N значит некроморфы

   Ольга попросила настоятеля отвести её в общежитие некроморфов или как оно там называется, короче в общее для всех спальное помещение, дортуар что ли.

   - Правильно говорить "хлев" - наставительно произнёс Сибарски; в голосе его чувствовалось раздражение.

   Они снова опустились на первый этаж, где подвывали сквозняки и стелилась почти нематериальная позёмка из снежного праха. Ольга боялась, что построенный, наверное, ещё давними шумерами, лифт намертво застрянет где-то между этажами, оставив её куковать наедине с нестабильным Сибарски. И что-то ей подсказывало, что не только куковать. Но всё, слава богу, обошлось: кусок доисторического железа, называемый лифтом, благополучно доскрипел до первого этажа и с душераздирающим писком раздвинул обленившиеся вконец створки. Начальник резервации повёл её свистящими коридорами.

   Везде было плохо освещено и тянуло настоянным на металле холодом. В каком-то из помещений они встретили некроморфа; тот судорожно шатался в замкнутом пространстве, словно угодив в ловушку. По всей видимости, он потерял ориентиры и теперь то и дело гремел, ударяясь головой о железную перегородку. Сибарски прошёл мимо, даже не обратив на бедолагу внимания. Зрелище было не из приятных, отталкивающим. Глухой звук, похожий на звук стучащего о металл полена, ещё некоторое время сопровождал их по сумеречным переходам станции. Наконец они снова вышли на свежий воздух: морозец с разгона заехал в лицо, волна неистового белого света хлестнула наотмашь. Ветер уже почти утих и немногие, позлащённые солнцем, хлопья высокохудожественно вальсировали в воздухе.

   Оказывается, дортуар некроморфов располагался в отдельном, стоящем на отшибе, одноэтажном здании, действительно более напоминавшем хозяйскую пристройку - сарай. Возле сарая в наброшенных сугробах снега копошились несколько некроморфов. Ольге показалось, что они во что-то играют, весело возясь в белоснежной купели. Но во что? Во что могут играть некроморфы? Разве что в истребление рода земного, кто больше замочит хомосапиенсов, тот и победил. Вполне себе забава для исчадий ада. Профессиональное любопытство взяло верх, и журналистка поинтересовалась у Сибарски, чем это занимаются его подопечные.

   - Принимают ванную - как-то непонятно буркнул тот и захихикал. Ну и юморок, подумала Ольга, а оказывается нет - ни хрена не юморок. - Это что-то вроде гигиенических процедур. Они типа того... подмываются. - смиловавшись, пояснил наконец настоятель резервации.

   Ясненько. Некроморфы весело ёрзали и катались по снегу, они тёрлись о снег своими рифлёными, грубо-фактурными боками, забавляясь при этом, как дети. Во всяком случае, так казалось. Неожиданно конечно: где некроморфы, а где гигиенические процедуры - кто бы мог подумать. Перед отлётом на Тау Волантис Ольга, разумеется, просмотрела некоторые материалы о Крионе и её резервациях, но ни о чём таком там не говорилось. О чистоплотности как таковой там вообще не поминалось ни единым словом. Вот тебе и на - сюрприз.

  "[отрывок из научно-популярной статьи для среднего и старшего школьных возрастов] Так разумны ли они или нет - вот в чём вопрос. Одно дело если они - твари безмозглые и совсем другое - если обладают каким-то умом. В последнем случае, убивать некроморфов всё равно что убивать братьев по разуму - как-то не очень удобно получается. Это не то же, что зарезать поросёнка, или сбить перебегающую дорогу собачку. Человек устроен так, что к себе подобным он инстинктивно относится совсем по-другому, подходит с иной совершенно меркой. Мы вступаем на зыбкую почву этических представлений. Если вы сбили собачку - это одно, а если, не приведи господи, человека - совсем другое. Разница фундаментальна. Вопрос разумны ли некроморфы и насколько они разумны, если конечно разумны, очень важен, прежде всего в плоскости нравственной. Можно ли раздавить некроморфа автомобилем и не париться на этот счёт? Убийство тысяч некроморфов в системе Тау Волантис, что это было: нечто вроде сафари или чем-то вроде геноцида? Другими словами, сбили ли мы несчастную собачку или переехали кого-то равного себе; есть смысл мучится угрызениями совести, или можно смело на это забить? Да уж, вопросик не праздный.

