Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза

Незадолго до назначенного часа двор собрался, и Генрих с Елизаветой воссели под балдахинами с государственными гербами. По кивку короля стража ввела Уорбека.

Елизавета оторопела, увидев его в цепях, и едва узнала. Он был грязен, со спутанными волосами, в одежде вонючей настолько, что от ее запаха мутило. Она с содроганием попыталась представить, как живет узник в убогой, лишенной окон камере, если всего несколько недель заключения привели его в такое жалкое состояние. Если так будет продолжаться и дальше, долго он не протянет, в этом Елизавета не сомневалась. Она увидела, что доктор де Пуэбла пристально смотрит на Уорбека; судя по всему, посол ужаснулся и разделял ее чувства. Елизавета глянула на Генриха, но того страдания Уорбека, видимо, не тронули.

Узник стоял перед ними с потухшим взором, будто утратил всякую надежду. Как он, должно быть, сокрушался о своей безумной попытке бегства, если еще был способен мыслить разумно. Елизавета молча возблагодарила Господа, что Кэтрин сегодня не сопровождает ее.

Объявили о появлении епископа, тот вошел в зал, а увидев Уорбека, втянул в себя воздух и заметно побледнел.

– Воистину этот негодяй не принц крови, – звенящим голосом произнес Генрих. – Теперь вы удовлетворены, епископ?

– Я сообщу об этом герцогине, – сказал прелат, поджал губы и, откланявшись, удалился.

Генрих кивнул на Уорбека и приказал страже:

– Уведите его.

Глядя, как беднягу выпроваживают из зала, Елизавета хотела было попросить, чтобы с ним обращались получше. Но она понимала: не следует делать этого на глазах у всего двора. В частной обстановке Генрих может проявить бо́льшую уступчивость.

Доктор де Пуэбла вышел вперед:

– Ваше величество, могу я просить об аудиенции?

– Разумеется, господин посол, – ответил Генрих. – Пройдемте в мой кабинет.

Он встал, сделал знак Елизавете следовать за ним и пошел к двери, находившейся позади помоста, и дальше по галерее в свои покои. В комнате, которую он использовал как кабинет, на столе были аккуратно разложены его счетные книги и другие бумаги.

– Да, доктор де Пуэбла, чем я могу быть вам полезен?

– Ваше величество, речь пойдет о самозванце. Мои суверены озабочены тем, что он до сих пор имеет возможность действовать против вас и расшатывать ваш трон. Король Фердинанд непрестанно давит на меня, чтобы я побуждал вас избавиться от этого проходимца. Он не может понять, почему вы этого не сделали.

Елизавете не понравилось такое начало разговора.

– По трем причинам, господин посол, – ответил Генрих. – Во-первых, я никогда не забывал, что Уорбек стал орудием в руках тех, кто использовал его, чтобы сбросить меня с трона. Во-вторых, он не мой подданный. В-третьих, его жена – родственница короля шотландцев.

– Некоторые принцы не проявляют такой щепетильности, – заметил доктор де Пуэбла. – Мой повелитель, к примеру, не возражал бы против того, что я так говорю. Этот союз много значит для короля Фердинанда и королевы Изабеллы, но им нужна уверенность, что их дочь едет в мирное королевство со стабильной монархией.

Елизавета вновь ощутила неприятную тревогу внутри, и ответ Генриха был резким:

– Вы видели своими глазами, что Уорбек теперь не может ничем угрожать мне. Мой трон стоит прочно, наследование его утверждено. Чего еще желать вашим суверенам?

– Головы Уорбека, – ответил доктор де Пуэбла. – В противном случае они могут передумать и не выдадут свою дочь за принца, будущее которого может подвергнуться опасности.

– Боже правый, приятель, это Англия, а не Италия! – взорвался Генрих. – Страна в покое, наши враги побеждены. Прошу вас, передайте это их величествам!

– Я так и сделаю, сир, – сказал де Пуэбла, очевидно решив, что сейчас лучше отступить, чем продолжать прения. – Я молюсь лишь о том, чтобы не объявились другие мнимые претенденты на престол, раз вы так милостиво обходитесь с самозванцами.

