Жестокий мучитель

Глава 6

Наталья

Камилла переплетает свои руки с моими, одаривая меня странным взглядом.

— Все говорят, что вы с Элиасом — пара. Что все это значит?

Я пожимаю плечами.

— Глупые сплетни из-за того поцелуя несколько недель назад, я думаю.

Она хмурит брови.

— Я слышала, как Элиас заявил об этом Керри сегодня на уроке.

— О чем заявил? — Спрашиваю я.

Она поджимает губы.

— Что ты — его.

— Ну, для меня это новость. — Я сжимаю челюсть. — Терпеть его не могу, так зачем мне с ним встречаться?

— Я так и думала, но он ходит повсюду и говорит всем, что ты принадлежишь ему, что бы это ни значило. — Она морщится. — Ненавижу этого парня.

— Мы обе, — бормочу сквозь стиснутые зубы.

С тех пор как он поставил меня на колени в коридоре, он придерживается своих более стандартных методов унижения. Мое тело покрывается жаром, когда я вспоминаю, как он подставил мне подножку в кафетерии в тот же вечер, когда заставил встать на колени. Я не могу понять, что было более унизительным. Или это была чистая боль, сжимающая мою грудь.

Это было похоже на предательство, хотя он и раньше заставлял меня падать и даже хуже — на глазах у всей школы. Но после того, как он так интимно поцеловал меня в коридоре, всё ощущалось гораздо больнее.

С того дня он разыгрывал надо мной глупые шутки, как будто мы вернулись в девятый класс: ставил подножки, кидал в меня предметы на уроке, а на прошлой неделе он стащил с меня юбку и запер в классе, где Ниткин и нашел меня. Это было крайне унизительно, но, к моему удивлению, профессор не рассердился. Вместо этого он нашел мне юбку и, не сказав ни слова, отпустил восвояси. Я ожидала, что меня накажут, но думаю, он знает, кто это сделал.

Элиас — первоклассный засранец, и нет ни единого шанса, что я когда-нибудь подтвержу такую нелепую ложь, чем бы он мне ни угрожал.

— Очередная его игра, — говорю я, захлопывая шкафчик и закрывая его

на ключ.

К нам подходит Адрианна.

— Вы двое идете обедать? Я умираю с голоду.

Я улыбаюсь и киваю. Адрианна всегда голодна.

— Да, конечно. — Я поворачиваюсь, чтобы идти к кафетерию, только чтобы врезаться прямо в твердую стену мышц. Поднимая взгляд, я смотрю в эти холодные, расчетливые глаза, от которых моё сердце замирает. Паника и страх разом охватывают меня, и я делаю шаг назад, пытаясь обойти его.

Элиас вскидывает руку, преграждая мне путь.

— Куда это ты собралась, Гурин? — спрашивает он, прищуривая льдисто-голубые глаза.

Я сжимаю челюсть и встречаюсь с ним взглядом, ненавидя то, как мое сердце колотится сильнее в тот момент, когда я это делаю.

— На обед, так что уйди с дороги.

Камилла делает шаг ко мне и толкает его руку, пытаясь освободить меня.

— Да, и заодно, прекрати лгать и рассказывать всем, что вы с Натальей встречаетесь.

Он переключает свое внимание на Камиллу, на его губах появляется хитрая ухмылка, от которой у меня сводит живот.

— Наталья сказала тебе, что это ложь? — Спрашивает он, переводя взгляд обратно на меня. — Ты даже своим самым близким подругам не рассказала правду?

Ублюдок.

Я тяжело сглатываю, понимая, что он говорит о шантаже и нашей сделке. Неужели он действительно ожидал, что я кому-то об этом расскажу? Независимо от того, насколько мы близки с подругами, я не могу допустить, чтобы кто-то еще узнал о моей связи с братвой Морозовых в Москве.

Я безоговорочно доверяю Адрианне и Камилле, но один промах в разговоре с их семьями может привести к разрушительным последствиям для моего брата и Братвы Гурина.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Он фыркает, качая головой.

