Утренний, розовый век. Россия-2024 (первая часть)
- Автор: Захар Оскотский
- Жанр: Современная проза
Читать книгу "Утренний, розовый век. Россия-2024 (первая часть)"
Ручейки разлившегося топлива пылали на бетоне зеленоватым пламенем. И в адских отсветах я, полуослепший и задыхающийся, заметил наконец человеческое тело, придавленное рухнувшей стойкой с приборами и тянувшимися от них кабелями. Утирая слезящиеся глаза, попытался понять, жив бедняга и действительно шевелится, или его движения мне мерещатся и тогда я должен просто обойти мертвеца. Но тут он явственно приподнял руку, подзывая меня.
Я сумел столкнуть в сторону конструкцию, придавившую несчастного, но у меня уже не оставалось сил, чтоб вынести его самого. Всё, на что я оказался способен, это помочь ему встать. И мы побрели вдвоем среди огня, подпирая друг друга, шатаясь и спотыкаясь. Обоих раздирал неистовый кашель, на обоих тлела одежда, оба почти ничего не видели. Он бы не дошел без меня, а я без него.
По-настоящему мы познакомились, когда валялись на соседних койках в больнице Военно-медицинской академии. Он называл себя моим крестником, а день взрыва и своего спасения — вторым днем рождения.
Повезло моему крестнику и с первым днем рождения: на свет он появился 22 апреля 1970 года, когда всё прогрессивное человечество праздновало столетие Владимира Ильича Ленина. По такому случаю папа с мамой дали новорожденному сыночку имя Вилен, а в конце перестроечных восьмидесятых это имя на всю оставшуюся жизнь трансформировалось в Билла.
Билл Шестак закончил питерскую "Техноложку" на год раньше, чем я "Военмех". А из развалившегося ракетного НИИ мы с ним уходили вместе. Я собрался, как с крутого берега, бултыхнуться в кипящие волны бизнеса, а он — надеть мундир с погонами старшего лейтенанта милиции.
— Куда ты полез, Билл? — пытался я урезонить его. — Это же выгребная яма!
Он только усмехнулся:
— Выгребную яму иногда выкачивают. И тогда ассенизаторы получают свой шанс.
Потом, хоть и не слишком часто, мы с ним встречались, делились новостями. Я гулял на его свадьбе. Его молодая жена безуспешно пыталась сосватать мне свою подругу. Ментовскую клоаку время от времени, хотя бы для вида, слегка чистили, и Билл Шестак всякий раз оказывался настолько незапятнанным, что после каждой чистки поднимался на очередную ступень. Он даже гордился своей профессией, и когда милицию переименовали в полицию, а сотрудников ее стали в народе звать полицаями, по-прежнему сам себя называл ментом. Он служил и служил, а я менял бизнес-амплуа в тщетных попытках разбогатеть, пока в итоге с треском не прогорел и не потерял всё.
Те два года, что я проработал и прожил в психиатрической больнице, я не напоминал ему о себе. Позвонить мне домой он не мог, поскольку я лишился квартиры, а личные телефоны с обязательными номерами тогда еще не ввели.
А потом мы случайно встретились с ним на улице. Вернее, это Билл, проезжая на машине, увидел, как я бодро топаю по тротуару (мне приходилось экономить даже на метро). Он тут же затормозил, выскочил ко мне и потащил в ближайшее кафе — поговорить. Был он в штатском, но выглядел осанисто.
— Куда ты пропал, Валун?
— Да так, — уклонился я, — дела закрутили. А ты как живешь?
— По-всякому.
— Проблемы?
Он поморщился:
— Дочка, дуреха, в шестнадцать лет замуж собралась. Ладно… Ты про себя расскажи, пропащая душа. Что на тебе за наряд?
— Нормальный, из секонд хенда.
— Маскируешься, подпольный олигарх? Пешком ходишь. Где сейчас деньги куешь?
— В "скворечнике", медбратом.
— Это что, санитаром в психушке?! — он оторопело посмотрел на меня и понял, что я не шучу. — Прогорел?
— Дотла.
— Почему мне не сказал? Неужто я бы не помог?
