Тирза
- Автор: Арнон Грюнберг
- Жанр: Современная проза
- Дата выхода: 2022
Читать книгу "Тирза"
Он опустил руку. В этот раз он смог с собой справиться, все снова было у него под контролем. Он должен был управлять собой. А потом уже будет все остальное. Текущие дела, полив сада в засушливые дни, обрезка деревьев, сбор квартплаты, сама жизнь. Самоконтроль, только с него все начинается.
— Давай, ударь! — дерзко сказала Иби. — Ты не сможешь убить во мне мою любовь к Андреасу.
Опять это имя, мерзкое, проклятое имя.
Он посмотрел на свою супругу, но не увидел в ней ни капли солидарности, ни грамма понимания.
Любовь к Андреасу. В любой другой момент он посмеялся бы над этим, посмеялся от души и, может быть, чуть-чуть заволновался. Что могла знать о любви его дочь? «Какие высокие слова, — хотел бы он сказать сейчас. — Не нужно ими бросаться».
— Мне хоть кто-нибудь может объяснить, что тут случилось? — спросила его супруга.
В ее голосе слышалось явное раздражение. Как будто Хофмейстер был ей чужим человеком, посторонним бандитом, который напал на ее дочь на улице, а она хотела выяснить, что же именно произошло, прежде чем вынести свой вердикт.
Он ничего не ответил, прошел на кухню, сунул конверт в карман брюк и вымыл руки. Сначала один раз, потом второй, потом умыл лицо в надежде прогнать надвигающуюся головную боль. Вытерся кухонным полотенцем, потому что ничего другого не нашел.
Когда он вернулся в комнату, его супруга и дочери втроем сидели на диване и все одновременно посмотрели на него. Они ничего не говорили. Единственным звуком в комнате было чмоканье Тирзы, которая обсасывала свой леденец. Оглушительно громко.
Вечерняя газета соскользнула на пол. Он поднял ее, сложил и положил на журнальный столик.
Почему они ничего не говорили? Чего они от него хотели? Что он должен был сделать? Ничего? Покорно кивнуть и потихоньку исчезнуть?
Он расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, как будто из-за нее ему было трудно дышать, как будто одежда вдруг стала тесной.
— Тирза, — сказал он, — немедленно выброси леденец. Это вредно для зубов.
Никакой реакции не последовало. Ее мать его не поддержала. Мать только сказала:
— Оставь ребенка в покое. Ты уже достаточно натворил сегодня.
Одышка отступила. Вместо нее все тело вдруг как будто свело. Может, нужно сходить к физиотерапевту? Или чаще играть в теннис? Боль, вот что это было. Все его тело болело.
— Натворил? — переспросил Хофмейстер. — Натворил?! О чем ты говоришь? Я натворил?! Да ты хоть знаешь, что произошло там, наверху? Ты хоть представляешь себе, что вообще творится в твоем собственном доме?
— Это была твоя идея, — тихо сказала его супруга. — Сдавать верхний этаж. Мне это было ни к чему.
У Хофмейстера во рту как будто парализовало все мышцы. Как будто ему сделали заморозку у стоматолога и он пока не мог нормально говорить.
— Ни к чему? Но как бы мы тогда вообще смогли тут жить? Ни к чему. Да я ведь для вас! — Он перешел на крик. — Для вас я это сделал! Ради вашего будущего. Тирза, вытащи леденец изо рта!
Он смотрел на свою супругу и дочерей, но они как будто не понимали его.
— Ни к чему, — бормотал он. — Ни к чему…
Он мог только трясти головой, настолько он был ошарашен их непониманием.
— Йорген, — сказала его супруга, — Иби уже взрослая девочка. Иби женщина. Нельзя так обращаться с ее друзьями.
— Но он ей вовсе не друг! — закричал Хофмейстер. — Он наш квартирант. Вы что, не понимаете?! Вы вообще ничего не понимаете?! И никакая она еще не женщина. Она не взрослая. Она ребенок, ребенок. Это я виноват. Мне нельзя было отправлять ее наверх за деньгами.
