным сверстницам, взялся, стремясь прослыть «мыслящим», подыскивать более-менее известные явления из истории родного края, чтобы подвергнуть их критическому

осмыслению.

Но, как назло, все, что только ни приходило в голову, было и просто, и до слез

ясно, не вызывая и малейшего сомнения.

И тогда я сказал себе: какого черта ты переживаешь?! Твое дело — задавать

вопросы, отвечать-то на них все равно будут другие… Так бери любую известную тему

да, знай себе, спрашивай!

Темы я не нашел, зато мне подсказала ее мамочка, которой я весь вечер морочил

голову своими придумками. Разведя огонь в грубе и забросав углем занявшиеся ярким

пламенем дрова, она вымыла на кухне руки и, тщательно вытирая их полотенцем, небрежно бросила, явно желая от меня отделаться:

— Да займись ты хоть этим, Говардом, — чего ему дома не сиделось, что искал здесь на

старости?

Вот и осталось мне только придумать сверхумные вопросы, и на следующий день на

заседании краеведческого кружка, с замиранием сердца и внутренним торжеством, я

огласил их во всеуслышание. И на всю оставшуюся жизнь был потрясен ответом

любимого педагога, который, внимательно выслушав, глубокомысленно сообщил

заинтригованным кружковцам, что… иной дурак может за минуту задать столько

вопросов, что умному не хватит и целой жизни, чтобы ответить на них!

Конечно, все ребята и, в том числе, зеленоглазая девочка, которой я хотел

понравиться больше всего на свете, громко рассмеялись. Острое чувство стыда, испытанное в тот миг, памятно мне до сих пор.

Надо ли говорить, что занятий этого кружка я больше не посещал.

Но по сей день благодарен за полученный урок, потому что именно тогда, раз и

навсегда, я осознал, что надо учиться не только задавать вопросы, но и уметь самому на

них отвечать. Только со временем ко мне придет более высокое понимание проблемы: есть вопросы и вопросы, есть ответы и ответы, а есть такие вопросы, которые не столько

требуют определенного ответа, сколько порождают вопросы новые…

Ну что ж, на этом теоретическая часть моего сюжета закончена, а теперь, друзья, попробуем раскрыть эту тему на практике.

Для начала — небольшое предупреждение. Будьте предельно внимательны: речь

пойдет о вещах общеизвестных, но под несколько иным углом зрения, и ваше право

подвергать все изложенное жесткой, но, желательно, конструктивной критике.

Многим херсонцам нравится памятник, воздвигнутый в честь именитого

иностранца, британского гражданина сэра Джона Говарда. В прошлом — шериф графства

Бэлфорд, известный всему миру гуманист и филантроп, он пребывал в конце 18 века в

нашем городе. Лечил бедняков в местном госпитале, боролся с эпидемией тифа, изучал

условия пребывания заключенных в только построенном остроге, делал другие нужные и

полезные вещи.

К сожалению, в один недобрый январский день 1790 года он поехал в имение

Дофинэ, ныне село Садово, лечить семнадцатилетнюю дочь тамошнего помещика, подполковника Комстадиуса. Вылечить ее не смог, зато заразился сам, и через несколько

дней умер в Херсоне, поставив себе перед смертью неутешительный диагноз.

Скончался он в возрасте 65 лет, предварительно завещав похоронить себя в другом

селе, Степановке, и пожелав, чтобы на месте его упокоения не возводили памятников или

монументов, но, по возможности, установили солнечные часы, чтоб и после смерти мог он

пригодиться другим людям, хотя бы с целью определения точного времени…

349

Такой памятник с солнечными часами и был сооружен в 1827 году архитектором

Стасовым, дедушкой личного секретаря Ленина — Стасовой, несколько раз с тех пор

реконструировался и стоит по сей день в центре нашего города.

На трех сторонах памятника надписи на латыни (в переводе):

«Жил для других».

«Жил благожелателен другим».

«Других здоровыми делал».

Что тут скажешь — достойная жизнь, достойная судьба, какие могут быть вопросы?

Или попробуем?

Начнем с простеньких. Общеизвестно, например, что род Говардов в Англии был

не очень богат…

Тогда откуда брались деньги на его экспедиции в Россию? В 1783 году — в

Астрахань, в 1789 — в Херсон, и везде он приобретает для бедных продукты и

медикаменты, помогает заключенным. Есть ли здесь проблема, или нет, как вы считаете?

Идем дальше. Свое последнее путешествие Говард предпринял в возрасте 64 лет, по тем временам, да и по нашим, достаточно преклонном. Наверное, у него для этого были

весомые основания. Интересно, какие? Неужто причиной тому — одно лишь

прославленное человеколюбие великого филантропа?

Попытки мотивировать его выезды в далекую Россию желанием участвовать в

ликвидации эпидемий, на мой взгляд, малоубедительны, хотя бы потому, что он не имел

медицинского образования, был, так сказать, лекарем-самоучкой. Кстати, в те же самые

годы эпидемии бушевали и в многочисленных британских доминионах. Или там человеку

без диплома практиковать возбранялось? В чем тут дело?

