Молево

– Вызывать страх смерти, вызывать, – ответил злодей, – вызывать его, миленького, а не угрожать им.

– Знаете приёмчики? Кроме той демонстрации, что вы тут устроили?

– Знаю, знаю, много знаю. И действие их вы тоже скоро узнаете.

– Однако я вижу, что страх овладевает именно вами. И он настолько силён, что взвинчивает вас к небесам. Должно быть, от удовольствия.

– Нет, это я понял, что владею неслыханной силой в себе, и немножко порепетировал. Согласен. Удовольствие тоже получил. И мне теперь ничего не стоит заставить вас подчиниться моей воле. А воля моя в том, чтобы вы поделились со мной тайной этого волшебного камня, – он разжал ладонь, показывая кусочек Молева на её сетчатом фоне.

Архитектор недоумевающе глянул в его безумные очи, затем на камень и сказал:

– Тут всё наоборот. Камень. Возьмёшь его в руку, сожмёшь крепко-крепко, и, что подумаешь о делах своих да поступках, да о собственном поведении в целом, да так подумаешь, чтобы обернулось оно чем-то конкретно иным, – обязательно осуществится в тот же час. Вот оно и осуществилось. Вы стали поступать иначе, только ещё хуже. Вы теперь можете приносить вред лишь себе, и это показывает ваша молния. Она была нацелена исключительно на вас, но вы удачно отскакивали, благодаря особенному чутью.

– Охотно вам верю, – злодей затих, – но то вред мне, моему поведению. А какой вред почувствует неживая природа, если я изменю её поведение? Вы же показывали мне картинку в «три-дэ». Вы меняли поведение песчинок на берегу, но они никакого вреда не почувствовали. Не так ли? Вот и научите меня тому же. Камешек-то у меня имеется. Хе-хе. А на себе я его больше испытывать не желаю. Одним словом, вы научите меня переключать его силу с себя на внешний мир. Под страхом смерти.

– Я и без ваших приёмчиков по поводу вызывания страха смерти могу всё рассказать, – зодчий выгнул спину, подвигал обоими локтями назад, потёр одну музыкальную кисть руки о другую и поднял голову, сосредотачиваясь. – Проект, – сказал он, будто начиная обычную лекцию перед студентами, – Надобно создать проект, причём, с любовью, а его может исполнить исключительно профессионал, умеющий не только сочинять произведение во всех деталях, но и согласовывать его во всех инстанциях, кстати, тоже с любовью. Иначе он не проведётся в жизнь, не воплотится в материале, в пространстве…

– Стоп, стоп, стоп, стоп, – злодей ухватил себя за изборождённый лоб обеими руками, испещрёнными канавками, – проект. Как это я сразу не догадался? Надо создать проекцию на объект изменения. Мысленную проекцию. То есть, надо сделать из себя проектор. Переключить себя на проектор. Ха-ха! Ну да, именно это вы мне и показывали тогда. Три-дэ-проектор. И всё? Иллюзия. Голограмма. Нетушки, не надо меня водить за нос, не надо.

– Как хотите. Но я не о том хотел вам поведать. Не о голограмме и не о фокусах. И то, что я вам тогда показывал, было не изображением, там действительно менялось пространство. И главное в этих делах – согласование. А главное согласование – с духом. С духовным миром.

Злодей снова взвинтился ввысь и опустился. Потом ещё и ещё, пока не устал.

– Ага. Значит, говорите, проект. Потом, говорите, согласование. И только потом, говорите, воплощение в жизнь?

– Да. И во всём нужен профессионализм. А он не даётся без длительного навыка.

– Угу. А взятки? – злодей потряс пухлым кошельком.

– Так ведь речь идёт о духовном мире. А там, как и здесь, взяточники располагаются на самом низшем уровне, то есть, на безнравственности.

– Понятно, – злодей выкинул кошелёк под ноги. – Понятно, – он поднял его и сунул в карман, – понятно.

