Ловушка миллиардера

7

Прижав ладонь к горящим губам, я охаю и отпрыгиваю в сторону. Всё кажется нереальным, пол будто провисает под ногами. Краска стыда заливает щеки.

На языке вертится грязное ругательство, которое так и не успевает сорваться с губ, потому что в распахнутую дверь сначала заглядывает Алина, а следом и братец.

Легки на помине.

— В нашу квартиру армагеддон ворвался?

Раевский стоит у стены, поэтому подруга не сразу понимает, отчего я красная как помидор. Отвожу взгляд, не зная, куда деть свои руки, и вжимаю голову в плечи, мечтая уменьшиться до размеров огрызка от яблока.

Теперь уже поздно орать. Да и есть ли смысл, ведь этот неугомонный делает всё, что ему вздумается. Спокойненько себе руки в карманах брюк прячет и скалится, словно из нас двоих только ему не перепало.

— Опять ты, — шипит Никита, заходя в квартиру.

Слишком много душ на квадратный метр. У брата глаза краснеют, между бровями тень прячется, руки от ярости трясутся. Того и дело на Раевского с кулаками полезет.

Я бы и рада, но этот бой ему не осилить. Назойливые школьники и студенты с меня ростом не были проблемой, а вот крепкое тело из стали и мускул, на которое с задранным подбородком смотреть приходится, себя в обиду точно не даст.

Стряхнув смущение, вмешиваюсь.

— Не переживай. Он уже уходит, — с намеком глазею на Тимура, надеясь, что хоть сейчас у него совесть проснется.

Нет же. Спит беспробудным сном. Даже с места не двинулся.

— Ты не вовремя, парень, — хрипло цедит Раевский.

Руки в кулаки сжимает, на щеках желваки проскальзывают. В серых глазах стужа собирается.

— Послушай, дядя, — хмыкает Никита, испытывая свои шансы на выживание, — тебе чего вообще? Всё никак от моей сестры отлипнуть не можешь?

— Ага, — специально макушкой кивает, лишь бы позлить.

Такое чувство, словно и целовал назло. От этого мне еще сильнее хочется его из квартиры выкинуть.

Я командую.

— Алин, бери еду и раскладывай. Я сейчас к вам вернусь, — отдаю пакет и, стиснув зубы, к Тимуру поворачиваюсь. На шепот перехожу, чтобы другие не услышали. — Выходи. Не то о невесте можешь забыть.

Вряд ли это в моих силах, но мужчина вдруг подчиняется. Подталкивает меня вперед, сплетает ладони и напоследок Никите бросает.

— Ты привыкай. Скоро часто будем видеться.

— Обойдешься.

Лишь чудом мы выходим на площадку, и для достоверности я еще дверь прикрываю, чтобы он снова что-то глупое не наплел. Это моя проблема, не хочу брата вмешивать.

Прочищаю горло, чтобы злости не поддаться. Не могу на него смотреть, упираюсь взглядом в сторону и тихо, но отчетливо бросаю.

— То, что ты сделал ранее, больше не повторится.

Улавливаю чужое дыхание и понимаю, что он снова впритык стоит. На рефлексах хочется поджав пятки убежать, но ведь все равно догонит.

— Тебе не понравилось? — хрипло в шею выдыхает.

Проклятье, кто вообще такие прямые вопросы задает?

— Нет, — упрямо возражаю, чувствую жгучий прилив крови к лицу.

— Тогда почему ты ответила?

Вздрагиваю, как от удара. С такой уверенностью говорит, словно я лично его к стенке подперла и чуть всего кислорода не лишила.

— Ты меня испугал. Я просто не ожидала.

— Тогда буду почаще тебя пугать, — с усмешкой.

Нет уж, спасибо. Скоро и так заикой стану.

Нужно вернуться, пока не хватились. И закончить этот жуткий разговор, да еще и таким образом, чтобы до Раевского дошло: этот поцелуй станет последний.

Больно уж пугают те мысли, которых и в помине не должно быть.

— Больше не приходи.

Спешу к двери, но он перехватывает меня за талию и тянет обратно.

— Почему?