Он посмотрел на свою семью в ожидании понимания и поддержки, но не увидел ни капли, ничего даже близко на этого похожего. Как будто он говорил на другом языке. Был человеком из другой страны. Совсем не таким, как все остальные его родственники, чужаком в собственной семье. Какой-то ненужный придаток, оставшийся после чего-то. Но после чего? После оплодотворения. После того как он дважды оплодотворил свою жену. А потом стал абсолютно ненужным. Как пуповина. И только одно оправдывало существование этого ненужного элемента: деньги.
— Ты вообще ненормальный, — сказала Иби. — Ты что, думаешь, я одна у нас в классе встречаюсь с парнями постарше?
Он уставился на свою супругу, но та сидела с таким видом, будто в этом нет ничего особенного. Как будто такие новости сообщали им каждый день и они проходили мимо, как прогноз погоды. Все, что его поражало, она считала совершенно нормальным. Ко всему, что он категорически отвергал, она относилась с пониманием и не видела в этом никаких проблем. Он был старомодным и «ты-нам-мешаешь». Все так и было — ненужный пережиток из другого времени.
— Но… — сказал Хофмейстер и услышал отчаяние в собственном голосе. — Он не твой парень. Он наш квартирант. Он не может быть твоим парнем. Он — квартирант.
— Папа, — сказала Тирза.
Он посмотрел на нее. Она была маленькой для своего возраста. Тирза всегда была самой маленькой в садике и в школе, но педиатр говорил, что она еще вырастет. И что им не о чем беспокоиться.
— Папа, — повторила она.
— Да, — ответил он ей и вдруг осознал, что стоит перед своей семьей как на суде. — Выкинь же этот леденец. Тебе он даже не нравится. Это чистая химия. У нас столько полезных и вкусных конфет, которые ты любишь.
— У меня тоже есть парень. Он в классе у юфрау Стине.
Хофмейстер вытер со лба пот. Пот на ладонях, пот на шее, он был весь в поту. Может, это тоже было связано с одышкой и болью в груди, тяжестью в руках и ногах? Все его тело стало вдруг неудобным. Инструмент, который уже не справлялся со своей работой, и его давно пора было выбросить, но ему не могли найти замену. Это была старость, и она началась именно сегодня, там, на лестнице.
— Это очень хорошо, — сказал он. — Ты непременно расскажешь нам об этом сегодня за ужином, про эту вашу юфрау Стине.
— Не про юфрау Стине. Про моего парня.
— Да, дорогая, я так и сказал, я так и хотел сказать. Про твоего парня.
Все замолчали, мысли Хофмейстера улеглись, и он даже подумал, что все уладил. Что сегодня вечером они поговорят про юфрау Стине и про этого мальчика. Они вместе сядут за стол, как и каждый вечер. Может, все будут немного молчаливыми. Иби часто сидела с недовольным видом, но на то она и подросток. Они будут сидеть за столом, он будет сидеть вместе с ними. Это была его семья, это были его родственники. Он был их родным человеком, и он снова почувствует это за столом, когда Тирза начнет болтать о своей учительнице или о мальчиках.
Но в тот момент, когда ему почти удалось убедить себя, что все стало как обычно, что всё как всегда, до него вдруг долетел вопрос супруги:
— И как ты собираешься исправлять ситуацию?
Он выпрямил спину. Он часто горбился, если сильно задумывался о чем-то или погружался в мечты.
— Исправлять? Ты о чем?
А Тирза подхватила своим тоненьким милым голоском:
— Да, папа, как ты теперь будешь все исправлять?
Он потянул себя за нижнюю губу. Ему показалось, что он попал в ловушку, из которой никак не выбраться. В собственном доме.
— Но, Тирза, — сказал он, как будто она одна задала ему этот вопрос. — Мне не нужно ничего исправлять. Это наш жилец должен бы был все исправить. Потому что он гадкий человек. Он гадкий архитектор. Он гадкий жилец. И он настолько гадкий, что теперь ничего уже нельзя исправить. Я выставлю его за это из дома на улицу.
