Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза

– Ему всего два года, так что до этого еще далеко, – добавила она.

– Я буду королевой? – спросила Сесилия.

– Когда принц станет королем, будете, но это случится через много лет, – ответила мать. – А пока вы будете расти здесь, и вас станут называть принцессой Шотландской.

Сесилия улыбнулась, обнажив дырку между молочными зубами. «Бедная маленькая глупышка, – подумала Елизавета, – вы бы разревелись, если бы понимали, что это означает на самом деле».

Мать повернулась к ней и Марии:

– По обычаю принцессы выходят замуж в порядке старшинства, я знаю, но Сесилию выбрали, так как по возрасту она ближе всех к принцу.

Последовала пауза, в продолжение которой королева боролась с душевной болью, и Елизавета поняла, что она вспомнила бедняжку Маргарет, которая была бы как раз ровесницей Якова.

Весной 1475 года двор находился в Виндзоре. Собралась вся семья, кроме Нэда, который был далеко, в Ладлоу. Время от времени он приезжал, но всегда ненадолго. Поэтому любимцем сестер стал маленький Йорк.

В последние недели Елизавета заметила, что отец толстеет. Он уже не был тем энергичным молодым мужчиной, который легко подбрасывал ее в воздух и кружил, взяв на руки, как в раннем детстве, больше не участвовал в спортивных развлечениях и турнирах, а вместо этого предпочитал рыбалку. Ел король очень много, вот в чем проблема. Принцесса слышала, как леди Бернерс выражала тревогу по этому поводу и порицала короля за то, что он принимает рвотное, чтобы иметь возможность снова набивать живот. Елизавету потрясли слова наставницы. Однако, поразмыслив, она поняла, что отец потакает своим слабостям во всем, с упоением предаваясь всевозможным мирским утехам: любит хорошо поесть, безудержно тратится на роскошные вещи, дорогую одежду, украшения и устраивает грандиозные праздники при дворе.

Слуги любили сплетничать о своих господах и, вероятно, думали, что дети ничего не слышат. Елизавета сделала открытие: стоит ей чуть задержаться перед дверью, прежде чем войти, или подольше постоять у цветочной клумбы, и можно узнать множество удивительных вещей. Правда, иногда она жалела, что не прошла мимо побыстрее. Сидя однажды утром в детской, пока дамы прибирались в соседней спальне, она с ужасом услышала, что ее отец не только обжора, но еще и прелюбодей, и об этом все знают.

В свои девять лет Елизавета еще не вполне понимала, что это значит. Она думала, что прелюбодей любит кого-то, помимо своей жены, но обрывки разговоров, которые она слышала, заставили ее задуматься, уж не стоит ли за этим нечто большее?

Елизавета поняла, что у ее отца есть три любовницы. Она думала, что любовница – это дама, которой рыцарь поклоняется издалека, однако это не объясняло неодобрительного тона сплетниц, который подразумевал наличие в таких отношениях чего-то непристойного. О том, кто является одной из любовниц отца, девочка догадывалась, так как слова «жена Шора» то и дело мелькали в разговорах. Елизавета видела при дворе симпатичную миниатюрную мистресс Шор. Для жены золотых дел мастера эта дама была одета слишком изысканно, гораздо лучше, чем позволяло ее положение, но самыми запоминающимися ее чертами были улыбка, смешливость и добрые глаза. Елизавета не могла постичь, как может отец любить кого-то, кроме матери, такой красавицы. Это было неправильно, но она понимала, что ему нравится в мистресс Шор. Винить мать за ненависть, которую та, по слухам, питала к этой женщине, Елизавета не могла; другие говорили, что замечать такие вещи – это ниже достоинства королевы.

