Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза

В апреле по традиции отмечали День святого Георгия. Генрих объявил Елизавету главной леди-компаньонкой ордена Подвязки и возвел Гарри в рыцари ордена Подвязки. Тот вел себя очень хорошо во время посвящения и выглядел совсем взрослым в новом алом бархатном костюме, шапочке и миниатюрной орденской накидке.

В конце мая Елизавета узнала о кончине бабушки Йорк. Финал ее долгой жизни был мирным. Королева распорядилась, чтобы тело герцогини облачили в черную рясу ордена бенедиктинок, которую она носила уже много лет, и погребли рядом с мужем, герцогом йоркским, в церкви Фотерингея. Когда объявили последнюю волю покойной, Елизавета едва не прослезилась, узнав, что бабушка завещала ей свою псалтырь и кусочек мощей святого Кристофера, кроме того, внучка унаследовала ренту герцогини, отчего преисполнилась чувством облегчения: наконец-то ее финансовые проблемы утратят остроту. Помимо этого, Елизавете достался замок Байнардс, резиденция бабушки на берегу Темзы, что вместе с Фотерингеем – очень кстати, подумалось ей, – делало ее владелицей двух важнейших имений дома Йорков.

– Это был трудный год для вас, cariad, – тихо проговорил Генрих однажды летней ночью, когда Елизавета лежала в его объятиях, а мягкий ветерок из окна играл на ее коже. – Но скоро мы отправимся в тур по стране и увидимся с Артуром. Это вас взбодрит.

– Думаю, вам тоже необходимо развеяться, – ответила она, теснее прижимаясь к нему. – Но вам действительно нужно ехать сейчас, когда со дня на день ожидается вторжение Уорбека?

– Нужно, – ответил Генрих. – Если самозванец объявится, мы готовы к встрече, на своих военачальников я могу положиться. Однако казнь Стэнли стоила мне утраты популярности на северо-западе, где у этого рода много сторонников. Думаю, в Ланкашире они пользуются бóльшим уважением, чем я!

– Но Дерби наверняка верен вам?

– Да, однако преданность людей его брата непрочна. Необходимо, чтобы меня увидели в тех краях и в вашем обществе, чтобы вернуть любовь моих подданных. Вы сумеете очаровать их.

– Вы будете мною гордиться, – пообещала Елизавета, после чего Генрих начал целовать ее, и все мысли о политике унеслись в окно.

Чиппинг, Нортон, Ившем, Тьюксбери, Вустер… Куда бы они ни заезжали в том июле, повсюду люди сбегались приветствовать короля и королеву. Это согревало им сердца, давало надежду, что народное мнение поставит заслон притязаниям Уорбека. Каждый день Елизавета и Генрих ожидали услышать новости о приближении вражеского флота, но ничего не происходило. Каждую ночь Елизавета молилась, чтобы так было и дальше.

Наконец они прибыли в Тикенхилл, резиденцию Артура рядом с Бьюдли в Вустершире. Это был красивый усадебный дом к западу от города, он возвышался на холме среди одичалого парка. Отец Елизаветы расширил его для Нэда, а Генрих превратил в великолепный дворец для Артура, который стоял на крыльце и встречал их. В свои девять лет мальчик приобрел новое чувство достоинства и приветствовал родителей с официальной вежливостью. Его наставники постарались на славу, он был принцем Уэльским до кончиков ногтей и выглядел совсем здоровым, чего прежде никогда не бывало; без сомнения, это произошло благодаря здешнему свежему воздуху. Вот только Елизавета почувствовала себя чужой ему, и дело было не только в долгой разлуке. Ощущение не исчезло и в следующие дни, когда Артур уехал вперед, чтобы принять их в Ладлоу, и для них устроили развлечения. Глядя на сына, увлеченно следящего за событиями спектакля, показанного им в амфитеатре, высеченном в старой каменоломне, или сидящего рядом с отцом на пиру, Елизавета пыталась вновь отыскать в себе чувства, которые должна испытывать к нему, как делала, когда Артур был маленьким. Если бы она могла вызвать в себе ту безграничную любовь, которую питала к Гарри и другим своим детям. Как же это неправильно с ее стороны – иметь любимчиков, но она ничего не могла с собой поделать.