   Разум - сложнейший комплекс понятий, попробуем в нём разобраться. Если говорить в общем и очень схематично, то разум обязан обладать, как минимум, двумя краеугольными качествами: способностью учиться, так сказать, аккумулировать опыт, и способностью творить. Смотря с возвышенности настоящего дня, мы, с большой долей вероятности, можем сказать, что учиться наши некроморфы, хотя и со страшным скрипом, но могут. Способность аккумулировать практический опыт имеется у них в наличии. А вот могут ли они творить? Нет, категорично отвечают одни. Какое там творить, что-то мы не видели ни их архитектуры, ни их картин, ни их скульптурных композиций. Всё правильно - не видели, с этим не поспоришь. Значит вывод очевиден: некроморфы - дураки дураками. Однако не всё так просто как может показаться на первый взгляд. Назвать какого-нибудь австралопитека - творчески одарённой личностью, наверное, тоже не получиться, и австралопитекских картин мы не видели, и австралопитекской архитектуры тоже, но означает ли это, что австралопитеки напрочь лишены потенциала разумного вида? Здесь очень легко ошибиться. Касательно некроморфов можно сказать тоже самое. В таких случаях очень важна..."

   Войдя в здание общежития, Ольга оказалась в глубокой заднице. Здесь было темно, словно в анальном отверстии представителя негроидной расы и только по каким-то совершенно астральным признакам женщина чувствовала, что в помещении они с настоятелем не одни. Что-то тихонько шуршало, попискивало, скулило. Неужели спят, подумала журналистка. Через минуту глаза адаптировались и сумерки поредели, темнота оказалась не столь уж негроидной, сквозь неё вполне можно было различить абрисы предметов и общую картину обстановки. Это действительно напоминало хлев. Дюжина некроморфов лежала прямо на земляном полу, твёрдом как железо. Лежало как попало, бессистемно. На одного из них Ольга неосторожно наступила и тот, поджавшись, подобно хитиновому жуку, заскрёб по поверхности пола своими чёрствыми конечностями. Жест, которым он поджал ноги, был очень человеческий, так делают некоторые дети, когда в прохладной комнате с них сползает одеяло. Некроморфу наверняка не было холодно, но жест, которым он когда-то, давным-давно, ещё будучи ребёнком, сворачивался в клубок, до сих пор сохранялся в глубинах его прогнившей памяти. Значит что-то человеческое в них всё-таки оставалось, что-то, что не смогла вытравить даже концентрированная кислота красных обелисков.

   И ещё: Ольга вдруг заметила, что некроморфы не спят. Существа, кажется, придуривались. Разумеется, придуривались, ведь им неизвестно, что это такое - спать. Мертвецы всегда оставались на чеку, в этом их суть, нет силы, которая заставила бы их вздремнуть, выпасть на минутку из реального времени. Мёртвая материя не нуждается в отдыхе, но может его имитировать. То, что дюжина некроморфов собралась здесь и ведёт себя тише воды, ниже травы, есть чистая дань уважения отжившим человеческим рефлексам и, скорее всего, сами некроморфы не находят в этом никакого смысла, они просто блюдут традицию, не более того. Для мёртвых существ, это, по всей видимости, является каким-то глупеньким атавизмом, остаточным явлением почившей в бозе, человеческой природы, которому они слепо следуют, не отдавая отчёта зачем и почему. Кокой-то таинственный, полустёртый инстинкт гонит их сюда, в это пустое, казарменного вида помещение, заставляя часами неподвижно валяться на голом полу, подобно самым настоящим трупам.