Кроме того, Елизавета узнала, что ее единоутробные братья Томас и Дикон Грей составляли компанию отцу в его кутежах, что бы за этим ни стояло, хотя звучало не очень приятно. Томас был на одиннадцать лет старше ее, отец только что пожаловал ему титул маркиза Дорсета и женил на знатной наследнице, а Дикона произвел в рыцари, но разница в возрасте мешала сближению с ними Елизаветы. Ее братья, ретивые молодые люди, решительно настроенные проложить себе дорогу в этом мире, не интересовались маленькими девочками.

Влетев в бельевую кладовую в поисках чистого носового платка, Елизавета услышала, как леди Бернерс говорит мистресс Джейкс, что могущественный лорд Гастингс – партнер короля по преступлению. Заметив принцессу, женщины умолкли. Елизавета любила лорда Гастингса, верного друга отца, но было очевидно, что он не любит Вудвиллов, они с Дорсетом поссорились из-за владения какими-то землями и, как говорили, соперничали за любовь мистресс Шор.

– Она явно раздает свои милости направо и налево, – однажды пробурчала леди Бернерс.

Елизавета думала, что «милости» – это то, что выигрываешь в процессе игры. Все это были сплошные загадки.

Девочке не нравилось размышлять о таких вещах. Постоянные слухи беспокоили ее. Но еще более тревожной казалась перспектива вторжения отца во Францию. Разговоры о войне тайком велись уже какое-то время, и приготовления начались. Король пребывал в задиристом настроении и желал продолжить завоевания. Он доведет до конца работу, начатую великими королями-героями Эдуардом III и Генрихом V, и захватит французский престол. Вся Англия молилась еще об одной победе, наподобие Креси или Азенкура. Несмотря на тревогу, сердце Елизаветы полнилось восторгом, когда она слушала рассказы об этих давних баталиях.

Наконец король, уверенный в успехе, выступил в поход во главе своей армии. Лето тянулось медленно, в напряженном ожидании новостей о происходящем во Франции. Когда они пришли, это было не то, на что все надеялись.

Королевский гонец прибыл, когда Елизавета и Мария сидели с королевой в ее личных покоях и рассматривали красиво украшенную рисунками рукопись с удивительными историями про короля Артура – легендами о любви и героических подвигах. Елизавета любила эти уроки с матерью, которая внушала ей жажду знаний, а сама открыла Королевский колледж в Кембридже. Если бы только она могла быть более ласковой и снисходительной… По мере взросления старшей дочери мать ожидала от нее все более высоких стандартов в умении вести себя и держаться, чаще и резче критиковала. К счастью, Елизавета жадно ловила знания и так преуспевала в учебе, что мать иногда удостаивала ее слов похвалы, которые принцесса ценила как манну небесную.

Королева быстро вышла вместе с вестником в свой кабинет, а когда вернулась оттуда, лицо ее сияло.

– Отец ваш, король, решил заключить договор с королем Людовиком, который стремится к миру и предложил вашему отцу огромный пенсион для поощрения.

– Значит, войны не будет? – поинтересовалась Елизавета.

– Слава Господу, нет. – Мать села. – Через три дня ваш отец встречается с королем Людовиком. Мы должны молиться, чтобы они пришли к доброму согласию.

Король дома! Его дети вместе с королевой нетерпеливо наблюдали, как он, разодетый в золотой дамаст, на коне в алой попоне триумфально въезжает в пределы верхнего сторожевого пояса замка Виндзор. Эдуард тяжело спустился с седла и обнял их под радостные крики придворных.

– Договор подписан, и на таких условиях, о которых я даже не мечтал, – сказал он матери, когда все собрались в королевских покоях. – Мне нужно многое рассказать вам.

Усевшись в кресло с высокой спинкой, король приказал подать вина и марципанов, а сам откинул назад голову. В это время его шут Скоггин, известный своими шкодливыми выходками, бочком подошел к нему, встал на колени у его ног и, ухмыляясь, пробормотал:

– Собираешься рассказать королеве, до чего ты дошел во Франции?

