Молево
- Автор: Георгий Саликов
- Жанр: Современная проза / Самиздат, сетевая литература
- Дата выхода: 2022
Читать книгу "Молево"
Хе-хе-хе, – язвительно говаривал злодей архитектору, – глядите-ка, и это ваше заведение я одолел. Народ любит меня беззаветно, и я повелеваю его поведением.
Но сколь ни велики были денежные средства злодея для свершения гуманных дел и их последствий, вскоре они иссякли. Ареал его влияния перестал расширяться. И не мог он поддерживать свою славу долго. Она угасала. Правда, излеченные и отрезвлённые люди, а также их родственники не прекращали бесчинствовать, хоть и тайно. А оттого, что зависимость от него была прямой, их злодеяния ограничивались настолько, насколько хватило средств самого злодея…
Вместе с тем, предводитель злодейства, занимаясь гуманной деятельностью, не упускал из памяти неудачу с уничтожением церкви. Осечку. И вот, полностью исчерпав себя на поприще гуманизма, мог бы он успокоиться, наконец, да коротать жизнь где-нибудь в тихом уголке планеты. Но осечка в Муркаве сопровождала его всюду и всегда. Она-то и не давала ему никакого покоя. И теперь, оказавшись не у дел, эта досада превзошла его самого. Он всё время, днём и ночью задумывал некий иной способ всё-таки отомстить архитектору. Однажды, вспомнив о своём чуть ли не утраченном умении вызывать любые атмосферные и тектонические явления, он заново приступил к тренировкам. Сначала повызывал грозу, чему неожиданно научился в своё время. «Нет, мощности не хватает». Тогда попробовал тоже изученную ранее методику создания смерча собственным телом. «Нет, не то, слабовато». Надо бы сочинить что-нибудь новенькое, неиспробованное, да в нём применить способности при помощи проглоченного Молева. Землетрясение. Точечное. Подлые толчки из недр. «Угу. Не пробовал, но, пожалуй, самое то, что надо. Используем приказы самым подлым духам»! И однажды ночью, подкравшись к храму, он принялся буравить начальственным взглядом землю. Та дрогнула под ним. Поначалу чуть-чуть. Затем, он стал обходить храм вокруг, буравя властным взглядом весь периметр. Земля качнулась под храмом. Ещё. Качнулась сильнее. И ещё. Наконец, весь грунт под храмом пустился в дрожь. И желанное обрушение, наконец, случилось. Колокольня упала, подмяв под себя чугунную скамеечку с вензелями, своды обвалились, рассыпав и схоронив мозаичные лики по всему полу. Устояла лишь расписанная архитектором алтарная часть, и чудом уцелел иконостас, ничуть ни пострадав. Святые предстали на всеобщее обозрение.
Все жители Муркавы проснулись из-за необычного грохота, непохожего ни на грозу, ни на взрыв. Отец Георгий первым выскочил на улицу и различил в темноте сгорбленного злодея, зигзагом скачущего вдоль улицы к выезду из села. Священник проводил его взглядом, обратив внимание, как тот, пробегая мимо избы зодчего, остановился, манерно отдал честь и скакнул дальше по косогору вниз, вниз и вниз, окрылённый успехом и задумывая его продолжение у стен Дома искусств. Архитектор тоже вышел на крылечко. Недалеко стоял в недоумении священник. Подошёл к нему, и они оба приблизились к храму. На его месте опускалась пыль.
– Вот вам и адиафора, духовная серединность, – сказал священник. – У этого типа, что убегал, тоже есть Молево?
– Да. Он его проглотил однажды.
– И оно растворилось в крови?
– По-видимому, так.
– Помнится ваше одно замечательное высказывание: мысль – кровь души.
– Было дело.
– Хоть оно, скорее, метафорическое, но есть в нём некая точность. Я имею в виду вот что. Мысль может быть как благая, так и подлая. И эта кровь тоже будет либо чистой, либо подпорченной. У того типа мысль насыщена злом, и душа его пропитана им же.
– Он отдал её в качестве взятки, за всяческое беззаконие. Она ему давно не принадлежит.
– Так, стало быть, и мыслей своих нет у него. Они принадлежат хозяину его души. Он, безусловно, чужой сам себе. Чужой до абсолютной враждебности. Ему попросту нельзя встречаться с самим собой, этим инструментом своего хозяина. Его теперешняя жёсткая кровь и растворённая в ней сила, не знающая добра и зла, не перестанут циркулировать через пагубное сердце ровно до тех пор, когда оно будет остановлено. И его поступки окончатся.
– Убийство? Георгий, убивающий змия? Нет. Тогда выйдет жертва. Злодея сделать жертвой ведь легко. И он будет чем-то равен Васильку.