   В какой-то момент Ольга ощутила, что на неё смотрят. С двенадцати сторон, двенадцать пар глаз, или сколько там, вперились в неё из темноты. Вперились без всякого выражения, бездумно, как будто провожая взглядом плывущие облака. Это было неприятно, жутковато и женщине захотелось поскорее отсюда убраться, но именно в этот момент случилось что-то непредвиденное: кто-то (угадайте кто с трёх раз) больно хлопнул её ладонью по заднице. Шлепок пришёлся по правому полушарию ягодицы, достаточно ощутимый даже сквозь толстую подкладку штанов. И тут же захихикал знакомый человеческий голосок, слишком человеческий.

   - Эх, хорош попец. - сказал этот голос, давясь от удовольствия.

   Ольге захотелось обернутся и залепить Сибарски наотмашь увесистую оплеуху, со всей дури, чтобы впредь было не повадно. И она, полная праведного негодования, даже обернулась, даже занесла налившуюся тяжестью длань....

   - Ну-ну. - весело упредил её настоятель, продолжая плавится придурковатой улыбкой. - Сколько страсти, скажите пожалуйста, какие всё чувства высокие. Люблю чтоб погорячей.

   И Ольга сдержалась, повисшая в воздухе оплеуха так и не состоялась, не воплотилась в бытие. Журналистка с холодом у сердца вдруг осознала весь ужас своего положения. Она и настоятель резервации смотрели друг другу в глаза и между ними не было никакой преграды, даже умозрительной прослойки из папиросной бумаги, вообще НИЧЕГО. Если вдуматься, она полностью оказалась в его власти. И как тут, вздрогнув, не представить: вот сейчас Сибарски сотрёт свою ублюдочную ухмылку, отяжелеет мордой и, схватив её за горло, повалит на неровный пол. Потом он и она станут бороться, возится на полу, грузно барахтаться и сопеть, она даже возьмётся орать высоким срывающимся голосом, но никто, ни одно существо на этой чёртовой планете не придёт ей на помощь. Помощи ждать не от кого. Ольга здесь совершенно одна, некроморфы - лишь антураж, среди которого её будут насиловать. В этой специфической обстановочке её могут трахать сутками, а некроморфы буду проходить мимо и смотреть на это действо без всякого выражения, словно на проплывающие небом бессмысленные облака. Ни одна живая душа ей теперь не помощник, потому что ни одной живой души на тысячи миль вокруг нет, кроме гаденькой душонки Сибарски. И не сказав ни слова, с каменным выражением лица, Ольга твёрдо направилась к выходу. Твёрдо конечно-то твёрдо, но ноги почему-то подгибались, давали слабину, особенно в коленках.

  "[отрывок из статьи в "Обозревателе", автор О.Э. Азнавур] Я заметила, что практически все некроморфы лишены своего главного оружия - изуверской остроты, роговых наростов, которые являлись как бы естественным продолжением кистей их рук. Этими наростами некроморфы в своё время с лёгкостью кромсали человеческую плоть, насквозь протыкая туловища людей. Что же случилось, неужели с отправкой последнего артефакта у некроморфов перестала расти боевая кость? С этим вопросом я обратилась к Берту Сибарски - человеку бывалому, который знает некроморфов не понаслышке.

   - Нет - жизнерадостно улыбаясь, ответил Берт, - с боевыми костями у них всё в полном порядке, они как росли, так и продолжают расти, практически в том же темпе, в этом отношении ничего не изменилось, просто мы ввели предохранительные меры: после того как заострённый роговой нарост достигает определённого размера, я его аккуратно срезаю специальной машинкой - нечто вроде медицинской болгарки. Не волнуйтесь эта операция совершенно безболезненна, боевая кость напрочь лишена нервных окончаний, впрочем, это относится и к остальным частям тела моих подопечных. Боли они не чувствуют совсем, всё равно что спилить рога взрослому самцу оленя.