— У нас с Натальей договоренность на этот год. — Он смотрит на Камиллу, затем на Адрианну, и в его глазах отражается чисто садистское удовольствие. — По сути, она — моя, и это все, что вам нужно знать.

Брови Камиллы хмурятся, когда она бросает на меня вопросительный взгляд, но продолжает молчать.

Его взгляд возвращается ко мне, и он ухмыляется.

— Возможно, тебе стоит перестать врать самым близким людям, иначе у тебя может никого не остаться.

Его рука обвивает мою талию, и он притягивает меня ближе, наклоняясь и прижимаясь поцелуем к моей щеке. Отстраняясь, он шепчет:

— Осторожно, Наталья. Ты играешь с огнем.

От угрозы в его тоне у меня перехватывает дыхание, когда он поворачивается к нам спиной, оглядываясь через плечо.

— Увидимся, Гурин.

Он машет рукой и уходит по коридору, оставляя меня разбираться с последствиями.

— Что это, черт возьми, было? — Спрашивает Адрианна.

Я закрываю глаза и прижимаю руку ко лбу, когда по его центру распространяется боль.

— Он снова играет в свои обычные игры.

— На самом деле, это не ответ на вопрос, — настаивает Камилла.

Я встречаю её подозрительный взгляд.

— Не хочу об этом говорить, — отвечаю, ненавидя то, что Элиас изолирует меня от подруг. Риск того, что информация, которой он владеет, попадет в чужие руки, слишком велик, и все же я хочу рассказать им правду. Меня убивает, что я этого не делаю.

— Ну ладно, — говорит Адрианна, беря меня за руку. — Обед, сейчас же, — добавляет она, заставляя меня смеяться над ее нетерпением, но я чувствую себя чертовски благодарной за неё.

Некоторые девушки обиделись бы на меня за то, что я не хочу рассказывать им, что влечёт за собой эта договорённость между нами, но только не две мои лучшие подруги. Мы молча идем в кафетерий, и могу сказать, что Камилла раздражена тем, что я не хочу объяснять, что происходит с Элиасом. Обычно я рассказываю им обо всем, но даже если они поклянутся никогда и никому не проронить ни слова о настоящей фамилии нашей семьи, я знаю, какой болтушкой может быть Камилла, в частности. Она ничего не может скрыть от своих братьев и, уж тем более, от своей сестры Мии. Они практически неразлучны.

Получив еду, мы садимся за наш обычный стол, и Адрианна заполняет тишину, рассказывая о том, какой свиньей был тренер Дэниелс на занятиях по боевой подготовке. Очевидно, он пытался сделать ей непристойное предложение после занятий, что меня совсем не удивляет. Адрианна тихая и сдержанная, из тех девушек, которых тренер Дэниелс всегда пытается загнать в угол.

— Что ты собираешься делать? — Спрашиваю я.

Она пожимает плечами.

— Буду продолжать говорить ему, чтобы он отвалил.

Я прикусываю нижнюю губу.

— Не уверена, что тренер Дэниелс хорошо воспринимает отказы.

Камилла кивает.

— Я слышала, что он может превратить жизнь девушек в сущий ад, если они отвергнут его.

Выражение лица Адрианны становится разъяренным, она скрещивает руки на груди.

— Что ты хочешь этим сказать? Я не буду спать с ним, потому что он будет злиться, что его отвергли. Он может трахнуть себя сам, мне плевать.

Я киваю в ответ.

— Ты права.

Я отправляю в рот ложку с вкусной пастой.

— Однако он горячий. Тебе так не кажется? — Спрашивает Камилла.

Адрианна смотрит на нее как на клиническую сумасшедшую.

— Да, и законченный мужчина-шлюха. Я ни за что не отдам свою девственность такому как он.

