Утренний, розовый век. Россия-2024 (первая часть)

— Дайте мне признаки! — перебила Элизабет. — Конкретные признаки поиска! Фирмы разумников утаивают часть прибыли на содержание партии? Статистика нам этого не покажет.

— Утаивают все, даже те, кто спрятанное просто пропивают. Думаю, признаки будут таковы: разбросанные по нашим просторам и внешне самостоятельные фирмочки связаны между собой какими-то нитями, невидимыми простым глазом. Например, денежными переводами, помощью в становлении, чем-то еще в том же духе. Эти перекрестные связи оставят следы в финансовых документах, но никогда не привлекут внимание аналитиков. Тех, кто не знает, что искать.

— Не мало признаков? — усомнилась она.

— Повторяю, зацепиться можно только за противоречие: никаких формальных договоров, никаких явных, узаконенных отношений — и многолетняя, устойчивая скрытая паутина. Которую, благодаря квантовому компьютеру, тем не менее можно высветить. И должен быть еще один, очень характерный признак… Тут мои предположения опять основаны на психологии разумников, как я ее понимаю.

— Что вам это понимание подсказывает?

— У фирм, принадлежащих разумникам, будут специфические отношения с "крышами".

Элизабет слушала молча и внимательно.

— Вы, конечно, знаете, — пояснил я, — что бандитских "крыш", как в девяностые и даже в начале двухтысячных, давно нет. Сейчас всё цивилизовано, рэкет и вообще мафия законно встроены в бизнес.

— Знаю, — ответила она, — охранные агентства.

— Совершенно верно! Зачем бандитам скрываться, когда можно зарегистрироваться? Все сферы бизнеса между ними поделены, каждый предприниматель знает, с каким агентством должен заключить договор.

— А разумники?

— Они с бандитами не пойдут ни на какое сотрудничество, отобьются. При возникновении их фирм должны были происходить какие-то конфликты, однотипные в разных регионах. Следы посмотрите в открытых сводках МВД.

— Там отражено далеко не всё, — возразила Элизабет, — а в секретные полицейские архивы нам не попасть. Во всяком случае, законным путем.

— Упоминания о необычных происшествиях, наверняка, были и в местной прессе, она доступна всем. Если такие ситуации возникали вокруг тех заведений, которые отвечают остальным нашим критериям, это будет решающим свидетельством.

— Понятно, — сказала она. — А почему вы считаете, что период поиска должен быть многолетним?

— Да, надо просеять лет пятнадцать, если не больше. Думаю, разумники начали собираться с силами где-то в двухтысячных.

— Так давно?

— Именно тогда стало ясно, что ельцинский хаос сменился не развитием, а окостенением. Большой период тоже способствует точности отбора: случайные связи, возникающие между случайными партнерами, долго не держатся, их можно откинуть.

— Но чем дольше связи, тем больше вероятность их раскрытия, — сказала Элизабет. — Вы полагаете, разумники проявляют такое недомыслие в конспирации?

— Я полагаю, они выбирают из двух зол меньшее. Открытые, договорные связи между их заведениями легко могут быть обнаружены. Остается их прятать, надеясь, что у того, кто пойдет по следу, не хватит ума искать правильно.

— Как хватило у вас?

Я поклонился:

— Вы очень любезны.

Однако она еще сомневалась:

— Пятнадцать лет — большой срок. За эти годы разумники для маскировки могли не раз поменять названия своих фирм, перерегистрировать их. Так многие поступают, скажем, увертываясь от налогов.

— Думаю, разумники так не сделают. Опять-таки из принципа меньшего зла. Перерегистрация фирмы, другое название могут привести к новым посягательствам рэкетиров и новым столкновениям, а это худший ущерб для скрытности. С точки зрения конспирации лучше уж один раз победить — и дальше спокойно жить под вывеской, на которую бандиты посягнуть не смеют.

— Хорошо, — согласилась Элизабет, — такие критерии я сумею ввести. — И на мгновенье задумалась: — Квантовый компьютер у нас в другой лаборатории. Я могу подключиться и отсюда, но там — экранированное помещение.

— Конечно, идите. Я подожду.

— Может быть, вам нужно что-нибудь?

Впервые с той минуты, когда мы в ярости кричали друг на друга, наши взгляды встретились. Мне показалось, что сейчас, несмотря на сухой тон Элизабет, ее внимательные зеленые глаза смотрят на меня с уважением. Однако размягчить меня до нежности они больше не могли.

— Что мне нужно? — я запнулся. Больше всего мне сейчас нужна была водка, хотя бы сто граммов. Но попросить об этом было бы немыслимым уроном для репутации. И я спросил только: — Где у вас можно курить?

— В туалете, по коридору направо, — ответила она и вышла.

Я выкурил полпачки сигарет, по одной примерно через каждые двадцать минут (часов не было, а включать компьютер в кабинете Элизабет, чтобы узнать время, показалось неловко). Никогда еще не курил так часто, горло и бронхи саднили от копоти, но это занятие хоть как-то меня отвлекало. Мыслей тоже не было — плясали, перемешиваясь, какие-то обрывки, словно цифры в зашифрованном номере, с которого позвонил мне Билл. Что произошло, отчего он так встревожился? Почему мне самому так страшно? Я же знал, принимая задание Акимова, что оно связано с риском, а теперь меня чуть ли не трясет. Легко быть смелым в компании, лицом к лицу с явной опасностью, как тогда на полигоне, в горевшей испытательной. Но жутковато быть в пустоте одиночкой, не знающим, откуда обрушится удар.