Елизавета надеялась, что Генрих или Артур не догадываются о ее материнском фиаско. Она тщательно старалась скрывать свои истинные чувства, на людях выражала привязанность к старшему сыну, восхищалась его успехами в учебе, умением держаться, как подобает принцу, растущими познаниями в искусстве управления государством, но все время сознавала, что должна чувствовать больше, больше, больше! Отъезд в Шрусбери стал для нее большим облегчением.

Оттуда они направились к северу, в Честер, а потом, в конце июля, – в Хаварден, в Уэльсе, где их ждали Дерби и леди Маргарет. Дерби сердечно принял гостей, хотя Елизавета опасалась, что он может быть зол или настроен враждебно из-за казни его брата. Однако про сэра Уильяма Стэнли они не упоминали, как будто вовсе ничего не случилось. И когда граф проводил их в Латом-хаус, огромный дом в Ланкашире, куда Елизавета так и не попала бурным летом 1485 года, она была тронута его сообщением, что для облегчения их поездки он построил отличный каменный мост в Уоррингтоне. На всем протяжении пути вдоль дороги собрались толпы народа, одни люди встречали короля и королеву радостно, другие – нет, но Елизавета обращалась ко всем с улыбкой, кивала, грациозно махала рукой и радовалась, слыша в ответ аплодисменты.

– Дары всем! – крикнул Генрих, и его помощники принялись бросать в толпу россыпью золотые монеты; некоторые зеваки стали выкрикивать благословения королю. К концу поездки он уже вовсю улыбался.

Увидев Латом, Елизавета ахнула и заметила, что Генрих прищурился. Дворец был великолепный, достойный короля, и Елизавета легко могла представить, о чем думает ее супруг: не слишком ли роскошный дом выстроил для себя один из его подданных. Пока они подъезжали к замку через олений парк, Елизавета насчитала восемнадцать башен, делящих пополам мощные стены.

Леди Маргарет встречала их во дворе, сгорая от нетерпения услышать новости о внуках. Она лично отвела Елизавету и Генриха в отведенные им покои, где они с удовольствием отдохнули и освежились после долгой дороги.

– Приятно было получить такой теплый прием от местных жителей, – сказал Генрих, скидывая сапоги и растягиваясь на постели. – Вы очаровали их, Бесси!

– Думаю, раздача даров помогла, – улыбнулась Елизавета.

– Идите сюда, – сказал он и протянул к ней руки.

В Латоме короля и королеву потчевали великолепными яствами, развлекали музыкой и танцами. На второй день Дерби провел их по всему дому и поднялся вместе с ними на крытую свинцом крышу, чтобы показать прекрасный вид на сельскую округу. Елизавета пережила неприятный момент, когда Генрих подошел к самому краю крыши и стоял там, любуясь панорамой. Она не могла поверить своим ушам, когда шут Дерби подошел к своему господину и прошептал ему на ухо:

– Том, помни Уилла.

Елизавета застыла, так как он имел в виду, разумеется, сэра Уильяма Стэнли, и на какие-то ужасные несколько секунд она обмерла от мысли: вдруг Дерби сейчас столкнет Генриха с крыши, сделать это было проще простого. Сердце у нее бешено заколотилось. Но Генрих тоже услышал слова шута и резко повернулся со словами:

– Пойдемте вниз.

Дерби, сделав суровое лицо, глянул на шута и пошел вперед.

– Этого наглеца нужно повесить! – воскликнула Елизавета, как только они с Генрихом остались наедине.

– Он шут, а потому волен говорить, что ему вздумается, – отозвался Генрих.

– Но он подстрекал вашего отчима к измене. Я правда испугалась, что они сейчас расправятся с вами.