Подошёл к багажнику бронемобиля, достал оттуда лопатку, вырыл ямку, снял с себя массивный золотой крест на золотой цепи, уложил его туда и закопал. Отошёл подальше, приложил кулак с камешком к глазу и устремил взгляд в недра, до самой преисподней. Оттуда раздался гул с интонацией вопроса. Злодей послал туда мысль с предложением отдать душу в качестве взятки для согласования любого проекта. Вышел гул с интонацией растерянности. Злодей снова послал ту же мысль. Оттуда последовал гул с интонацией укоризны. Злодей ещё раз отправил туда прежнюю мысль. Земля задрожала и оттуда высунулась грязная, густо мохнатая рука с пустым мешком. И сразу же его заполнил нематериальный облик злодея со злорадной улыбкой.

– Ах! – Воскликнул плотский злодей.

Нечистая рука вместе с мешком и его содержимым утонула в бездне, и оттуда раздался гул с интонацией истошного хохота.

– Что? – архитектор сочувственно покачал головой.

Злодей помолчал. Потом хихикнул. А следом тоже истошно захохотал.

– Щас, – рыкнул он, поперхнувшись, и закашлял в кулак с камешком. – Щас. Коли я уже давно духовный банкрот, а теперь и собственную душу продул, покрою-таки случившееся разорение небывалыми подвигами.

И он проглотил камешек. Сконцентрированный там дух мгновенно растёкся по всему его телу. Земля под ногами затрепетала, и оттуда раздался гул ужаса.

– Вот, – возгласил злодей, – теперь они все оказались в моём подчинении. Могу проявить волю и приказать им всё, что пожелаю. Пусть исполняют. И исполнят, потому что они живут в среде, где нет вашей любви, но где используется лишь наше зло, густо растворённое.

«Здесь тебе и твоя серединность, иначе говоря, адиафора», – сам себе сказал архитектор. И тут же вспомнил о своих внутренних подобиях колков подобия музыкального инструмента. И ему ничего не оставалось делать, как спешно покрутить их в себе, настроиться, выкинуть из души все греховные помыслы и соблазны, в том числе и реализованные. Он усиленно напрягал память, и доставал их, один за другим.

– Хе-хе! – злодей будто наблюдал занятие архитектора, – всего не выкинешь, что-нибудь да останется, да новое прибудет.

И он кинулся на зодчего всем вновь приобретённым духом, сразу преобразованным в родное зло.

Тот сжал в гармоничной ладони камешек до появления крови. Дух злодея отскочил на прежние позиции.

– О! – вскричал злодей, – силён, однако.

Зодчий ничем не отозвался, сжимая камешек до ещё большей крови. Она не стекала с музыкальной кисти руки и вообще никак себя не обнаруживала.

– Щас! – крикнул злодей.

Он снова кинулся духом на противника и снова был отброшен на прежние позиции.

«Ладно, – пораскинул он умом, – ладно. Я понял, лобовой атакой тут не справиться».

– А давайте пойдём на мировую, – сказал он вслух, – глядите, мы же оба сильны. Что, если эти силы слить меж собой в самую фантастическую синергию, завоевать весь мир да поделить поровну. Я не жадный.

– А я жадный, – сказал архитектор.

– Ух…

– Я жадный, и ничего с вами делить не стану. В том числе, и строительства творческого центра, о котором, слава Богу, договор не заключён.

– Фу, творческий центр. Чепуха. Я его сфантазировал лишь для затравки-приманки, просто хотел поймать вас на живца.

– На живца, это верно. Живёт во мне такая идея.

– Ладно, ладно, незачем мне мелочиться. Оставляйте его себе. Что он в сравнении со всем миром!

– Действительно. Искусство и есть весь мир.

– Всё, всё! Полемика закончена. Не хотите сотрудничать, ваша воля. А я порешаю, с чего начать, если с вами пока не получилось. – И он взвился ввысь, на необычайную высоту, обращаясь там в крылатого змия, но с одной головой и без диадемы.

Архитектор отбежал наверх, чтобы лучше увидеть, где приземлится злодей. Подождал минутку, две, повременил ещё чуть-чуть, затем махнул рукой, сказал:

– Пусть побудет в ссылке. За пределами всякого зрения, слуха, осязания, и даже запаха.