Продвинемся далее. Действительно, последний вояж Джона Говарда в Херсон, где

на самом деле свирепствовал тиф, а кроме того, совсем неподалеку, в Измаиле и Кили, велись кровопролитные бои с турками, на первый взгляд, лишен внутренней логики, ибо

можно было найти немало других мест, где оказание помощи страждущим было не столь

рискованным и, скажем прямо, более продуктивным мероприятием. Не говоря уже о том, что Херсону тогда было чуть более 11 лет: совсем маленький городок, нет даже

приличной тюрьмы для пенитенциарных исследований, да и медицинских учреждений –

кот наплакал…

Но это — на первый взгляд. Другое дело, если принять во внимание, что в конце 18

века именно юг нынешней Украины, развивающийся наиболее динамично, стал

представлять угрозу для стратегических интересов Британии. Естественно, отсюда –

повышенное внимание к нашим местам. Судите сами: идет интенсивное строительство

крепостных сооружений Херсона, закладывается Николаев, и вот уже — как старая

350

фотография в проявителе — медленно выплывают знакомые очертания Одессы. И совсем

рядом — полуостров Крым, ключ-отмычка к южным пределам Российской империи, как

это принято сейчас говорить, «непотопляемый авианосец».

С учетом этого, экспедиции Джона Говарда в Астрахань (тоже имеющую выход к

морям) и Херсон вполне укладываются в концепцию вечных интересов «владычицы

морей», что бы мы по этому поводу ни думали и как бы это ни называли.

Или вы иного мнения? Такая прямота вас несколько коробит? Тогда чуть по-другому: было ли на юге России другое, кроме нашего Херсона, место, более удачное в

качестве базы пребывания представителя заинтересованного зарубежного государства, с

точки зрения выполнения им некоторых специфических функций в 1790 году? Назовите, пожалуйста, если вам такое известно!

Конечно, ответ на такой вопрос не сильно хотелось бы связывать с благородным

именем Говарда, но что тут поделаешь: на то она истина — чтобы быть всего дороже!

И лишь теперь можно озвучить то, что уже давно вертится на кончике языка: досточтимый сэр Джон Говард в своей всемирно известной гуманитарной деятельности

руководствовался не одними лишь интересами высокой благотворительности и

гуманизма. Скорее всего, его еще интересовали, если можно так выразиться, попутно, и

несколько иные задачи, прямо совпадающие со стратегическими устремленностями

родного британского отечества.

А если вам кажется такой вывод не очень корректным, то право, поверьте на слово: и в мыслях не имел я чем-то порочить этого благородного человека. Мы с вами взрослые

люди и благоразумно признаем: скромно совмещать столь разные, но по-своему

необходимые вещи — благотворительность и стратегическую разведку, вполне возможно.

Если делать то и другое в высшей степени достойно, приносить пользу разным людям в

разных странах — одновременно. Чем это плохо?

Кстати, взаимные интересы Англии и России в конце 18 века, как, впрочем, и ныне, общеизвестны. Другой вопрос, неплохо бы при этом разузнать имена российских коллег

шерифа-врачевателя, выполнявших в те далекие времена подобные поручения России в

Британии. Уточнить, сооружались ли им аналогичные памятники, или все-таки

деятельность этих особ проходила более безвестно?

Существуют, однако, и другие занятные вещи, связанные с нашим героем. В

Лондонском музее хранится одна необычная бумага. Подлинный диплом Екатерины

Великой, выданный Джону Говарду, с поручением местным российским властям

выполнять все его просьбы и указания, как прямые распоряжения императрицы. Честно

говоря, в истории России — это нечто новое… И сразу вопрос: неужели Екатерина так

возлюбила своих страждущих от тифа сограждан, что смело выдала такой необычный — ни

для того времени, ни для нашего — документ?

Еще интереснее, каким образом эта бумага попала в Англию? Ведь вещи

заболевшего тифом Говарда были, по официальной версии, после его кончины

уничтожены, или сей диплом был выполнен в нескольких экземплярах?!

Я думаю, все это свидетельствует о том, что Екатерина была прекрасно

информирована о настоящей миссии Говарда и стремилась любой ценой показать

уважаемому гостю и его правительству, как бурно развивается и надежно обустраивается

на южных морях ее империя. И что Россия — та страна, которой суждено играть

важнейшую роль в мироустройстве новой Европы, и с этим всем нужно считаться.

Тогда многое из того, что нам теперь известно, действительно находит свое

логическое объяснение.

Как бы то ни было, это всего лишь мои догадки и предположения. Так что, давайте

лучше оставим в покое дело Говарда и перейдем к его телу. А с телом этим, как вы уже

понимаете, тоже далеко не все ладно.

Принято считать, что в завещании он распорядился похоронить себя в

пригородном селе Степановке. Чем ему так понравилась эта Степановка, понять и по сей

351

день не очень просто. Допустим, в те времена именно там хоронили умерших от тифа, придерживаясь определенных санитарно-гигиенических правил, в специальном общем

захоронении. Но сэра Джона Говарда, как мне поведал известный херсонский историк и

краевед Август Вирлич, погребли почему-то не в массовом захоронении, а

индивидуально, в специально построенном склепе.

А между тем, за несколько лет до описываемых здесь событий, в Херсоне уже

существовал (в пределах Екатерининского собора — первого местного культового

сооружения) весьма привилегированный погост для наиболее титулованной знати. Там