Love Lockdown

— Итак, — наконец говорит Сакура. — Расскажи мне о себе.

— Я не люблю говорить о себе — возражает Итачи. — Если ты намерена провести какой-то полусырой психоанализ, сделай свои собственные выводы, основанные на том, что ты уже знаешь.

Сакура на мгновение задумывается и задумчиво нюхает листок мяты.

— Ты психопатический массовый убийца, убивший свой клан, с ужасным зрением. Несмотря на твой статус психопатического массового убийцы, убившего клан, ты никогда напрямую не угрожал мне и не демонстрировал свою садистскую жестокость, о которой я слышала, что наводит меня на мысль, что, может быть, у тебя синдром раздвоения личности — ты знаешь, как у доктора Джекила и мистера Хайда или что-то в этом роде. Ты ценишь высокую моду и не любишь пирожные, лапшу медленного приготовления и соус хойсин. И у тебя иррациональное пристрастие к витаминной воде. — Она ухмыляется ему. — Ладно, тебе больше не нужно мне ничего рассказывать. Я практически могла бы написать книгу.

На этот раз губы Итачи изгибаются по краям, и он снова смотрит на свой лист мяты, чтобы скрыть это.

Примерно через час или около того, в течение которого Итачи на самом деле ведет праздную беседу с куноичи — что, бесспорно, является большим делом, поскольку единственным человеком, с которым он когда-либо вел праздную беседу ранее, был Кисаме — они заканчивают сбор урожая ста экземпляров мяты и возвращаются в Штаб-квартиру. И снова Итачи идет, держа корзину (и запястье Сакуры в другой руке, хотя он быстро замечает, что ее протест, на этот раз, чуть менее жестокий), в то время как куноичи пытается подвергнуть его товарищей психоанализу, используя ее ограниченные знания о них.

К счастью, все остальные заняты за обеденным столом, о чем свидетельствуют крики и возгласы «Передай уже гребанное картофельное пюре!», когда они тихо пробираются внутрь через боковой вход.

— Я или Кисаме скоро принесем тебе еду, — несколько неловко говорит ей Итачи, передавая ей корзину обратно.

Сакура наклоняет голову, проницательно глядя на него.

— Спасибо, Учиха. — Она входит в свою комнату, а затем оборачивается, чтобы оглянуться на него в последнюю секунду. — Знаешь, я все еще думаю, что ты жуткий и странный, и один из самых испорченных людей, которые когда-либо ходили по земле.

— Ну, спасибо, Харуно Сакура, я не думаю, что когда-либо слышал более лестное описание себя за всю свою жизнь, — отвечает Итачи со своим обычным невозмутимым видом.

Сакура смеется.

— Однако, если тебя это утешит, ты немного менее жуткий и странный, чем я считала тебя два дня назад.

На этой приятной ноте дверь за ней закрывается, оставляя Итачи смотреть на выдолбленное дерево, где ранее приземлился его сюрикен.

— …Очаровательно.

Спускаясь по лестнице, Итачи сталкивается с грозным зрелищем — Кисаме, Хидан, Дейдара и Тоби, выстроившиеся в линию со скрещенными руками, гуськом, у основания лестницы.

Это зрелище повергло бы в кошмар даже самых стойких шиноби Конохи. Но Итачи просто сверлит своих товарищей взглядом.

— Уйдите с дороги. Мне нужна еда.

— Не так быстро, гм, — твердо тычет его в грудь Дейдара.

— Нам нужны все пикантные подробности, — завершает Кисаме.

На заднем плане Тоби подпрыгивает от волнения.

— Вы, ребята, целовались?

Итачи, также известный как «Самый жуткий, странный и испорченный ниндзя-отступник года», глубоко вздыхает.

Это будет долгая ночь.

Комментарий к Часть 5. В погоне за прославленной растительностью

Песня, которую напевал Хидан в начале: Natasha Bedingfield - Angel.

========== Часть 6. Крах ==========

Комментарий к Часть 6. Крах

Для всех, кому интересно, официальная тема ИтаСаку для этой истории: I’m Yours — Jason Mraz.

— Ладно, гм, — Дейдара почти деликатно берет нож для стейка и крутит его между пальцами, прежде чем сделать шаг к Итачи. — Обещаю, я буду осторожным.

— Можно ли вообще осторожно ударить кого-то в глаза? — спрашивает Кисаме, обращаясь с очень актуальным вопросом к населению.

Тоби пожимает плечами.

— Я так не думаю, но если кто и может это сделать, так это уважаемый Дейдара-сэмпай!