И продолжил свой путь.

42. Цепная реакция

Анастасий с Потапом, не сговариваясь, начали агитационную пропаганду с целью вовлечь население округи в строительство храма. Каждый из них, после бесед с архитектором и священником затаил в сердце такое желание. В один и тот же утренний час они вышли из своих изб и направились в Думовею. Встретились у моста через Бородейку.

– Потап!

– Анастасий!

– В Думовею, что ли?

– В Думовею.

– К тётушке-племяннице?

– Хе-хе. Нет.

– И я нет.

– А что за нужда? И что у тебя в руке?

– Да тёзщачка моя снабдила едой на всякий случай. А иду я мужиков агитировать на стройку.

– Да ну? И я тоже.

– Зато с прояснённой головой. Да. Помнишь, там были двое, которые приняли участие в поисках одного из наших приезжих?

– Ну да. Помню.

– Вот с них и начнём.

– Угу. Они уже показали, что умеют принимать участие.

– Причём, активное.

– Вот. Активное. Со смыслом.

И Анастасий с Потапом бодренько двинулись в Думовею к мужикам, вроде готовым к созидательным поступкам.

Тот и тот оказались трезвыми. Они оба сидели на крылечке одной избы. Пили молоко, закусывая хлебом, и о чём-то оживлённо спорили. Недалеко бегали пятеро мальчишек, то и дело приставая к взрослым. Каждый из мужиков говорил детям одно и то же: «подите к мамке, подите к мамке». И возвращались к прерванной беседе.

– Ну, Степан, тут ты загнул, – говорит один.

– Э, нетушки, Никита, у тебя вообще ничего не сходится, – отвечает другой.

– Здорово, мужики, – обратил на себя внимание Потап на подступах, а Анастасий поприветствовал их жестами.

– А. Кстати, кстати, – говорит Степан, – вы-то нас и рассудите.

Они приблизились.

– Это Потап умеет, – говорит Анастасий, – у него всегда в голове есть много смыслов.

– Почему у нас жизнь такая непутёвая? – Никита уставился на Потапа, – я вот настаиваю на том, что водка виновата, а он утверждает, что правительство.

Человек, сам постоянно ищущий смыслы, сходу вступает в агитационный раж:

– Виноваты оба. А чтобы их обоих одолеть, надо иметь хорошую цель, от них независящую. Вот мы и пришли, чтобы её выяснить.

– Ну да? – Степан даже встал. – Сами что ль установим цель?

– Сами, – включился в разговор Анастасий, – Причина не наша, но есть неплохая идея. И заключается она в общем деле. Ну, Потап, давай ты рассказывай, ты же у нас настоящий отличник-строитель.

– В Муркаве есть разрушенная церковь. А теперь там появился священник. И ещё – архитектор.

– Постой, постой, – Степан снова сел, – это у тебя намёк, что ли?

– Намёк, – сказал Никита, – ишь ты, умеешь вызвать интерес. Церковь действительно от водки не зависит.

– А от правительства и подавно, – подхватил мысль Степан, – она ж отделена от государства.

– И что, мужики, хорошая цель? – Анастасий улыбается и глядит в небо.

Создалась пауза. После чего Степан говорит:

– Когда мы занимались поиском пропавшего человека да задумывали искать его на той стороне Бородейки, пришла нам обоим тоже дерзкая мысль.

– Но полезная, – добавляет Никита.

– Да. Полезная. Мы решили мост поправить. Но не поспешали. И сил у нас маловато. Но если начинать строительство церкви, то мост уже необходимо починить в первую очередь. Иначе строительные материалы не завезти.

– Ага, – Никита встаёт, слегка тычет в бок Степана и предлагает всем обойти избу. – Вот, – говорит он, указывая на штабель брёвен, – давно тут лежат. Хотел что-то строить. Ну, лет пятнадцать назад. Позабыл, правда, что хотел. А нынче и вспоминать не надо.