В коридоре я несколько раз встречал сотрудников института. Молчаливые мужчины и женщины в белых халатах не проявляли удивления при виде меня. Они сухо кланялись мне (я с той же любезностью отвечал) и, не сбавляя шаг, спешили по своим делам. Ни разу я не услыхал никаких разговоров. Ничего подобного тем нескончаемым дискуссиям с трепом и смехом, так памятным мне по молодым годам, проведенным в ракетном НИИ. Конечно, плотные двери здешних кабинетов гасили звуки, но и в коридорах, в самой атмосфере этого странного научного заведения чувствовалась железная дисциплина. Граничившая, пожалуй, с нервным напряжением, созвучным моему собственному. И вспышка ярости, охватившая Элизабет при подозрении на разглашение тайны, вписывалась в общую картину.

Было однако и нечто, с суровой обстановкой никак не вязавшееся. Я просеял свои впечатления и вспомнил: потешная маска Ромео при входе, веселый смех, с которым Элизабет меня встретила. Может быть, это всё тоже своеобразная маскировка? Наподобие вулканического словоблудия ученого филолога Сергея Иоанновича Князева?

За окном уже смеркалось, когда Элизабет быстро вошла в комнату с распечатками в руках. Я невольно вздрогнул, — кажется, она этого не заметила, — и успел подумать, что не особенно-то и жажду увидеть результаты поиска. Что бы она там ни откопала, это не даст мне ничего, кроме каких-то адресов, куда я должен буду сунуться, как мышь во взведенную мышеловку.

Элизабет бросила распечатки на стол:

— Вы были правы! Чуть-чуть не угадали разновидность бизнеса, но я запустила поиск пошире, и ваша схема сработала.

Стараясь сохранять невозмутимый вид, я взял листки. Руки у меня не дрожали, хотя казалось, что бумага обжигает пальцы, а черные буквы на ней иголками колют глаза.

Элизабет следила за мной:

— Вы удивлены?

Черт побери! Строки этого текста всё же прошибли мое отупение! И поразило меня не то, что несколько десятков небольших ресторанов и кафе в разных городах России, от Пскова до Томска, — "Закусончик", "Веселые поварята", "Кот и кошечка", — формально независимые друг от друга и принадлежащие разным владельцам, в действительности в течение многих лет связаны между собой тайными денежными ручейками. И даже не то, что при открытии этих заведений всегда случались какие-то неприятности у местных охранных агентств, вплоть до бесследного исчезновения их агентов, то бишь, узаконенных бандитов. Поразило меня то, что в Петербурге из всего списка значился один-единственный объект: открывшийся к юбилею и немедленно подключившийся к тайной сети ресторан "Евгений и Параша"…

— Вам этого достаточно? — спросила Элизабет.

Всё еще пробегая текст, я кивнул ей:

— Вполне! — и самокритично добавил: — Гарантий, что это именно разумники, конечно, нет, но вероятность очень большая.

— Рада, что смогла помочь. Возьмите распечатки себе. Так значит, вы с вашим приятелем считаете, будто вас кто-то преследует?

— Увы.

— И преследователям известно, что вы работаете на моего отца?

— Почти наверняка.

— Хорошо, — сказала Элизабет, — мой отец позаботится о своей безопасности. А что мы можем сделать для вас?

— Не понимаете?

Наши глаза встретились. Энергия ее влажно-зеленого взгляда входила сейчас в противоречие с неподвижными, как у скульптуры, чертами лица. И я вдруг подумал, что, пожалуй, напрасно приписал ей чувственность. Страстность в ней действительно потаенно кипела, но эта страстность не была женственной.

Она даже не отвела, а как будто сломала свой взгляд, и вытащила из кармана халата связку ключей:

— Понимаю. Возьмите. — Открыла и с усилием выдвинула ящик стола (я успел заметить, что он стальной и стенки у него, как у сейфа). Достала прибор величиною с пачку сигарет, протянула мне.

— Спасибо! — я взвесил прибор на ладони: — А то, знаете ли, общение с вашим душкой-филологом стало меня утомлять. Надежная штука?

— Шифры для папы я составляю сама. Пока их еще никто не взломал. Подсоедините шифратор к нетбуку — и можете вести переписку свободно.

— А как его уничтожить при необходимости?

— Просто включите в розетку на двести двадцать вольт.

На ее телефоне запищал подобием морзянки бьющий по нервам сигнал.

— Это Ромео, — сказала она. — Кажется, ваш приятель явился.

— Прощайте!

— Минутку. Я хотела сказать… Будьте осторожны, Валентин Юрьевич!

Мне показалось, что лицо Элизабет всё же немного смягчилось, а в голосе прозвучала настоящая, прежняя теплота. И я поблагодарил ее поклоном:

— Постараюсь. Тем более, нам с вами еще предстоит разговор об искусственном разуме и боге.

— Я помню, — кивнула она. — Поэтому не прощайте, а до свидания!

Уже стемнело. Машина Билла стояла у ворот, в салоне теплился слабый свет. Я рванул дверцу, плюхнулся на сиденье:

— Что случилось, Билл?

Он посмотрел на меня, сразу всё понял:

— Подожди. Возьми-ка сперва, — и протянул мне армейскую флягу.

Я схватил ее, запрокинулся, сделал несколько глотков. Это был коньяк. Жидким огнем он пролился мне в желудок и оттуда спасительной теплотой стал растекаться по всему телу, притупляя нервное напряжение.

— Хватит, Валун, отдай! На, закуси конфеткой. Поехали!

Билл забросил флягу в бардачок (несмотря на слабое освещение, я успел там заметить рубчатую рукоять пистолета). Заурчал мотор, вспыхнули фары, мы сорвались с места.

— Что, — спросил я, указывая на крышку бардачка, — так серьезно всё?

Билл хмуро усмехнулся:

— Береженого бог бережет, — и после паузы, следя за дорогой, проворчал: — сказала монашка, надевая на свечку презерватив… У тебя что, Валун? Достал адреса?