Утренний, розовый век. Россия-2024 (первая часть)

А робот раскрыл в улыбке жуткую пасть, в которой сверкнули стальные зубы-стамески, приветливо сказал голосом Элизабет: "Проходите, Валентин Юрьевич, я вас жду!" — и покатился со смеху.

Элизабет всё еще смеялась, когда я вошел в ее лабораторию:

— Ну, как вам понравился наш Ромео? — она стояла у своего рабочего стола, компьютер ее был выключен.

— Ромео?

— Робот-охранник, модель Е-один.

— Симпатюшка, — сказал я. — С какого сотрудника вы скопировали его внешность?

— С меня! — хохотала Элизабет.

Она показалась мне еще более красивой, чем при первой встрече. Я не сразу понял, в чем заключается перемена. Потом догадался: она слегка загорела, вероятно, в солярии, — и посмуглевшая кожа удивительно гармонировала с зелеными глазами и густой шапкой каштановых волос. К тому же ей очень шел белый халат, плотно облегавший фигуру.

— Наш Ромео действительно молодец, — с гордостью сказала она. — Выдерживает в упор автоматную пулю и взрыв полукилограмма тротила. А кулаком ломает ствол дерева толщиной двадцать сантиметров. Первая модель, которую мы запускаем в серийное производство. На нее уже десятки заказов.

— У серийных изделий будет такая же прелестная мордашка?

— Нет, куда проще. По соображениям экономии.

— А вот в Японии в серийном производстве роботы-сиделки. У них тоже почти половина населения — старики, за которыми надо ухаживать.

Элизабет посерьезнела:

— Ну, мы-то с вами не в Японии.

— Понимаю. Сиделок вам не заказывают ни правительство, ни бизнес. А как ваши исследования природы таланта?

Она чуть нахмурилась:

— Вы пришли поговорить об этом?

— Я пришел в связи с расследованием, которым занимаюсь по поручению вашего отца.

Элизабет развернула вращающееся кресло, стоявшее перед ее компьютером, села спиной к монитору и указала мне на такое же кресло в проходе между столами:

— Прошу вас!

Я сел напротив. Уловил исходивший от нее легкий, свежий аромат духов. Этот запах не возбуждал, он вызывал нежность.

— Слушаю, Валентин Юрьевич!

— А я могу быть уверен, что меня слушаете вы одна?

— Конечно!

— Смотрите, это в ваших интересах. Потому что речь идет о прямом выходе на разумников.

— Вы их уже нашли? Так быстро?

— Я придумал схему поиска. Адреса по этой схеме придется отыскать вам.

Она подняла брови, ее глаза потемнели и смотрели даже не с любопытством, а с каким-то детским недоверием. Только сейчас, по очевидным для мужского глаза приметам — ее порывистости, мимике, быстрой смене настроений, — я понял, что она не только умна и красива, но, пожалуй, еще и чувственна. Тогда ей не повезло! Ум, красота и чувственность — губительное сочетание. Для того, чтобы женщина прожила благополучную жизнь, одно из этих трех качеств у нее непременно должно отсутствовать. А эта, на свое несчастье, была еще и богата. Бедная девочка…

— Что вы так морщитесь? — спросила Элизабет. — Как будто узнали что-то неприятное не о разумниках, а обо мне?

— Ох, простите, погрузился в свои мысли.

— Так я слушаю! — нетерпеливо повторила она.

— Да, да, приступаю к делу. Прямо скажу: моя работа была бы намного легче, если бы ваш отец или вы потрудились объяснить истинную причину своего, мягко говоря, странного интереса к разумникам.

Элизабет не ответила, лицо у нее стало сумрачное. Как будто на прекрасную статую, освещенную солнцем, нашла тень от облака.

