Архив Долки

Глава 14

Позднее ночное возвращение Мика из Скерриз оставляло ему назавтра незанятый день, хотя из дома он вышел якобы, как обычно, на службу. Инстинкт подсказывал ему держаться подальше от Долки, где в ближайшую пятницу ему предстояла важная работа. Чем ему занять себя в этот свободный день?

Перво-наперво он отправился на Сент-Стивенз-Грин и поискал место там — что в такую рань довольно просто. Грин — обнесенная загородкой игровая площадка близ центра города, буйство цветочных клумб и фонтанов. Миленький пруд с островками, через который посередине перекинут мостик, — приют водоплавающих, многие редки, а по оттенку и жизненной силе не уступают местными цветам. Через Грин постоянно ходили великие множества людей, поскольку так удавалось срезать по диагонали путь между Эрлзфорт-террейс, где располагался Университетский колледж, и началом Графтон-стрит — вратами суматошного центрального Дублина. Что любопытно: это вместилище кутерьмы (каким Грин временами казался) было прекрасным местом для созерцания и планирования, словно вся его бурливая жизнь обеспечивала анестезию — так, пожалуй, отыскивается одиночество в толпе.

Он откинулся на спинку скамьи, закрыл глаза и задумался над тем, что, судя по всему, приходилось на его долю дел. Дел было несколько, однако, пусть и крупные, сложными или не улаживаемыми они отнюдь не казались. Он почти восхищался своим ловким управлением обстоятельствами, кои в определенном смысле превосходили самый этот мир. Он положит конец дьявольским козням Де Селби, к примеру, но средствами, кои представляли собой ни много ни мало опереточную уловку. Мик опять-таки оказался в положении, из которого ему по силам доказать, что Джеймз Джойс, писатель и гениальный творец, — не мертв, как повсеместно принято думать, а жив и вполне здоров, в стране своего рождения. Да, все так: карта его в этом отношении краплена словоохотливым выпивохой доктором Крюиттом, но Мик сомневался, что последний и сам-то верил в полученные им сведения; как бы то ни было, доктор не пытался их проверить. Возможно, объяснение тому — простая лень, и Мик с приятностию осознал: грех лености на самого него не навесишь.

Какое там: уж кто деятелен и подвижен, так это Мик. Помимо физической встречи с Джойсом он обнаружил, что ум писателя неуравновешен. Джойс не осознавал, что дописал и издал «Финнегана подымем», ибо слишком несуразно было предполагать, будто некий черновик, с которым еще предстояло работать, ушел в печать по ошибке и без ведома автора. Издатели, как это было известно Мику, безответственному ребячеству предаваться не склонны, в особенности когда речь идет о важном значимом имени. Джойс, тем не менее, никакой чудаковатости манер или речи в пабе в Скер-риз не выказал и работу свою, за которой Мик столь неожиданно застал его, выполнял собранно и точно. Не был ли и сам Де Селби с приветом, и, если так оно и есть, как эти два исключительно развитых, однако рассеянных ума поведут себя при столкновении? Воссоединятся ли тихо и плодотворно или же сшибутся в убийственной неразберихе? Не заплутал ли сам Мик умом своим, планируя свести вместе этих двоих? Ну, вряд ли. Де Селби никаких прямых знаков помешательства не выказывал — напротив, явил ему на встрече с Блаженным Августином доказательство, что силы и связи его по меньшей мере сверхъестественны. Рискнуть и усомниться в подлинности угрозы ДСП Мик не мог вовсе. Он, попросту говоря, в долгу перед человечеством — в долгу, от какого не отопрешься никакой предельной трусостью или словоблудием.

Но воображение Мика не желало успокаиваться. Сплотят ли Джойс и Де Селби свои ошеломительно сложные и многообразные сознанья, чтобы произвести чудовищное землетрясение новой книги, такой, что потеснит и саму Библию? Де Селби запросто мог бы выдать невероятные материалы, вероятно — посредством ангелов, тогда как Джойсу по силам предоставить неземные уменья великого писателя. Ответ, похоже, состоял в том, что Де Селби не интересовался литературой или необогословием, а также не стремился улучшить или украсить ни этот мир, ни людей в нем: его задача — уничтожить и то, и другое, вместе с собой и Джойсом, в устрашающем истреблении.

Допустим, знакомство Джойса с Де Селби совпадет с обнаружением последним, что бочонок исчез, — как быть тогда? Обвинит ли он Джойса и убьет его? Такой исход окажется, мягко говоря, неудачнейшим, и, вероятно, Мик не сумеет откреститься (по крайней мере перед самим собою) от личного участия в этом кровопролитье. Да, его поступки напрочь рискованны — обстоятельства иными быть не могли. И теперь в истории с Де Селби уже слишком поздно сдавать назад, хотя, в принципе, Мик мог оставить Джойса в покое и навсегда забыть о городке Скерриз. Но и это как возможность не было определенным, ибо он выдал Джойсу имя Де Селби и место его обитания в Долки, и Джойс вполне мог появиться в тех краях по собственному изволенью. Отвратительный оборот приняли бы дела, поскольку означало бы, что Мик над обстоятельствами уже не властен. Ясно было, что он должен явиться на вторую встречу с Джойсом в Скерриз: поступки человека, чей мозг рассеян, непредсказуемы, однако возможно и то, что им удастся управлять изощренными, а то и бессовестными уговорами. Но был ли вообще тот человек Джойсом? Мог ли некто столь презиравший Бога, стать столь необычайно набожным, столь дотошным в следовании долгу перед Церковью? Как подобное умонастроение — пусть, скажем, и позднейшее — можно примирить с витиеватой и напыщенной похабщиной «Улисса» и, хоть и в припадке нездоровья, с персонажем столь низменным, как Молли Блум?