— Ну, видишь, я булькнул на самое донышко. Не хотелось из такого ничтожного состояния взывать к успешному полковнику.
— С ума сошел? Я до гроба твой должник! Если б не ты, меня бы на свете не было.
— Вот потому и не попросил тебя о помощи. Всех подряд просил, тебя не стал.
Он нахмурился:
— Да уж, Валун, хорошего ты мнения о людях и людской благодарности.
— Я — реалист. Не хотел тебя на таком оселке испытывать. Финишное было бы разочарование. Но ты же мог сам всё про меня узнать. По твоим-то каналам — шесть секунд. Почему не сделал?
И вдруг он захохотал, раскачиваясь на стуле, мотая головой и хлопая себя по ляжкам:
— Почему? Да потому же! Я-то был уверен, что ты с твоей башкой в крутые бизнесмены взлетел, миллионами ворочаешь, оттого и не звонишь! Ну, как я мог такого супера побеспокоить? Думал: что ему занюханный ментовский полковник! — Внезапно он оборвал смех, посерьезнел: — А ведь я больше не полковник. На днях получил генерал-майора. Начальник службы собственной безопасности городского УВД.
— Поздравляю.
Он отмахнулся:
— Я больше не полковник, а ты больше не санитар!
С тех пор и началась по-настоящему наша дружба. Это Билл устроил меня аналитиком в "Неву-Гранит". Мы с ним созванивались и виделись, наверное, не чаще, чем прежде. Но оба теперь были уверены, что один из нас по первому зову сделает для другого всё, на что хватит сил. Как тогда, в горевшей после взрыва испытательной.
Ресторанчик "Евгений и Параша" был заметен издалека. На тротуаре перед ним верхом на пластмассовом под мрамор льве, скрестив на груди руки, восседал пластмассовый Евгений из поэмы "Медный всадник". Он с ужасом, поверх якобы бушующих вокруг волн, вглядывался в даль — туда, где в маленьком домике погибала его возлюбленная Параша. К юбилейным празднествам рестораторы подсуетились основательно.
В фойе по стенам были развешаны гравюры и картины событий 7 ноября 1824 года и фотографии, сделанные 23 сентября 1924-го. Под портретом Пушкина работы Кипренского — отрывок из "Медного всадника":
…Граф Хвостов,
Поэт, любимый небесами,
Уж пел бессмертными стихами
Несчастье невских берегов.
Рядом — портрет самого графа Дмитрия Ивановича Хвостова, славного российского графомана, кисти того же Кипренского: высокий лоб, внимательный и как будто сердитый взгляд на зрителя, плотно сжатые губы. Здесь же — бессмертные хвостовские стихи:
…Свирепствовал Борей,
И сколько в этот день погибло лошадей!
По стогнам там валялось много крав,
Кои лежали ноги кверху вздрав.
И тут же для иллюстрации — гравюра, изображающая окраину Петербурга в 1824-м после того, как схлынула вода: мертвые лошади валяются на боку, а несчастные коровы-утопленницы — в самом деле на спине, вверх ногами. Жуткое зрелище…
Молодцы, молодцы рестораторы! Понятно, что в нынешнее безграмотное и беспамятное время блеснуть эрудицией — своеобразный шик. Однако это тоже надо уметь сделать с умом. И не так уж плох сам юбилей. Благодаря ему большинство людей впервые в жизни услышат хоть несколько строк из Пушкина.
Билл Шестак появился ровно в три часа. Был он, как всегда, в штатском костюме, и, как всегда, несмотря на это весь его облик сразу выдавал в нем крупного начальника из силовиков. Он заматерел за годы своего генеральства — растолстел, раздался в плечах, у него как будто и черты лица стали крупнее. Гладкие седины были зачесаны назад, волосок к волоску, светлые глаза смотрели холодно. Даже легкомысленный когда-то нос, небольшой и чуть вздернутый, был сейчас подправлен строгой серебряной щеточкой усов. Вот интересно: если бы я в свое время вышел в крупные бизнесмены, появилась бы у меня такая же маска солидности? Наверное, пришлось бы ее лепить и натягивать на физиономию, положение обязывает.
