Большая и маленькая Екатерины

Глава вторая

Теплым сентябрьским днем семейство Чапичадзе решило выехать на лоно природы в Арагвское ущелье.

Сандро все утро не выходил из гаража, наводя блеск на машину, а потом сложил в багажник отцовские высокие резиновые сапоги, сети, свою складную удочку и мяч.

Татия, убежденная в том, что мать уже успела рассказать о ее поведении отцу, вначале избегала его, боясь, что он будет ее ругать, но, когда он из-за чего-то подшутил над ней, Татии стало стыдно, что она так подумала про мать. Осмелев, она решила и в тот вечер пойти в кино и шепотом попросила отца:

— Папа, ко мне должны прийти подруги. Мы вместе занимаемся. Можно, я останусь дома?

Реваз испытующе посмотрел дочери в глаза:

— Спроси у матери.

Татия не ожидала от отца такого ответа и, поджав губы, пошла к матери.

Русудан стояла у зеркала и причесывалась, она была недовольна дочерью и сделала вид, что не заметила ее прихода.

— Мама, я останусь дома. Мне надо делать уроки…

Повязывая косынку, Русудан поправила упавшую на лоб прядь и, приблизив лицо к зеркалу, нахмурилась.

— Уроки надо было учить вчера, — холодно ответила она и выразительно взглянула на дочь. Татия поняла, что если отцу до сих пор не было ничего известно о ее сердечных делах, то теперь мать обязательно ему все расскажет.

Русудан быстрыми шагами спустилась по лестнице, и Татия поспешила за ней.

Реваз, Сандро и Дареджан уже сидели в машине, которую Реваз вывел за ворота. Дареджан держала на коленях корзину с едой.

— Сандро сядет рядом с отцом, — сказала Русудан и, открыв дверцу машины, жестом показала ему на переднее сиденье.

«Значит, я всю дорогу не смогу курить…» — подумал Реваз.

— Ты можешь закурить, сигаретный дым мне не помешает, — грустно улыбаясь, сказала Русудан.

Свободно было расположившемуся Сандро пришлось потесниться, чтобы у него в ногах поместилась корзина с провизией.

Мысли Русудан: «Ты можешь закурить, сигаретный дым мне не помешает! Я не должна была говорить этого с такой явной обидой! Я же решила, что он больше не услышит от меня ни одного упрека! Ведь мне не известно, почему он так неожиданно явился. И я не знаю, сколько времени пробудет дома… Он ничего не говорит, а я спрашивать ни за что не буду! По-моему, ему безразлично, интересуют меня его дела или нет! Сидит себе спокойно за рулем, хорошо, что хоть иногда посматривает на сына».

Остался позади Натахтари. Не впервые проезжают Чапичадзе по этой дороге, но Русудан не трогает красота Арагвского ущелья.

Асфальтированная дорога. Возделанные участки земли. Редкий лес. Арагви местами мутная, местами абсолютно прозрачная.

Русудан неравнодушна к пальмам и елям. Из-за них она и полюбила Гагру и с удовольствием переехала бы туда жить. Построить бы на самом берегу моря дом, чтобы легкий ветерок с моря колыхал занавески в спальне. Ничто так не успокаивает Русудан, как море.

В Гагре вдоль берега растут пальмы, посадит их у себя во дворе и Русудан. Так как они дают мало тени, придется между ними посадить ели, а специально для Реваза развести тутовые деревья. И если пустить по шелковице виноградную лозу, лучше всего — изабеллу, то от ворот до веранды получится зеленый тоннель… Палит солнце, а в их увитом виноградом саду тенисто и прохладно, с моря дует легкий ветерок. Реваз, устроившись в тени, читает газету, а Русудан, сидя в гамаке, наблюдает за купающимися в море детьми. Сандро и Татия хорошо плавают, им хочется заплыть далеко-далеко, но мать не разрешает, и они тщетно пытаются скрыться от ее глаз. Русудан тут же встанет с гамака, прикрикнет на них и заставит выйти на берег.