Я с трудом сглатываю, потому что, по крайней мере, у нее есть выбор, кому её отдать. Оказывается, моя будет передана, как какой-то гребаный трофей, парню, который издевался надо мной в течение многих лет. Он меньше всего заслуживает этого, и все же я знаю, что не задумываясь отдала бы всё, чтобы спасти свою семью, особенно Михаила.

Мой брат — это мой мир. В каком-то смысле он был мне и отцом, и матерью, с тех пор как папа умер десять лет назад. И, хотя он часто занят, он все равно находит для меня время, когда я не в академии. Я знаю, что это мой способ отплатить ему, даже если он, вероятно, убил бы Элиаса, если бы узнал о договоренности или шантаже.

Камилла встает и направляется в уборную, а Адрианна бросает на меня взгляд, который говорит мне, что она не собирается сбрасывать со счетов то, что сказал Элиас.

— Ты уверена, что не хочешь поговорить об этом? — спрашивает она.

Я сжимаю челюсть.

— Я же сказала, что нет. — Отрываю кусок чесночной лепешки и запихиваю себе в рот. — Просто оставь это.

Она тяжело вздыхает.

— Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понимать, что ты не расскажешь нам, если не захочешь. Я просто беспокоюсь о тебе, вот и все.

Я улыбаюсь ей, но улыбка кажется вынужденной.

— Я знаю, что беспокоишься, и люблю тебя за это. — Я тянусь к ее руке и сжимаю. — Но обещаю тебе, это то, о чем я просто не хочу говорить.

Адрианна поднимает руки вверх, сдаваясь.

— Поняла. — Она притворяется, что застегивает рот. — Больше не скажу об этом ни слова.

— Спасибо.

Камилла возвращается на свое место.

— Что я пропустила?

— Немного, — говорит Адрианна, подмигивая мне, когда Камилла не смотрит. — Как тебе пицца, Камилла? Мне даже жаль, что я не попросила её вместо пасты. — Она постукивает себя по подбородку. — Может быть, я возьму и её.

Я хихикаю над тем, какой жадной может быть мой подруга.

— Ты ешь больше, чем любая другая девушка, которую я знаю, и все же такая чертовски тощая, — говорит Камилла.

Она выглядит оскорбленной, прижимая руку к груди.

— Я не тощая. Я подтянутая и спортивная.

Я киваю.

— Верно, я согласна. Тощая — не то слово, которым можно описать телосложение Адрианны.

Камилла упирает руки в бедра, качая головой.

— Неважно. Она не такая фигуристая как я. — Она кивает на меня. — А ты не можешь говорить, потому что ты такая же стройная.

Я отрицательно мотаю головой.

— Всегда завидовала твоему телосложению, Камилла. Оно женственное и красивое.

На ее щеках появляется легкий румянец.

— Ты бы так не говорила, если бы у тебя были мои бедра.

Адрианна приподнимает бровь.

— Все завидуют твоей фигуре. Перестань быть идиоткой. Мы все прекрасны такими, какие мы есть, в своих собственных глазах.

— Согласна, — киваю я, хотя всю свою жизнь чувствовала себя какой угодно, только не красивой.

Мой желудок скручивается, когда я понимаю, что единственный раз это было, когда Элиас засовывал свой член мне в горло. Он смотрел на меня с таким желанием, что меня трясло от потребности.

Я тяжело сглатываю, пытаясь забыть выражение его глаз в тот день и то, что он заставил меня почувствовать. Последний человек на этой земле, который хочет, чтобы я чувствовала себя красивой, — это Элиас Моралес.

Вместо этого он хочет вырвать мою невинность, как завоевание, и сломать меня так, как я пока едва могу себе представить.

Дрожь пробегает по спине, когда я продолжаю есть, но чувствую, что аппетит пропадает.

Элиас Моралес сделает все, чтобы испортить мне последний год в Академии Синдиката, и я никак не могу этому помешать.

Остается только надеяться, что связь между мной и моими подругами достаточно сильна, чтобы противостоять его вмешательству, поскольку потерять их будет больнее всего.