— Хорошо, — сказал я, — играйте в молчанку дальше. А для того, чтобы решить нашу проблему, подойдем к ней со стороны житейской. Разумники отказались от террора, они больше не сотрясают государственных устоев. Но конфликт может прекратиться только с согласия обеих сторон, и главный инстинкт любой власти — инстинкт самосохранения. Значит, власть решила, что для нее самой будет лучше оставить разумникам право на жизнь. Вот это и есть кончик нити, за который мы вытянем весь клубок.

Элизабет с сомнением покачала головой:

— Не понимаю, почему вы говорите о какой-то житейской стороне. И не вижу, где здесь путь к разумникам.

— Он перед вами. Власть и революционеры по неким причинам оказались в патовой ситуации, вынуждены сосуществовать друг с другом. Со-существовать, то есть прежде всего — обеспечивать собственное существование. Как обеспечивает себя власть, понятно. А что для этого нужно разумникам?

После секундного размышления Элизабет неуверенно произнесла:

— Деньги?

— Разумеется! Даже в условиях перемирия наши герои остаются на нелегальном положении. И если я хоть что-то понимаю в психологии, то ни из-за границы, ни от властей они подачек не принимают, а из тех сумм, которые выбивают у олигархов на бедных стариков, не берут себе ни копейки. Для них это дело чести и самоуважения. Но, поскольку они не бестелесные призраки, а люди из плоти и крови, деньги им всё равно требуются, и немалые.

— Мне казалось, у борцов за идею должны быть скромные потребности, — возразила девушка.

— А вы представьте, какие суммы нужны им только для того, чтобы в тотально информатизированном обществе соблюдать конспирацию. Чтобы противодействовать слежке за телефонными номерами. Чтобы покупать квантовые компьютеры. Чтобы делать шифраторы и прочую технику, без которой не сунешься в сеть, если не хочешь тут же вынырнуть на поверхность. Специалистов, готовых работать за идею, они конечно могут найти, но оборудование-то стоит дорого. А еще расходы на оплату конспиративных квартир, на содержание функционеров, на взятки полиции и чиновникам, на разъезды…

Девушка вскинула голову:

— У них есть собственный бизнес!

Я искренне ей любовался:

— Блестяще! Вы ухватили суть проблемы намного быстрее меня.

— С вашей подсказки, — любезно вернула она комплимент.

— А дальше — сказал я, — уже совсем просто. Во-первых, бизнес наших подпольщиков должен быть максимально открытым — это лучшая маскировка.

— Вы так думаете?

— Знаете, как говорил герой Честертона: "Когда умный человек хочет спрятать лист, он прячет его в лесу". - (Лицо Элизабет стало чуть напряженным, похоже, она не знала, кто такой Честертон.) — А разумников глупцами никак не назовешь. Или вот еще знаменитая история, — продолжил я, — в одной латиноамериканской стране когда-то появилось множество фальшивых банкнот. Полиция сбилась с ног, пытаясь отыскать место, где их печатают. Так бы и не нашла, если бы один из участников банды, которого обидели свои, не явился с доносом. Фальшивые купюры печатали на сцене театра, во время представления пьесы из жизни фальшивомонетчиков, на глазах у сотен зрителей.

— Хорошо, — сказала Элизабет, — с тем, что во-первых, вы меня убедили. Что же во-вторых?

— А во-вторых, бизнес разумников должен быть максимально рассредоточенным — это гарантия неуязвимости.

— Торговля! — воскликнула Элизабет.

— Ну разумеется. Когда-то чеченские боевики финансировали свою войну против России, облагая данью российские же продовольственные рынки. У разумников сейчас масштабы поменьше, но я не сомневаюсь, что речь тоже идет о всяких торговых заведениях.

— Я поняла, — сказала она, — поняла… Как прав был отец, что решил обратиться именно к вам!

На первое место она поставила своего отца. Я только усмехнулся.

— Что я должна сделать? — решительно спросила Элизабет.