Как-то, в их очередной приезд в Гагру, Ревазу понравился дом на самом берегу моря, на границе между старым и новым городом. Это был типично грузинский дом, стоявший в глубине небольшого фруктового сада. Больше всего понравилась Ревазу веранда. Она шла вокруг дома и была такой широкой с той стороны дома, которая была обращена к морю, что осеннее солнце в комнату не попадало.

Дом этот продавался, но Реваз в то время был далек от мысли делать подобные приобретения.

— Дети быстро вырастут, обзаведутся семьями, — вразумляла мужа Русудан. — А мы не вечно будем молодыми. Знаешь, как невыносима станет для нас в старости шумная жизнь города. А здесь море, покой, чистый и здоровый воздух…

— Море — мать безделья, — отрезал тогда Реваз.

Ерунда, глупость какая-то! Море еще никогда и никого не делало ленивым. Разве мало бездельников в городах, где нет никакого моря? Их и в Тбилиси предостаточно. Русудан догадалась, почему Реваз не хочет переехать в Гагру, но промолчала. Она предпочла больше не говорить об этом, потому что знала, что это бесполезно. Но Ревазу потом придется пожалеть о том, что он не послушался ее, очень горько пожалеть.

Почему именно сейчас вспомнилась Русудан эта давняя история?

Редкий пожелтевший лес, выеденные скотом участки земли и мутная Арагви напомнила ей гагрские пальмы и ели, свежую зелень травы, голубое море, пылающий закат и легкий плеск волн на берегу.

…Въехали в Жинвали.

Сандро робко сказал, что хочет пить, и Резо остановил машину. Сандро помнил, что справа от дороги, около Арагви, есть родник, и, схватив кувшин, побежал к нему.

— Куда мы едем? — холодно спросила Русудан.

— В Пасанаури.

— Это далеко. Дети устанут…

От Жинвали до Пасанаури всего тридцать три километра, которые по асфальтированной дороге можно проехать за полчаса, но Русудан устала… Нет, не дети устали, а она, и, заметив это, Реваз сразу за Жинвали свернул с дороги и остановил машину в тени бука на самом берегу Арагви.

На ответвлении Арагви стоит небольшая мельница, перед ней полянка, размером в три бурки. Шумит бегущая по желобу вода, работает мельница, и ее гул теряется в шуме Арагви.

Русудан неохотно вышла из машины, но прохлада ущелья и гул стоявшей неподалеку мельницы подействовали на нее умиротворяюще. Она надела шлепанцы, подошла к реке, брызнула в лицо холодной водой и, постелив на камень косынку, села.

Дареджан расстелила на траве ковер, а Татия принесла из машины сиденье и, приспособив его как подушку, улеглась в тени.

Реваз и Сандро пошли к Арагви, и Реваз прямо у мельницы забросил сети. Сандро отошел подальше и закинул удочку в том месте, где был водоворот.

Мысли Русудан: «Не позвонил, не сообщил, что приедет. Нагрянул как снег на голову. Неизвестно, для чего приехал? Сколько времени останется дома?

Ни разу не поинтересовался, как мои родители, словно они вообще не существуют на белом свете. Может быть, ему безразлично, как живут его тесть и теща? И про Звиада ничего не спросил».

Реваз почти двадцать раз закидывал сети, и все безрезультатно. Сандро тоже счастье не улыбнулось, и отец с сыном оставили свое бесполезное занятие и вернулись к мельнице. Дверь в мельницу оказалась открытой, а на ее пороге стояла девушка. Ревазу показалось, что она насмешливо улыбалась, глядя на них.

— Вы напрасно закидывали сети, — сказала она.

— А почему вы так решили? — удивился Реваз.

— Рыба не любит шума и уходит отсюда, — уверенно сказала она, показав на мельницу, а потом с улыбкой обратилась к Сандро: — Хорошая у тебя удочка!

Сандро, крутивший в руках сложенную удочку, услыхав такую похвалу, гордо поднял голову и, как ружье, приставил удочку к плечу.

На девушке было темно-красное платье в полоску. На ее смуглом лице выделялись ослепительно белые ровные зубы. Такие зубы обычно бывают у горянок. И когда они разговаривают, издали кажется, что они все время улыбаются.

