Отречение

На следующий день в коммуналке отмечали день рождения Тины. Сдвинули столы в просторной Тининой комнате, принесли стулья, расстелили белоснежные скатерти. Под зычные команды Анны Семеновны Тина машинально накрывала на стол, резала закуски, заправляла салаты, приготовленные Татьянкой. Кирилл не пришел ее поздравить, не сдержал обещания устроить совместный праздник. Тина плохо себе представляла, как объяснила бы она своим гостям причину отсутствия на своем дне рождения, если бы появился Кирилл. Она просто не задумывалась об этом. Знала одно — она пойдет куда угодно с ним, только бы слышать его голос, видеть набегающую сеточку морщин от его улыбки, физически, до озноба чувствовать на своем лице его нарочно внимательный взгляд. Он не пришел. Наверное, не смог. Тина улыбалась через силу, принимая приглашения и подарки от соседей, подруг, воспитателей, пришедших отметить совершеннолетие бывшей подопечной из интерната. Забежал даже директор Вячеслав Ильич, правда, немного позже, когда все гости, выпив за здоровье именинницы, встали размяться перед горячим. Тина сразу поняла, что не только поздравить с днем рождения наведался Вячеслав Ильич. Слишком хорошо изучила она директора за годы, проведенные в интернате. Сквозь всегда ровные, спокойные интонации его густого баска уловила моментально Тина хорошо скрываемое напряженное беспокойство. И не ошиблась. Улучив момент, когда Тина осталась одна на кухне, Вячеслав Ильич моментально возник в дверях, проговорив как бы между прочим:

— Валентинушка, мне, кстати, тебе надо сообщить кое-что. Я тороплюсь, поэтому не могла бы ты уделить мне несколько минут. Думаю, твои гости не очень пострадают от отсутствия именинницы. Я совсем тебя ненадолго задержу.

Тина вытирала мокрые руки, медля, настороженно, исподлобья поглядывая на Вячеслава Ильича, сняла фартук, пригласила директора в комнату Анны Семеновны.

— Ах ты, какой здесь дендрарий! — восхищенно оглядел стены, увитые плющом, Вячеслав Ильич и, столкнувшись с вопросительным взглядом Тины, неожиданно суетливым движением потер лоб. — Да, да, ты права, Валентинушка, ближе к делу. Без предисловий, так сказать. Одним словом, я получил письмо от твоего отца.

— Да? И что же он хочет от вас, этот мой отец? — без малейшего признака волнения, замешательства, спокойно спросила Тина, сама удивляясь отсутствию даже маломальского волнения.

Вячеслав Ильич тоже изумленно глядел на Тину.

Он ожидал любой реакции, был готов к слезам, к истерике, к оцепенению, вслед за которым следует нервная разрядка, но он не был готов услышать этот насмешливо-равнодушный голос. Смутной догадкой промелькнуло, что, наверное, сейчас что-то другое, мощное, способное заслонить, перекрыть подобное сообщение, живет в девушке.

— Так вот, Валентинушка, дорогая, письмо это пришло аж из Амстердама.

Тина вздрогнула, переспросила быстро:

— Откуда? Из Амстердама? Из Голландии? — и засмеялась чужим, каким-то деревянным, отрывистым смехом.

— Да, из Голландии, — подтвердил Вячеслав Ильич, с тревогой вглядываясь в загоревшееся лицо Тины, в недобрую усмешку, искривившую губы.

— Деточка, чайку больше не хочешь? У нас еще минут пятнадцать есть, — заглядывает в подсобку Анна Семеновна.

Тина с сожалением отрывает лоб от прохладного стекла.

— Нет, спасибо, Анна Семеновна. Можно я пойду домой? Опять голова разболелась.

— Господи, она еще спрашивает! Иди, конечно, я же с самого начала тебе предлагала. Пойди, пойди, отлежись, деточка. У меня дома в холодильнике котлеты — разогрей, поешь. Не надо тебе на бутербродах-то.

Тина выходит из магазина, с надеждой и страхом быстро оглядывает собравшуюся у дверей толпу людей. Глаза ее мечутся по лицам. Поблескивают в толпе стекла очков, но это все чужие лица, а того, которое мучительно боится и мечтает увидеть Тина, — нет. Опустив голову, бредет Тина по петляющим переулкам домой, а в ушах снова звучит его голос:

«Я знал, что вы не обиделись на меня. Я знал, что все правильно поймете. Жалел очень, что не взял номера вашего телефона, имел бы возможность хоть так поздравить вас. Знаете, я меньше всего надеялся увидеть ее на моей защите. Представляете, один взгляд на аудиторию, и из всех лиц — сразу она. Меня оппоненты терзают, а я с трудом могу улыбку стереть с лица… И все кругом плывет… Вы этого наверняка не поймете сейчас, но когда-нибудь… Я, Тиночка, самый счастливый и одновременно самый несчастный из смертных. Она, знаете ли, замужем. Я лечил ее ребенка и вот, как ни банально это звучит, сам заболел, только мне-то уж медицина не поможет, это точно.

