Записки несостоявшегося гения

очень трудно.

Иногда в кадре будет появляться женщина, делающая резкие движения в ходе танца. Это

бывшая работница ХБК, знатная прядильщица, муж которой несколько лет назад сгорел

от пьянства. Кстати, при его жизни она никогда так, кажется, не веселилась… Раз в месяц

ее можно увидеть у городской тюрьмы, куда она приносит передачи единственному сыну.

Среди танцующих легко заметить худощавого подтянутого мужчину, бывшего

фронтовика, однорукого инвалида, командира полковой разведки. Когда он надевает на

праздники свои боевые награды, оглядываются даже видавшие виды ветераны.

Два года назад умерла его жена Валентина, бывшая медсестра разведроты, с которой они

прошли вместе всю войну, и душа в душу — более пятидесяти послевоенных лет.

Вообще-то, человек он серьезный, основательный и, несомненно, пользуется среди

женской части танцующих повышенным вниманием.

363

Сегодня после танцев он проводит даму, с которой танцевал, до остановки троллейбуса, вежливо простится, закурит папиросу и направится к своему дому на улице Советской. Он

будет идти спокойно, не глядя по сторонам. Он будет идти и стараться не думать ни о чем.

Хотя это получается не всегда. Потому что в мыслях своих вновь и вновь возвращается к

ней. К тому, что судьба обошлась с ним несправедливо. Валентина была хорошей женой и

верным другом, на нее во всем можно было положиться. А она взяла и подвела. Пусть

один раз в жизни, но — подвела. По крупному. Непоправимо. Оставила одного в самую

трудную пору жизни. Ушла…

Вот такие дела. Значит, одну войну, войну за жизнь, когда-то он выиграл. Но сейчас идет

другое сражение. Против одиночества, а значит, и смерти. И хотя времени между этими

главными войнами прошло всего ничего, каких-то 50 лет, кажется, пришла пора

выбрасывать белый флаг… Никто и никогда Валюху ему не заменит. Подвела… Жаль.

Приходит сюда одна интересная пара. Когда-то они долго находились в служебном

конфликте. Так сказать, пили кровь друг у друга. Он — бывший прокурор города, она –

первый заместитель председателя областного суда.

Сегодня их движения неторопливы и замедленны, они не столько танцуют, сколько

обозначают элементы танца. Чувствуется, что им физически трудно, зато как много общих

тем, сколь о многом им есть поговорить…

Они оба — вдовцы, им очень бы хотелось быть вместе, да вот дети обеих сторон, опасаясь

чего-то, решительно против.

Вот и встречаются они два раза в неделю на этом островке, и только эти встречи –

единственные робкие лучи заходящего солнца в их меркнущем призрачном царстве.

А я смотрел на них и думал: еще недавно они вершили судьбы других. А сегодня не

могут в полной мере распорядиться своими. Зато как бережно поддерживает седовласая

судья своего давнего друга-прокурора…

Можно здесь встретить и одну мрачного вида темноволосую высокую даму. Ей уже

довелось пережить трех супругов, и в присущую островку атмосферу оптимизма она

ощутимо вносит элемент зловещей неотвратимости. Ее новый избранник чуть пониже

ростом и уже готов, кажется, бросить вызов судьбе: может, именно он станет

исключением, кто знает?

Я избегаю наводить камеру на невысокую полную женщину, но она каким-то странным

образом вновь и вновь появляется в объективе. Она много лет работала фармацевтом, изготовляла лекарства, а жизнь ее кончилась одиннадцать лет назад, когда в печном угаре

погибли на даче ее муж и дочка с семьей. С тех пор и появилось на ее лице постоянное

выражение растерянности и непонимания…

А как красиво танцует со своею прекрасной дамой невысокий худощавый старец! Глядя

не него, не поверишь, что бывший начальник крупного ЖЭКа перенес четыре инфаркта.

Интересно, что думает об этом его визави — в прошлом, заведующая отделением

областной больницы?

Здесь часто появляется и обхаживает дам ухарскими повадками бывший директор

хлебозавода. Его жена, разбитая параличом, третий год лежит дома. Очевидно, он уже

активно готовит себя к будущему: томно танцует с пожилой манерной девочкой, в

прошлом директором вечерней школы…

Наблюдая за парами, я думаю, что их влечет сюда, наверное, надежда. Надежда разорвать

свое одиночество, встретить настоящего друга. Вот что заставляет их держаться бодро, хоть на часок-другой забыть про боли в ногах и пояснице, тревожные покалывания в

области сердца и старческую одышку. А вдруг?..

Жизненные часы тех, кто здесь собирается, показывают существенный разброс: от девяти

вечера и до без четверти двенадцать ночи. Конечно, они понимают, что их часы спешат, но мне кажется, главная проблема не в этом.

Беда этих пар — не в отсутствии совместного будущего, а в неимении общего прошлого.

Потому что, если свои лучшие, дееспособные годы они прожили с другими людьми, то

364

теперь, когда стрелки часов грустно показывают вечер, начинать новую жизнь для

большинства уже поздно.

И все-таки, как странно устроен наш мир. Самые близкие, родные и необходимые для

нас люди — наши старики — по крупному счету, никому не нужны. Но собирающихся здесь

отличает от сверстников, покорно сидящих и ожидающих своей участи дома, по крайней

мере, то, что они нужны сами себе. А этого уже немало, чтобы чувствовать себя живым

человеком.