– О, убирайся! – Король беззлобно шлепнул его рукой, а мать засмеялась резко и невесело. Отец повозился с младшими детьми, особенно с Йорком, которому было уже почти два года. Затем велел позвать леди Бернерс, чтобы та увела всех, кроме Елизаветы. – Так как то, что я должен сказать, касается вас, Бесси.

У Елизаветы в душе ничто не шевельнулось. Она спокойно сидела на своем стуле, а отец обратился к матери:

– Я встретился с Людовиком на мосту у Пикиньи, мы разговаривали сквозь деревянную решетку и утвердили условия договора. После этого был объявлен мир между Англией и Францией.

– Вы получили свой пенсион? – спросила мать.

– О да. Как уже было сказано, я извлек из этого выгоду. И, Бесси, во Франции никогда еще не было английской королевы, но, чтобы скрепить эту новую дружбу, вы должны быть помолвлены с сыном короля Людовика, прекраснейшим дофином Карлом. Когда он унаследует трон своего отца, вы станете королевой Франции. Это великая судьба, и я надеюсь, вы довольны, что я организовал для вас такой великолепный брак.

Франция? Королева Франции? Елизавета услышала, как мать радостно ахнула. Сама же она была ошарашена и немного напугана, так как замужество означало конец ее счастливой жизни в Англии и, что хуже всего, расставание с любимыми людьми. И тем не менее в глубине ее души бурлил восторг. Франция не так уж далеко, и она хотела бы однажды стать королевой.

– Я рада, отец, – запинаясь, проговорила Елизавета, – но надеюсь, я не покину вас навсегда.

– Вы отправитесь во Францию через три года, когда вам исполнится двенадцать и вы войдете в возраст, пригодный для брака. А за это время успеете свыкнуться с мыслью о замужестве.

– Это замечательная партия для вас, Бесси! – ликовала мать, сияя глазами. – Какой триумф дипломатии, милорд! На что вам пришлось согласиться, дабы вынудить старого паука пойти на это?

– Я отказался от своих притязаний на Аквитанию в пользу дофина. – Эдуард ухмыльнулся. – Пустая уступка, ведь Англия потеряла Аквитанию в последних войнах с Францией. Эта земля станет частью приданого Бесси. После вашей свадьбы, дитя, король Людовик назначит вам ежегодное содержание в шестьдесят тысяч фунтов, чтобы вы могли жить, как подобает будущей королеве Франции.

Мать разинула рот:

– Это в пятнадцать раз больше приданого, которое выделили мне вы!

Отец пожал плечами:

– Франция – гораздо более богатое королевство, любовь моя. Бесси ждет жизнь в роскоши.

Елизавета долго не могла свыкнуться с мыслью об уготованном ей блестящем будущем. К тому же три года – это долгий срок, и многое может случиться, что помешает ее браку. Принцессе отчасти даже хотелось этого, но она также ощущала легкое смятение и разочарование при мысли, что вдруг лишится такой славной перспективы.

– А какой он, этот дофин, отец? – спросила Елизавета.

– Ему пять лет, то есть он на четыре года моложе вас, но он вырастет.

– Он красивый? – поинтересовалась принцесса.

– Я его не видел, – ответил отец, – но слышал хорошие отзывы о нем. Мы пошлем за его портретом, и тогда вы сами увидите, каков он.

Елизавета не могла не наслаждаться тем, что ее стали называть «мадам дофина» и относиться к ней с почтением, как к будущей королеве Франции. Увидев новые платья по французской моде, разложенные на постели, она завизжала от восторга, а вот упорнее заниматься французским языком ей понравилось гораздо меньше.

– Вы должны говорить бегло, – настаивала мать. – Что подумает король Людовик, если мы пришлем к нему невестку, неспособную разговаривать на его языке?

Однако Елизавете французский давался с трудом, она запоминала слова, но соединять их во фразы – это было выше ее сил. Она боялась, что никогда не сможет складно изъясняться на языке будущего супруга.