Впрочем, увидев меня, Билл расплылся в искренней, совсем не начальственной улыбке:
— Привет, Валун! Будешь со мной обедать? Тогда пошли, у меня тут кабинет постоянный.
Официанточка, молоденькая, хорошенькая китаянка поставила перед нами сок и минеральную воду, положила меню. Когда, приняв заказ, она вышла, я сказал:
— Не понимаю, как тебе служится с идиотами вроде сегодняшнего дежурного?
Билл усмехнулся:
— Я, как и ты, реалист. Делаю в нашем бардаке то немногое, что могу. Как только увижу, что не могу больше ничего, сразу уволюсь.
— Но ты ведь уже генерал-лейтенант!
Он вяло махнул рукой:
— Аппаратные игры. Дали вторую звездочку, чтобы спихнуть наверх, в Москву. В Питере я многим неудобен. А я в Москву не хочу, сожрут в министерском гадюшнике. Пока цепляюсь корнями за родную невскую землю… Так что у тебя стряслось?
— Обожди.
Китаянка принесла блюда, расставила их на столе, поклонилась и ушла, плотно закрыв за собой дверь кабинета.
— Как думаешь, — спросил я, — здесь не подслушивают?
Он пожал плечами, вытащил из кармана небольшой приборчик величиной с зажигалку, обвел глазами стены, потолок, посмотрел на приборчик и спрятал его:
— Вроде, чисто. "Жучки" не прозваниваются.
— Тогда слушай: мне предложили работенку. Гонорар — пятьдесят миллионов… Не смотри на меня так, я не оговорился и не сошел с ума! Не пятьдесят тысяч, а именно пятьдесят миллионов, петровскими. Нужна твоя помощь. Если справимся, деньги пополам.
Он сощурился:
— Криминал?
— Обижаешь, начальник! Связывался я когда-нибудь с криминалом?
— Ну, ну, не ворчи.
— Хотя и законным дело тоже не назовешь, оно просто ни в какие ворота не лезет.
— А двадцать пять миллионов не жирно мне будет? — полюбопытствовал Билл. — Конечно, дружба дружбой, но пополам — не чересчур?
— Тут дружба плюс расчет, — объяснил я. — Без тебя ничего не выйдет. И лучше мне с тобой огрести половину, чем в одиночку потерять голову.
— Ах, даже такие шансы имеются?
— Для меня это самый вероятный исход. Но тебе рисковать не придется.
— Так, — он сосредоточился. — Давай, выкладывай!
Я рассказал ему всё о встрече с Акимовым.
Лицо Билла осталось каменным. Он сухо поинтересовался:
— На кой хрен калийному олигарху разумники?
— Не спрашивай, понятья не имею. Там свои какие-то игры. Нам с тобой надо собственный номер исполнить: найти разумников, свести с ними клиента, взять деньги и отвалить.
— Легко сказать — исполнить! — засомневался он. — Где их, псов подземных, отыщешь! Ну, а найдешь, так что ты думаешь: их только пальцем поманить, они радостные вылезут и к твоему олигарху побегут знакомиться? Нужен он им, как волку триппер!
— Билл, я тебе еще главного не сказал. У меня такое предположение… да почти уверенность… Сам погляди: разумники заставляют олигархов переводить сотни миллионов то в пенсионный фонд, то минздраву. Может правительство не знать об этом? Конечно, нет. Понимаешь, что из этого следует?
Билл на секунду задумался. Потом выговорил:
— Мать твою… Это уж чересчур. Не может быть!
— Получается, что может. Я сам от страха похолодел, когда сообразил. Получается, между властью и разумниками установилось джентльменское соглашение, нечто вроде пакта о ненападении: разумники больше никого не убивают, а власть за это не пытается их ловить и не устраивает показательных расстрелов. Мало того, правительство делает вид, что не замечает, как разумники время от времени вытряхивают из корпораций огромные суммы в пользу никому не нужных стариков. Оно терпит и молчит даже тогда, когда разумники щиплют предприятия, связанные с высшими лицами государства.