– Значит, средства избавиться от него, нет?
– У меня нет. Я при помощи Молева могу только созидать. Уничтожение мне непосильно.
Тем временем обитатели ещё пары домов Муркавы подтянулось к руинам храма. Раздались вздохи и плач. Шло время. Никто не расходился. Рассвело. Стали подходить некоторые люди из Пригопки и Римок. Прибыли и кое-кто из Думовеи. И глядели на зодчего, будто соболезнуя ему и с затаённым выражением некой мольбы.
Он вытряхнул из футлярчика Молево, тот кусочек, величиной, условно говоря, с горчичное семя, сжал в ладони музыкального склада, слегка разжал и приставил к глазу, будто некую подзорную трубу, повторяя этот прежний жест, помогающий ему сосредоточиться. Уловил восходящие потоки совершенно ясного дуновения. Покрутил в себе подобие колков подобия музыкального инструмента. Настроился. Мысль его выкристаллизовывалась на композиционный лад бывшего тут здания, и её колебания перенеслись по направлению взгляда. Там, найдя будто давно ожидающее согласие, наступил резонанс с таинственными частотами пространственных колебаний, и руины, испытав явные сдвиги, начали так же выкристаллизовываться, следуя мысли зодчего. Чистое пространство, абсолютно прозрачное, создало в себе прежние формы храма, поглотив руины. Стены, своды и кровля обрели прочность, тысячекратно превосходящую любой мыслимый и немыслимый строительный материал. Зёрнышки мозаики вновь нашли свои места, сложив собой святые лики. Селяне ахнули и поддались неописуемой радости. А прозрачная крепкая церковь вместе с её живописным и мозаичным убранством открылась для всех людей, далеко простирая приветливые объятья живой истины. И каждый селянин уже смог бы сам отзываться на них и созидать подобие храма в сквозистых глубинах собственного сердца. И лица людей отражались в прозрачной зеркальности гладких стен, словно пронзая их и углубляясь внутрь.
Священник вопросительно глянул на зодчего. Тот понял вопрос и ответил:
– Помните, мы беседовали о ветвях творчества? Искусство, наука, молитва. И говорили, что оказалось бы чудесным, если бы все они воссоединились в общую полноту. Наверное, это и произошло только что.
Отец Георгий ничего не сказал. Он только мягко улыбнулся, подумав:
«Открытая церковь. Открытая. Всем открытая. Возможно, в этом и заключается её назначение».
А затем, распознав приближающегося Борю, крикнул ему:
– Ну что, статейка твоя, гениальная и неповторимая, готова?
Боря, глянув на свершившееся тут возведение, опустил маленькие руки, поросшие редкой шёрсткой, и сказал сокрушённо:
– Да не статейка, а целая книга. Было дело. Было. Части из неё даже опубликованы. Но о том, что я теперь вижу, и написать-то невозможно.
И он ещё раз обновлённым взором вглядывался в неопознанную им реальность и там наблюдал теперь уже действительно полное единство природы, искусства, духа и людей. Тот некий едва уловимый чёрный крап, что ещё недавно здесь примешивался и оседал, сам собой сошёл на нет.
– О таком и написать-то невозможно, повторил он.
– Верно, – сказал священник и обратился к зодчему: – А с тем субъектом, проглотившим Молево, что будем делать? Ведь надо его одолеть.
Тот спокойно ответил:
– А ничего наступательного. Вы же говорили, что церковь не занимается ни нападением, ни обороной. И добро не делает того же. И любовь. Тот субъект будет лишь отброшен на прежние позиции. А там и умрёт сам. Ведь его настоящие прежние позиции – небытие.
И действительно. Показывается мужичок, вечно пьяненький. Он энергично приближается к редкой толпе.
– Там, в овражке лежит мёртвым этот, барин, который весь в белом, – говорит он ровненько, ничуть не заплетая язык прежней косностью. – Я, как увидел, так сразу и протрезвел.
Народ немедленно двинулся туда. С высокого берега овражка можно было узнавать собственные отражения в стенах прозрачного храма, вновь возведённого.
– Он тоже узнал отсюда своё отражение, – сказал архитектор.
Отец Георгий кивнул головой и тихо промолвил:
– Увидел себя, абсолютного врага, и погиб от ужаса.
Мигом откуда-то взялись лопаты. И мужики необыкновенно слаженно закопали вообще весь овражек, создав там ровное место. А Мирон воскликнул:
– Я же обещал отдать ему долг!
С этими словами он отыскал увесистый булыжник, прикатил и возложил его на новом ровном месте, да сразу высек на нём эпитафию собственного сочинения, как и обещал когда-то злодею: «зло, делающее из жизни прах, само обернулось прахом».
Конец.
2014