Ах, Молли Блум! Стоит ли Мику употребить свой свободный беззаботный день и выйти на связь с Мэри — может, позвонить ей в «Бутик» или как она его там зовет? Он обнаружил, что хмурится. На него наползло некое онемение. Думал он рыхло и порывисто, а не строго. Он сурово наказал себе действовать рассудочно и проследить, чтобы все принимаемые решения были и разумны, и необратимы.

Пожилой человек в Скерриз был Джойсом, просто некоторые области его рассудка подавлены опытом, пережитым среди ужасов нацистской Европы. Он не отрицал литературной работы, однако на странном его поприще бармена — вероятно, очень временном — Джойса можно было простить за то, что его не заботят прежние увлечения. А что же его образцовая жизнь сына Церкви? Этот вопрос касался психологического, психотического, вероятно, теологического. В этом Мик едва ли способен был судить: еще бы, как же забыть знаменитую дилемму святого Павла?

Если же и в самом деле во второй беседе с Джойсом удастся договориться о его знакомстве с Де Селби, у Мика к тому времени уже все будет готово. Двое пожилых людей исполинского интеллектуального потенциала, несколько необузданные умом, могли бы, встретившись, обрести единство намерений и неожиданные общие приверженности. Обоим, несомненно, известно, что такое виски. Мик размышлял, продолжит ли Де Селби в отсутствие своего смертоносного сосуда производить безупречно выдержанное виски, коему всего семь дней отроду? Можно ли ожидать основания фирмы «Де Селби, Джойс и Ко.», производителей спиртного, солодовников и оптовых торговцев, с целью вывести на всемирные рынки высококлассные алкоголи и сколотить состояние? Мик улыбнулся этой мысли, вновь пожурив свой ум за всплеск фантазии.

Теперь Мэри. С чего бы ему в свой выходной день встречаться с ней или даже звонить? Он уже давно думал — или считал за должное, — что глубоко, безнадежно в Мэри влюблен. Ой ли? Влюбленность есть слабость, какую легко отнести на счет других людей, однако возросшая честность Мика с самим собой вынудила посмотреть на этот неловкий вопрос впрямую. Во-первых, Мэри неутомимо испытывала и отчитывала его, даже в том, что касалось исключительно его самого. Она тщательно подчеркивала свою от него независимость как от сопровождающего мужчины и вполне безудержно высказывала свои представления об искусстве, манерах, обычаях, да и о политике, а также обо всех остальных человеческих предприятиях. Ее представления? Насколько в самом деле ее самоличными они были? Несомненно, в ее маленьком дворце моды изобиловали глянцевые журналы, а искусство умно выражаться вовсе не ново. Вероятно, она смогла усвоить краткие цитаты из Малларме или Вольтера, когда уловка оказывается кстати. Можно убедительно доказать, что она в действительности презирает его. В сущности, она не более чем позлащенная распутная девка, вероятно, при множестве других господ — приверженных компаньонов. Или рабов, марионеток?

Несравненные связи Мика в последнее время с людьми (или существами) совершенно за пределами обыденного направляли все его мозговое внимание вовне, а вовсе не внутрь его самого. Необоснованный недосмотр, чистое небрежение. Он и надеяться не мог на сообразное противодействие чужим поступкам, коли природа его самого и его собственная сила неведомы в подробностях ему самому — даже и не знакомы. Всяк должен знать, как применять свои силы — все свои силы. Де Селби — показательный пример. Хэкетт и сам Мик считали, что в отношении ДСП и своей способности отменять время он лжет, однако Де Селби доказал, что это не так. Факт есть факт: Де Селби располагал силами, непонятными широкой публике, был беспредельно ловок и готов врать в мелочах, как кто угодно. Был он умел и в замалчивании простых мирских дел — так, что это будило любопытство даже о самых низменных: к примеру, где он берет деньги? Ему необходимо есть и пить, закупать оборудование и реактивы — налог в пользу бедных платить, в конце концов. Где берет он презренный металл, чтобы выполнять подобные неизбежные, пусть и прозаические обязательства? Если жил он на состояние уже заработанное — как именно, в таком случае, заработанное? Может, он грабитель банков из США, втихаря процветающий на громадных трофеях, вероятно, после того как уложил своих сообщников, никак с ними не поделившись? Де Селби — загадка, однако странноватая аура его была как у загадки недоброй.

Вместе с тем Мик заметил, что его собственные дела и положение возвысились поразительно. Он присматривал за людьми неопределимого калибра, здравомыслие коих более чем сомнительно. Вполне очевидно, эту задачу поставил перед ним Всевышний, что возводило Мика в некотором роде в ранг священника. Он уж точно в той же мере священник, что и отец Гравей, от которого и Де Селби, и сам Мик отмахнулись как от бестолкового. Что верно, то верно: Мику не хватало формальных священнических навыков, однако с этим можно разобраться погодя. Благословенному растению следует позволить время несуразности, неловкости и неумелых попыток, прежде чем ожидать, что миру откроется чарующий цветок, источающий спасительный аромат. Мик всерьез подумал — хотя позднее перестал быть в этом уверен, — что как раз в то утро на Сент-Стивенз-Грин ему впервые пригрезилось, что он должен вступить в ряды служителей Церкви и возделывать не покладая рук этот древний виноградник.

Он встал и рассеянно отправился по извилистым дорожкам. Настроен он был на отречение от мира, пусть и бесформенное. А как же мать? Эта дама была стара и довольно-таки в упадке^- если говорить о здоровье. Была у нее младшая сестра, тоже вдова, но вполне устроенная, в Дрогеде{108}. Нет, разлука со старухой-матерью не будет преградой, а знание, что он стал священником, воссияет над ее закатными летами, словно благодатная свеча.