Тирза

— Я еду навестить дочь, — ответил он на ломаном французском.

— В Йоханнесбурге?

— В Виндхуке. — Он стал резать на кусочки куриное филе.

Разговор сам собой выдохся.

После еды он вытащил рукопись и карандаши и начал по привычке читать.

В Йоханнесбурге ему пришлось ждать почти четыре часа. От усталости болела голова. Он заказал кофе, сел у окна с видом на летное поле и самолеты, но слишком беспокоился и не смог просидеть долго на одном месте.

Зажав под мышкой портфель, он отправился бродить по аэропорту. Тот оказался не слишком большим, особенно по сравнению со Схипхолом или аэропортом во Франкфурте.

Несколько раз он доставал из внутреннего кармана конверт и смотрел на фотографию своей солнечной царицы. В одном из магазинчиков он купил переходник, подходящий для розеток в Южной Африке и Намибии, и шляпу от солнца. Солнце там наверняка будет ярким. Он надел шляпу, посмотрел в зеркало и решил ее купить. Она шла Хофмейстеру, придавала ему какой-то шарм.

Теперь он стал мужчиной в шляпе.

К выходу на посадку он отправился очень загодя.

Стюардесса из наземного персонала сказала ему:

— Мы еще не начали посадку, подождите минут пятнадцать.

Он отошел на пару шагов и стал ждать.

Она посмотрела на него, эта девушка в форме, а потом спросила:

— Летите в Намибию в отпуск?

Он достал из кармана конверт.

— Я еду к моей дочери, — сказал он по-английски. И показал ей снимок.

— Какая красивая девочка, — улыбнулась она. — Вас можно поздравить с таким ребенком. У нее такие живые глаза.

Он тоже взглянул на снимок, вероятно, чтобы тоже убедиться в живости глаз Тирзы.

В автобусе, который вез пассажиров к самолету, он обратил внимание, что люди вокруг изменились. Они все еще были белыми, но это были уже другие белые. Другая одежда, другие лица, даже двигались они по-другому. Он слышал вокруг немецкую речь, люди говорили на африкаансе, на итальянском, кто-то — на английском.

В самолете он сидел рядом с итальянцем, который путешествовал с группой туристов. Итальянец изучал путеводитель и время от времени что-то подчеркивал шариковой ручкой.

К удивлению Хофмейстера, во время этого короткого перелета им тоже принесли обед. Мясо с бобами. Он съел лишь пару бобов, у него не было аппетита.

— Первый раз? — спросил итальянец, когда у них забрали подносы, на английском, который было почти невозможно разобрать.

— Что в первый раз?

— Африка? Первый раз?

— Первый раз, — кивнул Хофмейстер. — Это мой первый раз.

— Для меня, — сказал итальянец, — второй. Я люблю Африку.

Хофмейстер кивнул.

Он заснул, ему хотелось спать, хотелось долгого и глубокого сна. Впасть в зимнюю спячку, которая перешла бы туда, где отсутствует все живое и даже сама жизнь.

При посадке их сильно трясло. Хофмейстер не испугался, но от тряски его затошнило. Он испугался, что его вырвет, и вцепился в подлокотники кресла.

Они почти коснулись земли, и он посмотрел в иллюминатор в надежде увидеть город или хотя бы пару домов. Но увидел только пустыню. Пустыню самых разных цветов. Немного красного, немного серого.

Аэропорт Виндхука показался Хофмейстеру маленьким и даже немного трогательным.

Он достал с багажной полки свою шляпу, пропустил вперед других пассажиров. Он не торопился, в отличие от них.

На всем летном поле был всего один другой самолет, огромный серый гигант с надписью «Люфтваффе». Хофмейстер спустился по трапу и остановился. Вдохнул горячий воздух. Здесь ступила на землю Тирза, вот здесь она шла. Это Виндхук. Она должна быть где-то здесь, она хотела сюда.

Он поднял взгляд к небу. Кучевые пушистые облака, много облаков. Жара была вполне сносной. Сухая жара.

Отстояв минут десять в очереди и оказавшись перед полной дамой в форме, он протянул ей формуляр, который заполнил заранее в самолете.