Что вы спросили, Тиночка? Ах, что мне поможет? А вот верю, как в чудо, в появление голубых тюльпанов. Помните у Гоголя, достал кузнец Вакула черт-те откуда черевички своей капризной зазнобе — и на тебе, получай чудо, снизошла красавица, растопил своим поступком кузнец ее сердце. А она, вы знаете, Тиночка, удивительная, чудная, нежная, но такая взбалмошная. Однажды сказала мне: «Вы видели когда-нибудь голубые тюльпаны, Кирилл?» Я, естественно, удивился, что таковые существуют на свете. А она покачала так укоризненно головой, как она одна умеет, и говорит: «Они даже не совсем голубые, с лиловым, скорей, оттенком, но вообще-то конечно же голубые. Когда они завяли, я даже заплакала. И тогда же загадала, если когда-нибудь достанет мне человек букет голубых тюльпанов — я буду любить его». Сказала так и засмеялась, знаете, таким смехом, как только одна она умеет, и, глядя мне прямо в глаза, прибавила: «Я, конечно, шучу, Кирилл». Так вот, Тиночка, я тоже шучу, но просто одержим идеей достать ей эти тюльпаны — сейчас, когда в Москве снег, холод… Вообще, мистика какая-то».

Тина бредет, спотыкаясь, по заснеженным переулкам, а сама слышит свой дрожащий голос, возразивший Кириллу в ответ: «Почему же мистика? Вы же сами сказали — это любовь».

Глаза Тины и Кирилла сталкиваются, мелькает за стеклами его очков ошпарившая догадка, но тут же отметает он ее, как шальную, нечаянную мысль. Говорит обессиленным своим, изнемогающим от любви к той женщине голосом: «Какое же лицо у вас, Тиночка, знаете, словно все-то вы на свете испытали. Монашенка вы моя дорогая».

Тина добредает до своего дома, слышит, как гремит на кухне кастрюлями Татьянка.

— Тиночек, ты? — окликает она девушку. — Случилось что-нибудь? Что так рано?

Тина успокаивает Татьянку, идет к себе в комнату. Татьянка тут же возникает в дверях:

— Хочу тебе сказать, что решение мы все-таки правильное вынесли. Ишь явился не запылился через восемнадцать лет. Ты абсолютно права, что даже ответом его удостаивать не надо. Пусть теперь он помучается. Правильно? Правильно?

Тина согласно кивает головой, а возмущенной Татьянке неймется.

— И подарки его паршивые не принимай. Нужны больно. И так не пропадем. Правильно?

И опять соглашается с Татьянкой Тина, машинально перебирая на столе разложенные листы чистой бумаги.

— Ну ладно, пойдем, покормлю тебя. Рыбу только что пожарила.

Тина отвечает задумчиво, словно пытаясь разрешить какой-то мучающий ее вопрос:

— Спасибо, Татьянка, я сейчас приду.

Скрывается за дверью Татьянка, а Тина садится за стол, смотрит, как кружат за окном пушистые невесомые снежинки. Потом с легким вздохом, похожим на стон, придвигает к себе чистый лист бумаги, пишет, преодолевая что-то мучительное в себе, борясь с возникающими сомнениями.

Снова заглядывает в дверь Татьянка. Тина встает, укладывает исписанный листок бумаги в конверт, спокойным, ровным голосом говорит:

— Я иду. Только Анне Семеновне позвоню.

Татьянка раскладывает по тарелкам рыбу с золотистой поджаристой корочкой, с удивлением слушает Тинин голос:

— Анна Семеновна, это я. У меня к вам просьба. Если забредет опять этот человек, ну, очкарик, скажите ему, пожалуйста, что в следующем месяце наш магазин получит голубые тюльпаны. Анна Семеновна, ну какая вам разница? Передадите ему букет тюльпанов, не вдаваясь в подробности. Господи, ну я вам их отдам.

Тина вешает трубку, стоит какое-то время неподвижно в темноте длинного коммунального коридора, потом идет на кухню и говорит Татьянке вялым равнодушным голосом:

— Знаешь, я ведь больше в магазине не работаю. Ты меня постарайся к вам в лабораторию устроить. — И поясняет удивленной Татьянке: — Цветы надоели до смерти.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Примечания