Реваз разложил сети на траве для просушки и велел Дареджан собирать завтрак.

Татия вскочила и, почему-то показав Сандро язык, побежала к матери.

Девушка вошла в мельницу и закрыла за собой дверь.

Шумит бегущая по желобу вода, гудит мельница, и ее гул теряется в шуме Арагви.

Семья Чапичадзе расположилась на траве для трапезы. Дареджан послали на мельницу, чтобы она пригласила к импровизированному столу незнакомую девушку. Та, извинившись, от угощения отказалась, так как, кончив молоть, должна была спешить домой. Пришлось Ревазу проявить инициативу, и девушка постеснялась отказать ему.

Какое-то время все молчали.

— Как вас зовут? — вышла из положения Русудан.

— Джавара.

— Джавара, эта мельница ваша? — наивно спросил Сандро.

Джавара улыбнулась:

— Она ничья.

— Как это ничья? — включился в разговор Реваз.

— Сейчас ничья, — убедительно сказала девушка.

— А раньше?

— Раньше она была наша.

— У вас что, ее отобрали?

— Нет. Отец умер, мать стала часто прихварывать, и, когда я уезжала в город учиться, я передала мельницу деревне.

— Безвозмездно?

— Нет. За помол нам платили зерном. Три пуда пшеницы в месяц.

— А сейчас?

— Я же сказала, что теперь мельница никому не принадлежит. Нет деревни, и мельница ничья! — холодно сказала Джавара.

— Ничья! Ничья… — прошептал Реваз и побледнел. Его неприятно кольнуло в сердце, и он встал.

— Вся деревня ушла?

— Наша деревня была маленькая. Вон ту гору видите? — продолжала Джавара, показывая в сторону небольшой горы. — За ней, на плоскогорье, и была наша деревня в сорок дворов. Она называлась Гиоргицминда. Хорошая была деревня. Летом кое-кто из наших еще приезжает сюда, вот и я тоже, — грустно закончила она.

Прислушавшись к шуму мельницы, Джавара подбежала к желобу и перекрыла воду. Жернов еще некоторое время продолжал вращаться, а потом затих, и Джавара вошла в мельницу.

Мельница умолкла, и шум Арагви стал явственней. Этот рукав Арагви хоть и был маленький, но чувствовалось, что силу свою он берет высоко в горах.

Через некоторое время Джавара вышла из мельницы с белым кулем под мышкой.

— Скоро тень дойдет до реки, а чуть ниже мельницы, где вода из желоба попадает в Арагви, мелко, и там водится форель, — сказала она и, подняв куль на плечо, зашагала в гору. Реваз проводил ее взглядом. Уверенным шагом поднималась она по горной тропинке, потом свернула в сторону и скрылась в кустарнике.

…Откуда-то появились хемагальские тропинки и прилепились к склону Арагви. По одной из них легким твердым шагом идет маленькая Екатерина. Она спешит домой с белым мешком на плече… Вот и хемагальская мельница без крыши. Она молчит, потому что Екатерина перекрыла воду в желобе. Мельницу закрывает тень, и целые полчища воробьев с громким чириканьем атакуют ее в поисках какого-нибудь корма.

Отец не пустил Татию в кино, и, обидевшись, она пошла к соседям.

Русудан, сказавшись усталой, легла спать, не поужинав.

Дареджан собрала ужин, и Реваз, Сандро и Дареджан сели за стол.

Сандро оказался напротив отца.

— А Татия? — спросил Реваз.

— Татия? Она вышла к Гардапхадзе, — сказала Дареджан.

— Позови ее сейчас же! А как у тебя с уроками на завтра? — поинтересовался Реваз у сына.

— Я еще вчера их приготовил.

— Почему ты ничего не ешь?

Сандро взял хлеб с сыром, но Реваз протянул ему кусок хлеба, намазанный маслом. Нельзя сказать, чтобы Сандро очень любил масло, но, не желая перечить отцу, он откусил бутерброд и запил его чаем.

В комнату вошла Татия.