Посол ушел раньше, чем Генрих успел возразить ему. Когда дверь за тем закрылась, он дал волю своему гневу:

– Я не дурак, Бесси! Я держу Уорбека под строгим надзором, и если он начнет выкидывать еще какие-нибудь штучки, то проживет ровно столько, чтобы успеть пожалеть о своих поступках.

– Я знаю, знаю, – утешительно проговорила Елизавета. – Но едва ли он будет представлять для вас угрозу долго. Вы видели, в каком он состоянии? Нельзя ли содержать его в лучших условиях ради нашего Господа?

Генрих уставился на нее:

– Вы просите о милосердии к нему? К этому негодяю, который причинил вам столько горя, не говоря уже об угрозе моему трону и годах беспокойства? Бесси, мне трудно отказать вам хоть в чем-нибудь, но на этот раз я не могу.

– Мне невольно жаль его, – печально призналась Елизавета. – Наш христианский долг – облегчать участь тех, кто сидит в тюрьме. – Она посмотрела в глаза Генриху, но прочла в них только подозрение и, вздрогнув, спросила: – Что?

– Вы просите меня о милости к нему, так как верите, что Уорбек действительно ваш брат? Скажите мне правду, Елизавета.

Она была ошарашена:

– Зачем вы об этом спрашиваете? Он не мой брат. Мне это известно точно. Я думала, вы сами все еще сомневаетесь.

– Я? – Генриха передернуло. – Нет. Но печально, что мы до сих пор подозреваем друг в друге подобные сомнения, Бесси. И все же мне никак не избавиться от глубоко укоренившегося страха, что Уорбек припрятал в рукаве и другие карты или что другой самозванец выползет откуда-нибудь и восстанет против меня. Или даже, смею признаться, сам Йорк в один прекрасный день явится, и все то проклятое здание, которое я выстроил как король, рухнет.

– Я понимаю, Генрих, о, как я вас понимаю! – Он раскрыл объятия, и Елизавета прижалась к нему. – Разве вы не знаете, что я разрываюсь между желанием, чтобы брат вернулся ко мне, и страхом, что это произойдет, из-за последствий такого события для вас, для нас обоих и наших детей?

– Я знаю, cariad, – пробормотал Генрих. – Но мы не должны допускать, чтобы это влияло на нас. Думаю, ваш несчастный брат мертв, убит Ричардом. Мне лишь хотелось бы знать это наверняка.

Король Яков проявил горячее желание жениться на Маргарет, и Генрих поручил епископу Винчестера завершить переговоры о мире. Письма летали между Лондоном и Эдинбургом, Генрих ликовал, предвкушая, что его внук будет сидеть на шотландском троне.

– Яков хочет поскорее вступить в брак, – сказал он Елизавете и своей матери однажды в сентябре, когда они вместе ужинали.

– Нет! – хором воскликнули обе женщины.

– Маргарет еще дитя! – возразила Елизавета и чуть не заплакала.

– Девочке опасно так рано выходить замуж, – предостерегла сына мать. – Если нас обяжут сразу отправить принцессу в Шотландию, боюсь, зная репутацию Якова, он не станет ждать, но может причинить ей боль и поставить под угрозу ее здоровье. Я говорю это, опираясь на горький опыт, сын мой, так как сама выносила вас в тринадцать лет, и, хотя каждый день благодарю Господа за то, что Он послал мне такого сына, роды навредили мне так, что я больше не могла иметь детей. А этого нельзя допустить, когда наследование шотландского трона зависит от рождения сыновей.

Генрих поднял руки, шутливо изображая, что сдается:

– Не бойтесь! Я уже проинструктировал своих послов: они скажут Якову, что Маргарет еще нет девяти лет, она очень нежна и может выйти замуж позже, чем это делают другие юные леди. Я настаиваю, чтобы он согласился не требовать свою невесту раньше тысяча пятьсот третьего года, когда ей исполнится четырнадцать.

– Это хорошо, сын мой, – сказала леди Маргарет, улыбаясь Елизавете. – Девочка еще несколько лет проведет с семьей.