— Цель вашего визита? — спросила она.

— Турист. — Он ведь подчеркнул эту строчку в формуляре. Она что, ему не верила?

Он достал из внутреннего кармана фотографию. Показал ей снимок.

— Моя дочь, — сказал он. — Хочу сделать ей сюрприз.

Она посмотрела на фотографию и поставила штамп в его паспорт.

У багажной ленты в маленьком и немного душном зале он вдруг понял, насколько отличается от других путешественников в своих дорогих брюках из Амстердама, не новом, но очень приличном пиджаке, в шляпе. Он был чужаком. Этого нельзя было отрицать. Его не очень беспокоил этот его новый статус. Ему нравилось временное состояние, которое было присуще чужестранцу. Действия чужестранца никогда не простираются слишком далеко, последствия его поступков весьма ограниченны, чужестранцы быстро уезжают восвояси. Они легкие по своей природе. Их несет ветер. Как лист с дерева. Как пластиковый пакет.

Он получил свой чемодан и уверенно отправился в зал прилета. В такие моменты нужен был решительный шаг. На самом деле он всегда был кем-то временным. Временный человек. Поэтому его и смогли так просто вычеркнуть.

Зал прилета тоже его растрогал. Он был похож на кукольный домик. В углу он заметил банкомат. Он попробовал снять наличные, но ничего не получилось.

Обменный пункт тоже был закрыт.

Он достал из кармана брюк носовой платок и вытер лицо. Сделал глубокий вдох. Безрезультатно поискал что-нибудь похожее на справочное бюро.

Тогда он все тем же решительным шагом отправился на улицу. Еще в Амстердаме он начистил ботинки, и они до сих пор блестели.

— Такси! — крикнул какой-то молодой человек, и не успел Хофмейстер опомниться, как тот уже вцепился в его чемодан, а сам Хофмейстер оказался на заднем сиденье синего «мерседеса» примерно семидесятых годов выпуска.

— Виндхук? — спросил молодой темнокожий шофер.

— Виндхук, — кивнул Хофмейстер.

— Это почти сорок километров, вы же знаете, босс? — Шофер говорил по-английски с африканским акцентом.

— Нет, этого я не знаю. Но мне все равно. Мне нужно в Виндхук.

Мотор загудел. Хофмейстер приоткрыл окошко.

— Где в Виндхуке, босс? — спросил шофер.

— Я пока не знаю. Я ищу отель, мне нужен хороший отель; может, вы мне какой-нибудь посоветуете? И не называйте меня «босс».

Он снова достал из кармана платок, но лицо все равно ужасно потело, он не успевал его вытирать.

— Не буду звать вас «босс». Я Джефрид. А вы не с группой?

— Нет, я не с группой, я путешествую один.

Джефрид ехал быстро. Но дорога была пустая, так что ему никто не мешал. Хофмейстер на всякий случай все равно поискал на заднем сиденье ремень безопасности. Он, безусловно, собирался учиться умирать, но это не значило, что он должен был умереть немедленно.

Ремня не оказалось. Точнее, он был сломан.

— Приехали посмотреть страну?

— Я приехал ради дочери.

Хофмейстер достал фотографию и показал Джефриду, который немедленно вырвал снимок у него из рук.

Джефрид резко нажал на тормоз, они остановились у обочины, на песке на краю дороги. Шофер открыл бардачок, достал оттуда потрепанную книжку, вытащил изрядно помятый снимок и сунул в руки Хофмейстеру.

— Моя семья, — заявил Джефрид. — Мои дети.

Хофмейстер открыл дверь.

— Мне нужно выйти, — сказал он. — Подышать воздухом.

Он вышел из машины в шляпе и с портфелем. На дороге не было ни одной машины. Кругом никаких домов. Песок и высохшая трава. То там, то тут на горизонте облетевшее дерево. Небольшие холмы. Песок как будто менял цвет каждый километр. «Куда я попал? — спросил сам себя Хофмейстер. — Что я здесь делаю? Что это?»

Джефрид тоже вышел из машины и подошел к нему.

— Не бойтесь, босс, — сказал он. — Я верю в Иисуса.