И пусть никого не обманывают улыбки на их лицах, деланное веселье: занавес этого

театра закроется к восьми вечера, а после — утомительная дорога домой, в другой район

города, неухоженные, со старой мебелью квартиры, в которых их давно и никто не ждет.

Разве что, висящий у зеркала в спальне портрет покойного супруга или жены, безмолвно

вопрошающий:

— Ну как, дружок? Не устал? Как прошел вечер? А помнишь, мы когда-то…

И книги на полке, которые в свое время были милы, а сегодня почему-то не хочется их

открывать.

Ну что, люди… Желаю вам доброго вечера, пусть вам повезет!

==================

ВОЗВРАЩАЮ ВАМ ИМЯ

Где еще, кроме моего родного Херсона, можно встретить могилу неизвестного генерала?

История, которую я хочу рассказать, о любви. Большой. О том, что за неё надо

платить. И как тяжело, иной раз, дается один шаг — всего один последний шаг! — чтобы

навсегда быть вместе. Всего один шаг.

Мне неизвестен день, когда всё это происходило; знаю лишь, что зима только начиналась, зато год могу указать точно: тысяча девятьсот восемнадцатый. А если тогда вьюжило и

365

пуржило, как сегодня, то куда, куда подевался белейший снег того далекого года, что

осталось от него, слепящего и изменчивого?

Я знаю, по крайней мере, трех наших краеведов, которых в разные времена

занимала эта история; и она для каждого из них превращалась в наваждение, потому как

постоянно в ней что-то менялось и не сходилось. То возраст главного героя, то детали его

биографии, а иногда просто незримо протестовал город. Старые открытки покажут, каким

был Херсон в начале прошлого века. Наслаждайтесь.

Но вот уехал мой друг Саша Карп, великий подвижник открытия в Херсоне первой

еврейской школы на юге Украины, на ПМЖ в Германию, копнул в тамошних архивах — и

всё вдруг заветным образом сложилось. До сих пор не верится.

Сразу признаюсь, что здесь не обошлось без авторских предположений. Поэтому, если кто-то отнесется к этой истории как к художественной, ничего не имею против. Ведь

авторский вымысел, завершающийся фактом, право на жизнь тоже имеет.

А теперь приглашаю вас в потерянный рай начала девятисотых годов! Его

сиятельство граф Алексей Сергеевич Лишневский — какое значительно, умное лицо на

старом фото! — впервые появился в Херсоне, в доме своего однокашника по военному

училищу, председателя Казначейской палаты Андрея Григорьевича Сочеванова в 1901

году.

Хроникер местной газеты «Юг» писал: «Генерал в отставке, граф Лишневский

недавно посетил солнечную Таврию, найдя своего старинного друга и приятеля господина

Сочеванова в полном здравии и порядке. В беседе же с губернатором, имевшей место

быть в дворянском собрании, его сиятельство сообщил, что охота на зайца-русака в

окрестностях обширного имения потомственного дворянина и кавалера господина

Саламатина, гостеприимно принявшего их с Сочевановым, была на удивление удачливой

и во всех отношениях приятной. Таким образом, наш край приобрел еще одного

влиятельного и высокопоставленного друга».

По-видимому, именно к этому времени следует отнести знакомство

шестидесятилетнего графа с Евгенией Павловной Саламатиной, супругой хозяина

поместья.

366

То ли красота здешних мест, то ли хорошая охота, а может что-то и еще, но

отставной генерал отныне стал навещать Херсон ежегодно.

Он подружился с семьей Саламатиных и теперь львиную часть времени своих

приездов проводил в их имении. Они часто приезжали в город, где Николай Ильич

Саламатин, инженер путей сообщения, служащий Одесской железной дороги, играл в

Дворянском собрании со своею компанией в карты, а в это время старый генерал, ссылаясь на духоту в помещении, охотно бродил по ухоженным аллеям Александровского

парка, ведя долгие беседы с сопровождавшей его Евгенией Павловной. Сегодня

единственным на всём белом свете свидетелем их задушевных бесед остался старый

красавец-дуб в центре парка, знакомый многим поколениям херсонцев. Как много он мог

бы поведать за два с лишним века своего существования, имей хоть малейшую

возможность с нами чем-нибудь поделиться…

Не знаю, о чем они говорили, но думаю, пожилой граф был человеком интересным.

Свою первую медаль за личное мужество он получил на огненных редутах Севастополя в

пятнадцатилетнем возрасте, вписав свое имя навечно в истою Крымской войны. После

сорока — много лет служил заграницей на дипломатическом поприще. Был вдов, а его

взрослые дети давно жили своими интересами и семьями в разных уголках великой

империи. Сам же граф имел особняк в Петербурге, пустовавший большую часть времени.

Глядя на старый снимок госпожи Саламатиной, можно понять, что влекло его к

этой чувственной породистой красавице, но меня, странным образом, занимает другое: что, несмотря на тридцатилетнюю пропасть меж ними, могло тянуть её к этому

невзрачному, битому жизнью и годами генералу?

Женское сердце, мягкое сердце — из какого горючего материала ты создано, если

высечь в тебе ответную искру может не только сила и молодость, но и робкое очарование

усталой мудрости и увядания?..

Как бы то ни было, но их история длилась долгие годы, а это значит, что и на

зыбкой почве странного притяжения столь разных во многом людей, нежданно может