Елизавета почувствовала, как ее глаза наполняются слезами. Мысль о разлуке с дочерью была ей невыносима. В 1503 году она расстанется с Маргарет, и, несомненно, вскоре вслед за нею настанет черед Марии. Как справлялись с этим матери-королевы в течение столетий?

Елизавета стояла в своих покоях в Вестминстере и невидящим взором смотрела в огонь очага. Она не могла поверить своим ушам. Арестовали очередного самозванца.

– К счастью, этого поймали быстро, – добавил Генрих, после того как оглушил ее новостью.

– И за кого он себя выдавал? – воскликнула Елизавета.

– Этот дурень говорит, что он – граф Уорик! Но его зовут Ральф Уилфорд. Он студент Кембриджа и должен был бы иметь достаточное образование, чтобы разбираться в таких вопросах! Это заставило меня задуматься: чему их вообще учат в этих университетах? Похоже, его подбил на самозванство какой-то монах. Я сейчас допрошу его.

– Могу я присутствовать?

Елизавета плохо себя чувствовала, она была уже на восьмом месяце, эта беременность отняла у нее больше сил, чем все предыдущие, и доктора беспокоились, но ей хотелось своими глазами увидеть Ральфа Уилфорда. Он не называл себя одним из ее братьев, однако в ней горела тусклая искорка надежды: вдруг за появлением этого нового самозванца скрывается что-то еще.

Однако Генрих был непреклонен:

– Вам нужно отдыхать, cariad. Я все вам расскажу позже. Беспокоиться не о чем, этот идиот не второй Уорбек.

Он вернулся меньше чем через час:

– Он – фантазер! Признался, что видел сны, побуждавшие его к тому, чтобы объявить себя Уориком и таким образом сделаться королем. Говорю вам, Бесси, мое терпение кончилось. Его повесят.

– Это выглядит очень жестоким на фоне того, как вы обошлись с Уорбеком.

– Бесси, Уилфорд – мой подданный. Покусившись на трон, он совершил измену, и наказание за нее – смерть. На меньшее я пойти не могу. Фердинанд и Изабелла узнают об этой истории, и я не хочу, чтобы из-за нее они отказались посылать свою дочь в Англию.

– Понимаю. – Елизавета на минуту задумалась. – Не будет ли разумным в таком случае провести по Лондону настоящего Уорика?

– Я не хочу поднимать шум, как было с Симнелом. Но преподам всем урок на примере Уилфорда, и мы сможем оставить все это позади. Надеюсь, что испанские суверены согласятся со мной.

– Молюсь об этом. Но, Генрих, скажите мне: нет ли других причин, почему вы не хотите предъявлять Уорика публике? Он здоров?

Долгие годы они редко упоминали ее кузена, но Елизавета всегда с болью сознавала, что тот по-прежнему томится в Тауэре. Ему уже должно было исполниться двадцать четыре года. Она гадала, как он справился с такой продолжительной изоляцией, наказанный ни за что, кроме того, что в нем текла королевская кровь, чего он никак не мог изменить. Жестокая судьба, но, учитывая, что двое человек пытались выдать себя за него и он всегда будет центром притяжения для мятежников, Генрих не имел другого выбора, кроме как держать его взаперти, и с этим ничего не поделать.

– Он здоров и не лишен комфорта, – ответил ей король, – но, как вам известно, Уорик простодушен, и я сомневаюсь, что он ждет от жизни чего-то большего, чем имеет.

– Вы видели его?

– Нет, но я получаю регулярные отчеты от его стражников. Не беспокойтесь, Бесси. О нем хорошо заботятся, и он находится в самом безопасном месте.

Скоро у Елизаветы должен был родиться ребенок. Она не могла дождаться окончания этой тяжелой беременности, потому что совсем измучилась. Короткие январские дни королева проводила в своих личных покоях в Гринвиче, сидела у очага и шила приданое для младенца или отдыхала, лежа на постели. Генрих приходил к ней так часто, как только мог, бесконечно суетился и постоянно спрашивал матушку Мэсси и врачей, все ли идет как положено.