– Шутка была в дурном вкусе, но Дерби верен мне, и он женат на моей матери, это достаточная гарантия безопасности для меня. Нет, Бесси, чем меньше слов, тем легче залечить рану. Но я поговорю с Дерби, чтобы он прогнал от себя этого негодяя.

На третий день пребывания в Латоме Генрих и Елизавета ужинали с хозяевами, когда прибыл гонец с посланием для короля. Прочитав письмо, Генрих поднял глаза и сдвинул брови:

– Уорбек попытался совершить вторжение. У него четырнадцать кораблей, полные наемников; они встали на якорь у Дила. Он послал солдат на берег провести разведку, но люди в Кенте были настороже и призвали войско, которое я оставил там на всякий случай. Вторгшихся на нашу территорию изрубили в куски, и флот Уорбека ушел на запад, в Ирландию, где попытался атаковать Уотерфорд, но мой наместник, сэр Эдвард Пойнингс, с легкостью отогнал врага. Мои советники считают, что Уорбек теперь двигается в сторону Шотландии.

– Счастливо отделались! – буркнул Дерби, а Елизавета вздохнула с облегчением.

– Это мы еще увидим, – сказал Генрих. – Все зависит от того, примет ли его король Яков. Ну, я не собираюсь терять сон из-за этого и не вижу причин прерывать тур по стране. Может быть, шотландцы дадут отпор Уорбеку или Яков захочет устроить свару посерьезнее! В любом случае мы скоро все узнаем.

– Значит, вы сможете поехать с нами в Ноусли? – спросила мать Генриха.

– Да, миледи, – ответил он.

Охотничий дом в Ноусли находился к востоку от деревушки Ливерпуль. Генрих с Елизаветой провели там день, наслаждаясь охотой. Затем пришло время прощаться с Дерби и леди Маргарет, потом они отправились в город Манчестер, где проводились ярмарки, и дальше на юг. Когда король с королевой проехали Маклсфилд, Стаффорд и Личфилд, Елизавета начала ощущать растущую усталость и тошноту, а оказавшись в Вудстоке, уже не сомневалась, что снова ждет ребенка. Генрих обрадовался, но и встревожился, так как его супруга была сильно утомлена.

– Мы отдохнем здесь немного, – сказал он, – у меня нет неотложных дел.

Елизавета обрадовалась передышке. Когда тошнота отступила, она стала по утрам гулять по парку или заходила в зверинец посмотреть на животных, а после обеда лежала на постели с книгой. Дамы развлекали ее сплетнями и музыкой, а Генрих присоединялся к ней при каждой трапезе. Как приятно было пожить частной жизнью, не появляясь на публике, тем более что Елизавете часто хотелось только спать, и ничего больше.

Сентябрь начался приятно – прекрасный месяц золотой листвы с теплой погодой и легким ветерком. Но потом задули сильные ветры, листья полетели с деревьев. Выходя на воздух, Елизавета понимала, что ей нужна накидка. Во время одной из своих одиноких прогулок по саду она услышала за спиной топот бегущих ног, быстро обернулась и увидела Генриха, лицо его выражало смятение.

– Бесси… – выдохнул он, остановившись и положив руки ей на плечи. – Бесси, cariad, у меня есть новости. Сядьте. – Он подвел ее к каменной скамье, обнял и как будто не мог продолжать.

– В чем дело?! – испуганно воскликнула Елизавета.

– Наша Бет… – Генрих сглотнул. – Господь забрал ее к себе.

Елизавета закрыла рот ладонью:

– Нет! Нет! Только не наша малютка Бет!

Она уронила голову на грудь Генриху и разрыдалась. Потерять ребенка – это ужасно, такое случалось с другими людьми, но с нею и Генрихом – никогда, ведь Господь улыбался их союзу, разве нет? Предаваясь скорби в объятиях супруга, слезы которого мешались с ее слезами, Елизавета видела только одно – протянувшиеся вперед долгие годы без Бет, пустые, полные горя…

– Почему? – наконец спросила она. – Бет была здорова. Никаких дурных признаков… наверное, все произошло внезапно.