— Я не боюсь, мне просто нужно подышать. И не называй меня «босс».

Налетевший ветер вдруг сорвал с Хофмейстера шляпу. Джефрид помчался за ней вдогонку. Как собака. Он принес ее Хофмейстеру, и тот снова надел шляпу на голову, но теперь придерживал рукой.

— Джефрид, а где животные?

— Какие животные, босс?

— Не называй меня «босс».

— Какие животные, сэр?

Хофмейстер показал на огромную выгоревшую пустошь.

— Дикие животные. Где они все? Я никого тут не вижу.

— Так они прячутся, сэр. Сейчас же день. Для них слишком жарко. Они есть, но мы их не видим. А они нас видят, сэр, непременно видят. Видят нас и чувствуют наш запах.

Так они и стояли там. Двое мужчин на обочине дороги. Первый ждал второго, а второй ждал чего-то, чему и сам не мог найти имени. Озарение. Воспоминание. Вспомнить, зачем он все-таки сюда приехал.

— Сэр, — позвал Джефрид минут через пять. — Вы не будете сильно возражать, если мы все-таки опять поедем в Виндхук?

Хофмейстер покачал головой:

— Совсем не буду. В какой отель ты меня отвезешь? Я искал в аэропорту справочное бюро, но там все было закрыто. Какой там хороший отель? Ты знаешь отели в Виндхуке?

— В Виндхуке. Там много хороших отелей. Что конкретно вы ищете? Большой отель, маленький отель?

— Лучший отель.

Лучший, а почему бы и нет. В самую первую ночь в чужой стране Хофмейстер не хотел рисковать. И вряд ли тут будет очень дорого. Теперь, когда финансовая независимость пошла прахом, он мог позволить себе пошиковать.

Джефрид начал думать вслух, а Хофмейстер почувствовал, что во рту у него пересохло. Он снова сел в машину. На заднем сиденье все еще лежала фотография детей Джефрида. Он отдал ее своему водителю, а взамен получил обратно снимок своей младшей дочери. Он мельком взглянул на него. Живые глаза. Да, наверное, это было первое, на что люди обращали внимание, когда видели Тирзу на этом фото. Живой взгляд. И какой-то успокаивающий. Как будто мир сказал ей, что все будет хорошо, а теперь она старалась убедить в этом мир.

— «Хайницбург», — сказал Джефрид.

— Что?

— «Хайницбург».

— Что еще за Хайницбург?

— Это хороший отель. Как раз подойдет вам, сэр.

«Хайницбург». Название было похоже на деревню в сорока километрах от немецко-голландской границы.

— Хайницбург, — повторил Хофмейстер.

— Вы немец?

Джефрид завел машину.

— Я? Нет, я из Нидерландов.

— Но там же говорят по-немецки? Там, откуда вы? Правда ведь?

— Нет, там говорят по-нидерландски.

— Но вы же говорите по-немецки?

— Я изучал немецкий язык. И криминологию. Но криминологию так и не закончил. Мне предложили хорошую должность в издательстве. И я не смог отказаться. В перспективе я мог бы стать издателем.

Джефрид, похоже, уже не слушал. Он снова разогнался и мчался по дороге. И включил радио.

Когда показались первые дома Виндхука, Хофмейстер спросил:

— Можно заплатить в евро?

Джефрид посмотрел на него в зеркало заднего вида:

— Лучше не евро, сэр, тут есть банки. Хотите, остановимся?

— А банкоматы есть?

Джефрид кивнул:

— Это современная страна, сэр. У нас тут есть все. Кроме работы. Работы тут не хватает. А в остальном все есть.

На улице, которая напоминала главную улицу покинутой деревни, они остановились у заправочной станции. Место называлось «Маленький Виндхук», это прочел Хофмейстер на табличке. Маленький, это точно.

Джефрид показал ему на банкомат.

Отец Тирзы отправился к нему.

На улице были только темнокожие люди. Может, это был такой район, а может, такое время. Несколько белых, которых он заметил, сидели в машинах. Он сунул карточку «Почта-банка» в автомат и на всякий случай обернулся на синий «мерседес» Джефрида.