Застываю, пытаясь как можно меньше с ним соприкасаться. Вот кто носит рубашки, обтягивающие как вторая кожа? Проще вообще без одежды ходить.

— Я уже пообещала, что схожу с тобой на благотворительный вечер, — нервы сдают, — чего тебе еще надо?

Ведь наверняка пришел лишь для того, чтобы убедиться, что я сдержу слово. Плевать ему на все остальное. Мелкая сошка не должна создавать проблемы.

Он молчит, не отвечает.

Как всё очевидно.

— Пусти, — с трудом вырываюсь из хватки, — не хочу тебя видеть. Хватит и того, что ради долбанной сделки терплю. Не нужно чаще видеться.

— Вообще-то я хотел извиниться.

— Забавно, — я усмехаюсь, — извинений я так и не услышала.

— А ты бы простила? — мерит взглядом и сам себе кивает. — Вот именно. А я не делаю бессмысленных вещей.

Дико хочу из него правду выбить, но боюсь оступиться. Вряд ли ответ мне понравится. Да и чего я жду? Признаний и красивых слов?

Глупости всё это. Раевский сам по себе стеклянный, никаких эмоций. Только смешки да издевки. У душегубов и то больше эмпатии.

Подвожу итог.

— Надеюсь, мы поняли друг друга.

Скрываюсь за дверью, перевожу дыхание и прислушиваюсь к звукам в подъезде. Шаги только через пару минут раздаются.

Он ушел, и вместе с ним рвутся те тончайшие нити близости, что успели нас связать. Отголоски грусти струятся по телу, отчего возникает желание залезть в ванну и просидеть до тех пор, пока не станет легче.

Зачем душу драть и в сердце лезть, если игрушка временная?

Дубина.

— Мира? — брат зовет.

Я вздыхаю, расправляю плечи и с натянутой улыбкой присоединяюсь к друзьям. Первое время мы лишь едим и смотрим какие-то передачи по телику. Я особо не вникаю.

Никита ко мне подсаживается.

— Мир, ты только скажи, и я тут же ему в рожу дам.

— Не надо. Скоро всё и так закончится.

— В смысле? — в унисон.

Меня прожигают две пары глаз. Под их давлением я сдаюсь и рассказываю о том, как ко мне пришла идея разрушить всю эту глобальную ложь.

— Серьезно? — Алинка громко вскрикивает и подается ко мне. — Ты уверена? Это довольно опасно. Нет гарантий, что после этого Раевский оставит тебя в покое.

В отличие от нее, брату идея нравится. Он довольно хохочет, держится за набитый живот и с гордостью ерошит мои волосы.

— Отлично, сестренка! Задай жару, — мечтательно хмыкает, — вот бы увидеть его лицо в тот момент, когда он поймет, что ты его облапошила.

Сомневаюсь, что свидетели уйдут живыми.

Неделя протекает спокойно. Впервые за последние месяцы мне не приходится рвать каждую свободную минуту, чтобы сдать проекты по учебе. Я не мечусь между универом и работой, часто валяюсь за ноутом и, кажется, вспоминаю, какими должны быть будни молодой девчонки.

И все же я чувствую дискомфорт, словно меня запихали в изолятор и оставили на произвол судьбы. Скучаю по Женьке и ее рассказам о неудавшихся свиданках, по брату, приносившему вкусные обеды и вечно подтрунивающему надо мной. Да даже по гулянкам, где мне не тычут микрофоном прямо в рот и не ослепляют вспышками от камер, я начинаю тосковать.

Чтобы окончательно не подохнуть от скуки, я чаще хочу в универ. Бросаю себе вызов, прекрасно понимая, что сплетни в один миг не рассеются. И после сегодняшнего станет только хуже.

— Зимина! — возвращаюсь к реальности. — Зимина, ваша очередь.

Быстро извиняюсь и выхожу к доске. Сначала индивидуальный кейс с задачками, потом теория. Всё как от зубов отскакивает.

Будь у меня диплом, я бы побыстрее с Раевским разобралась, но пока знаний не хватает. Еще повезло, что с подписью его обманула. Вроде и переживать не стоит, но на сердце неспокойно. Слишком много факторов, влияющих на исход сегодняшнего дня.

