Большая и маленькая Екатерины

I

Сегодня сорок дней со дня смерти моей матери.

Неправда, что время быстротечно.

Это когда нам весело, оно пролетает незаметно и нам жаль уходящих дней, а мы-то думаем, что время всегда так летит.

И я так думала до смерти матери. Но после того, как она умерла, время для меня почти остановилось, оно тянется очень медленно, еле-еле, а иногда мне кажется, что оно просто стоит на месте, крепко стоит и никогда не двинется вперед. Солнце-то восходит и заходит, рассветает и темнеет, как обычно, а время все-таки то же самое. Сегодняшний день похож на вчерашний, вчерашний на позавчерашний, позавчерашний на позапозавчерашний, и так до бесконечности. Действительно, время стоит на одном месте, и только мы приходим и уходим — рождаемся, растем, постепенно стареем, теряя способность жить, и в конце концов уходим туда, откуда никто не возвращается.

…Эти сорок дней растянулись для меня в один нескончаемый день.

Я встаю рано, как это делала моя мать, и, наскоро убравшись дома, иду во двор по хозяйству. Главное, чтобы корова не осталась недоеной, потому что, если ее вовремя не подоить, она начнет жалобно мычать от боли в переполненном молоком вымени. На второе утро после похорон матери мне было так тяжело дома одной, что я, едва рассвело, ушла на кладбище, а о корове совсем забыла. Хорошо, что тетя Анета услышала ее мычание и прибежала к нам.

С рассветом мне становится совсем невмоготу, я буквально места себе не могу найти и стараюсь уйти из дома. Пройдя мостик через Сатевелу, я бегом бросаюсь к кладбищу. А тропинка ведет круто вверх, у меня аж сердце зайдется. Прибегу я на кладбище, брошусь ничком на могилу, поплачу немного, и у меня полегчает на душе.

На следующий день после похорон моей матери Гуласпир выкопал у себя в саду три куста белой розы и посадил их в ногах материнской могилы.

Мама очень любила белые розы, и, зная об этом, дети часто дарили их ей.

Неподалеку от кладбища есть источник, в котором я беру воду, но цветы я сразу не поливаю. Я сначала разрыхляю могильную землю, а потом так же, как мама ласкала по утрам меня, я ласкаю ее холодную могилу.

— Что, мамочка, родная моя, я разбудила тебя? Мои холодные руки разбудили? — шепчу я.

Тишина.

Я посмотрю вокруг и опять спрошу ее:

— Не можешь проснуться, мама?

— Я хочу спать. Эка, ради бога, оставь меня в покое, — сама себе отвечу я вместо матери. Я послушно встану, полью розы, окроплю могилу водой, потом сменю полевые цветы в вазах, и мое дело окончено.

Постелю я свою черную траурную накидку на плоском белом камне, который лежит в головах материнской могилы, и сяду.

Остаюсь я ненадолго. Спешить-то мне некуда, никаких срочных дел у меня нет, просто камень очень холодный. Сколько раз, искупавшись в Сатевеле, я ложилась на мокрые камни на берегу, но так холодно мне не бывало. Наверное, могильный холод охлаждает камень сильнее, чем вода, а попробуй его вытерпеть! Сможешь? Нет! Видно, мертвые сильнее живых, потому что могут выдержать такое. Я поверила Гуласпиру, что холод этот исходит от самих покойников.

Сижу я на могиле матери, солнце печет нещадно, а мне холодно, холодно так, что я не могу сдержать дрожи. Я встаю с камня, ухожу с кладбища и останавливаюсь на самом солнцепеке, но согреться так и не могу. Холод прокрался мне в душу, а солнце не в силах ее согреть.

…Однажды, выйдя с кладбища, я посмотрела сверху на нашу деревню… Вон там наша поляна для посиделок, вон наша школа. Я посмотрела влево и увидела наш двор. На балконе сидит моя мама и, ожидая меня, читает книгу. И я побежала домой, со стуком распахнула калитку и влетела во двор. Мама слышит, что я пришла, но на меня не смотрит, продолжая читать. Когда же я начинаю подниматься по лестнице, она, сердито глядя на меня, спрашивает:

— Где ты была, Эка?

— У Дудухан, мама, — отвечаю я.

Она окидывает меня внимательным взглядом с головы до ног, откладывает в сторону книгу и встает.

— Так долго? Наверное, еще к кому-нибудь заходила, — говорит она, медленно спускается по лестнице и проходит в кухню.

Каким тоном произносит она это «еще к кому-нибудь». «Кто-нибудь» — это семья Александре Чапичадзе — Александре, Реваз и Сандро. Она абсолютно уверена, что я была у них, только не может догадаться, застала я Реваза дома или нет. Она, конечно, меня об этом не спросит, хотя ей очень интересно…

Я так ясно себе все это представила, что мне стало жарко, так жарко, что я решила снова вернуться на кладбище.

Села я опять на мамин могильный камень, и холод снова подкрался ко мне. Через некоторое время у меня уже зуб на зуб не попадал.

Но я все сижу и сижу, думая о маме, и спорю сама с собой…