— Тогда я тоже уйду! — закричала Иби. — Тогда я уйду прямо сейчас. Я соберу вещи. Сегодня же вечером меня тут не будет.
Она подскочила и бросилась к «подарочному столу».
— Ты что, не видишь, что творишь?! — спросила супруга, и она уже не говорила тихо и спокойно. — Ты что, не видишь, что ты делаешь?! Ты хоть немного понимаешь свою дочь?
— Я прекрасно понимаю мою дочь, — сказал Хофмейстер. — Я понимаю, что на ее напали. Нет, что ее изнасиловали, а она растеряна и напугана. Что нам нужно к доктору. И в полицию. Это я понимаю. Что она, возможно, беременна.
— Нет! — завизжала Иби. — Нет! Пусть он замолчит! Пусть он замолчит!
Она схватила часы, которые он купил ей в подарок, и зажала их в руке.
— Что прекратить? Что я должен прекратить, Иби?! Ты собралась поучать меня в собственном доме? Ты хочешь рассказать мне, своему отцу, что мне можно, а что нельзя?
— Я не беременна! — прокричала она. — Я давно на противозачаточных, мудила!
Она швырнула часы на пол и изо всех сил топнула по ним правой ногой, как будто хотела раздавить большого паука. Она топтала их до тех пор, пока паук не умер.
— Они мне тоже не нужны! — крикнула она. — Мне ничего от тебя не нужно. Мне в жизни больше ничего от тебя не надо. Никогда!
Хофмейстер вытер нос, как будто в этом была необходимость. Он уже был старым, слишком старым, чтобы заводить детей, и сделал это против своей воли. Но когда он был молод, место детей и домашних животных в его жизни занимали поэты-экспрессионисты.
— Почему я ничего не знаю? — тихо спросил он. — Почему мне никто ничего не рассказывает? Почему я всегда узнаю обо всем последним?
— Потому, что ты никогда ни о чем не спрашиваешь, — ответила его супруга. — Ты же ничего не спрашиваешь. Ты вообще существуешь? Ты вообще живешь тут с нами?
«Значит, вот в чем дело, — подумал он. — Значит, я ни о чем не спрашиваю. А как задавать такие вопросы? И когда? За десертом? Или дождливым воскресным вечером?»
— Тебе ли об этом говорить? — сказал он довольно спокойно. — Между прочим, это ты каждый вечер несешься куда-то из дома, как течная сучка. Я делаю все, и неважно, нравится мне это или нет, я хожу на родительские собрания, я сижу дома с детьми, а тебе ведь необязательно тут присутствовать, ты же художник. Да, мои милые дети, ваша мать — художница. Правда, никто не хочет покупать ее картины, и, между нами говоря, на них и смотреть-то страшно, но это все ерунда, она рисует себе и рисует. — Он повысил голос. — А потом упрекает меня за то, что я не в курсе, что моя старшая дочь принимает противозачаточные пилюли. А как я должен был об этом узнать? Мне что, нужно каждые четыре недели переворачивать все вверх дном в ванной комнате и выискивать где-то за шкафчиками таблетки моей дочери? Или я должен каждый вечер задавать вам вопрос: «Кто из вас принимает противозачаточные, милые дети? Поднимите руку. Кто из вас подцепил венерическую болезнь, милые дети? Поднимите руку. Кого из вас сегодня на школьном дворе отымели в задницу, милые дети? Поднимите руку». Это означает быть отцом? Вы так считаете? Так я сегодня же начну так себя вести! Я просто не знал, что так нужно. Я понятия не имел, что от меня ждут именно этого. Даже не представлял!
Иби застыла на месте. Супруга Хофмейстера поднялась, собрала с пола остатки часов и стала внимательно их рассматривать, как будто хотела выяснить, можно ли их починить. А Тирза просто не сводила с него огромные карие глаза. Смотрела с любопытством, но и с испугом. Она смотрела на него так, словно все понимала.
Никто не отреагировал на его тираду. Они смотрели на него как на инопланетное существо. Не испуганно, а скорее с любопытством и удивлением, и предпочитали держаться на расстоянии, а как иначе землянам смотреть на непонятных инопланетян.