— У вас, конечно, есть квантовый компьютер…

В этот момент у меня на руке задрожал браслет с телефоном. Звонить мне было решительно некому, разве только Мила не выдержала. Я взглянул на экранчик, ожидая увидеть ее номер, но там творилось непонятное: вместо номера абонента плясала цепочка непрерывно меняющихся цифр.

— Да, — сказал я, — алло!

Мой телефон был настроен на большую громкость, я довел ее до предела на Знаменской, в уличном гуле, а потом про это забыл. И Элизабет вместе со мной услыхала встревоженный голос Билла Шестака:

— Не отвечай! Я знаю, где ты. Вечером подъеду за тобой прямо к воротам. А сейчас — выключи телефон! Понял меня? Выключи сейчас же и больше не смей включать! Буду в семь, в полвосьмого… — связь прервалась.

Сердце у меня подпрыгнуло и забилось под самым горлом. Спокойного, ироничного Шестака вывести из равновесия нелегко, и если он вдруг запаниковал… Похоже, началась настоящая охота на меня.

Я выключил телефон и тупо смотрел на гаснущий экранчик. Я не понимал, как это может мне помочь, ведь выключенные телефоны всё равно контролируются.

— Кто звонил? — каким-то изменившимся голосом спросила Элизабет.

— Мой приятель.

— Вы ему всё разболтали?!

Ее лицо побагровело, будто раскалилось в печи, тонкие черты сминались от жара, переплавляясь в злобную маску. Я и представить не мог, что богиня с такой стремительностью может превратиться в фурию. Только этого мне сейчас не хватало.

— Кто ваш приятель?! — закричала она.

— Генерал МВД.

— Что-о?!!

Ее надо было сразу осадить, и я тоже заорал:

— А когда вы с вашим папочкой предлагали мне влезть в мясорубку, вы думали, будто я справлюсь с таким делом в одиночку?! Да если бы не мой приятель, меня бы, наверное, уже прикончили! Вам нужен мой труп или нужен выход на разумников?!

Она отшатнулась, притихла. Тогда и я перестал метать молнии:

— А за свои секреты не беспокойтесь. Я уверен в приятеле больше, чем в самом себе. Мы с ним… Ладно, это вам всё равно не объяснить.

От лица Элизабет медленно отливала кровь. Девушка приходила в себя, мне удалось сбить ее вспышку ярости. (Знала бы она, что я рассказал обо всем не только приятелю-генералу, но и своей старой любовнице!)

— Вам что-то угрожает? — спросила наконец Элизабет подчеркнуто деловым тоном, глядя мимо меня, на манер своего отца.

И несмотря на тревогу, высоковольтным током пробивавшую нервы, я с нелепым сожалением успел подумать, что немного наивная красота этой девушки, которой я любовался, больше в моих глазах не возродится. А впрочем, так было к лучшему. Нас ведь связывали чисто деловые отношения.

— Похоже, — сказал я, — кто-то хочет помешать мне добраться до разумников. Или, напротив, хочет проследить мой путь к ним.

— Отец может вам помочь?

— Насколько я понимаю, гонорар, который мне обещан, так и велик именно потому, что ваш батюшка включил в него плату за риск.

Элизабет помолчала, глядя в стену, покусывая в раздумье великолепно очерченные розовые губы. Потом, как бы очнувшись, решительно повторила свой прежний вопрос:

— Что я должна сделать?

Мой телефон был выключен, а в комнате Элизабет не было настенных часов. И я спросил:

— Который час?

Она взглянула на свой телефон:

— Четырнадцать двадцать шесть.

— Времени до появления моего приятеля должно хватить. Нам предстоит найти иголку в стоге сена, а перебрать весь стог по травинке за несколько часов может только квантовый компьютер.

— Что искать?

— Просейте открытую статистику минэкономики, налогового управления, банковского сообщества. Наплюйте на сведения по большим торговым корпорациям и супермаркетам, но прочешите мелкие и средние магазины по всей стране, добавьте для верности ателье, салоны, мастерские…