Мой ответ слушает только преподаватель. Остальные либо сбоку пытаются сфотографировать, либо внаглую смотрят. Глазами пожирают, оценивают и, не найдя меня достойной, зло фыркают.

Я их понимаю, но лишь отчасти. Как скучно надо жить, чтобы копаться в чужом грязном белье круглыми сутками.

Аудитория под завязку забита, и многих я вообще впервые вижу. Возникает мысль, не пробрался ли сюда кто с улицы, или мне польститься, что я смотивировала всех остальных явиться на пары?

— Отлично, возвращайтесь на место.

Я подчиняюсь и мимоходом слушаю однокурсников. Внешнее спокойствие дается мне не так легко — не могу отделаться от чувства, что вот-вот разревусь. Или взорвусь от наплыва эмоций. Снова и снова в голове весь план прокручиваю, только к звонку успокаиваюсь.

Мира, включи мозги! Не время раскисать.

Я встряхиваюсь и вяло плетусь к выходу. Бессонная ночь дает о себе знать. В сумке вибрирует мобильник, но мне слишком лень его доставать. Вряд ли что-то важное.

Лучше, пока время есть, вернусь домой и посплю немного. Раевский обещал ближе к вечеру заехать.

Снаружи как всегда шумно, но сегодня визги и писки еще более громкие. Просто невыносимо.

У центрального входа вижу помпезную тачку, которая, кажется, и привлекла всеобщее внимание. Неужели снова важная шишка пожаловала?

Оглядываюсь в поисках другого выхода, но, как назло, все ставни заперты. Придется через толпу продираться.

— Мирослава! — слышу откуда-то спереди.

Иду еще быстрее.

Нет-нет. Это точно не ко мне. Спасибо за внимание, но я пас.

Опускаю голову, стараясь слиться с толпой, но тут же вздрагиваю, потому что стальная ладонь придерживает меня за плечо.

Черт, я узнаю эти руки из тысячи.

Медленно черчу глазами. Сначала в поле зрения попадают до блеска начищенные ботинки с острым носом, потом смокинг, сшитый явно на заказ, и, наконец, лицо. Тонкие губы изгибаются в полуулыбке, из-за чего жесткие черты смягчаются.

А еще запах…треклятый аромат ментола.

Что он здесь делает?

На пороге универа да еще и вокруг орущих девиц, имитирующих скорый обморок, с букетом цветов. Всё как полагается, будь между нами что-то больше, чем простая сделка.

— Куда намылилась? — шепчет на ухо, убирая прядь волос.

Его лицо так близко, что со стороны кажется, будто мы милуемся. Я даже слышу отрывистые вздохи.

— Смотри, он и правда ее любит!

Боже, почему Тимур снова играет на публику?

Кривлю губы, понимая, что лучший выход — залезть в машину и только потом закатывать истерику. Он же специально, черт бы его подрал.

С каменным лицом сажусь в машину и только после того, как мы отъезжаем, впиваюсь глазами в Раевского.

— Зачем приехал?

Почему так рано? Я еще не готова столкнуться с ним лбами.

— Я же обещал тебя забрать.

— От дома, а не от универа, — прячусь за розами, аромат которых заполнил весь салон.

— Какая разница? — беззаботно. — Я боялся, что ты не успеешь собраться.

— Да что там собираться?

— Мира, — уже более строго. Ужин ему и правда важен. — Мы же не в кино собрались. Только стилист часа три займет.

— Сколько?!

Сейчас бы иронично спросить, разве он не любит меня такой — в растянутой одежде и без капли макияжа, но вряд ли Тимур оценит.

Сквозь зубы выдавливаю.

— Это не больно?

— Смотря как вести себя будешь.

И снова эта лукавая усмешка. Я уже жалею о последствиях.

Пока машина набирает скорость, Раевский проводит инструктаж.

— Там будет много моих знакомых, но главное — убедить одного мужика. Я потом тебе покажу, как он выглядит.

— Почему именно его?

— Потому что если он не поверит, всё коту под хвост.

Я невольно сжимаюсь. Несмотря на беспечность, Тимур кажется серьезнее прежнего. Ему важно доказать, что мы любим друг друга, но что произойдет, когда ложь выйдет наружу?