— Никто, — бесцветным голосом говорит Итачи, — не собирается колоть кого-либо в глаза. Он снимает солнцезащитные очки Диор — жест, всегда указывающий на крайнюю серьезность, — и пристально смотрит на приближающегося подрывника. — Подойди ближе, и я выверну твои внутренние органы на пол.

— Лучше не надо, — зловеще рычит Хидан. — Потребовалась гребаная целая вечность, чтобы убрать все дерьмо Тоби из его маленького дурацкого проекта декоративно-прикладного искусства.

Встревоженный Дейдара роняет нож для стейка обратно на кухонный стол.

— Боже, Учиха, ты просто не понимаешь шуток, гм.

— У тебя очень плохой вкус, — фыркает Итачи.

— Ну, мне бы вообще не пришлось так шутить, если бы ты мог просто заставить куноичи, наконец, влюбиться в тебя, гм! — возмущается Дейдара. — Прошла уже неделя наших стараний и никаких результатов, гм!

— Что ж, — указывает Кисаме, как обычно, выступая в качестве единственного голоса разума. — Иногда она зовет его Итачи, что лучше, чем Учиха, и определенно лучше, чем когда она просто смотрит на него с глубокой дрожью ненависти.

— О, трахните меня, — ворчит Дейдара, плюхаясь на стол.

Итачи раздраженно делает глоток витаминной воды.

— Я бы предпочел воздержаться от такого гнусного поступка. Кроме того, крайне важно, чтобы мы сохраняли реалистичные ожидания в отношении этого вашего… э-э… извращенного маленького начинания. Было бы чистой глупостью предполагать, что Сакура «влюбится» в меня за полторы недели плена…

— Да, она должна быть чертовски сумасшедшей, — отвечает Хидан, кивая в знак согласия.

Тоби плюхается обратно на свой мешок с фасолью, вздыхая.

— Я просто хочу, чтобы у тебя было больше времени, чтобы завоевать сердце Сакуры-сан, Итачи-сан.

— Вот тут-то и вступает в игру вся эта штука с ударом ножом в глаза, гм, — услужливо указывает Дейдара. — По словам маленького Красноглазика, предстоит еще один сеанс исцеления, прежде чем его глаза будут полностью излечены, и после этого мы не можем с честью удерживать ее, гм.

— Тот же принцип применим, если я ударю тебя четыреста тридцать семь раз тупым ножом для масла, — невозмутимо говорит Итачи. — Ее честь как медика обязывает ее остаться и позаботиться о нас.

Он на мгновение закрывает глаза; его зрение и чувствительность к свету значительно улучшились благодаря ее исцелению, но ему еще многое предстоит исправить. Когда он снова открывает глаза, то видит, что его товарищи смотрят на него с выражением ужаса, написанным на их лицах.

— Ох, Итачи-сан пошутил! — Тоби визжит, пораженный такой новизной такого происшествия.

Итачи вздрагивает.

— Всего лишь едкая острота.

— Сколько их было за последнюю неделю, гм? — спрашивает Дейдара, широко раскрыв глаза.

Кисаме на мгновение задумывается.

— Пять.

— Вот так, Красноглазик, — произносит Хидан, указывая на Итачи. — Разгневанная куноичи оказывает на тебя чертовски негативное влияние.

— Я в курсе, — скучно протягивает Итачи. — На самом деле, в настоящее время я подвергаюсь высокому риску покрасить свои волосы в ярко-розовый цвет и сдаться Конохе, умоляя об искуплении и предлагая им свою непоколебимую лояльность в обмен на привилегию лечить тяжело раненых людей с помощью моей нежной и любящей натуры.

Тишина встречает это экстраординарное заявление.

— Действительно? — потрясенно спрашивает Тоби.

— …Нет.

— Никогда больше так не делай, — вздрагивает Кисаме. — Это просто неправильно.

— Хватит уже едких острот, гм! — восклицает Дейдара, расстроенно размахивая руками. — Нам срочно нужно придумать новый и очень жесткий план! — В единственном голубом глазе, не прикрытом внушительной массой волос, сияет тревожно аналитический взгляд. — Учиха, Сакура хоть догадывается, что она тебе нравится, гм?

— Нет, — отвечает Итачи, и в его голосе звучит нелепая благодарность за этот маленький факт.

Дейдара опускает голову на руки.

— Нисколечко, гм? Даже подозрений нет?

— Разве таинственная и непостижимая сторона моей личности ничего для тебя не значит?

— Да ладно, — услужливо уточняет Кисаме, видя, что Дейдара рискует начать биться головой о стол, пока он не потеряет сознание. — Это Учиха Итачи, о котором мы говорим. До сих пор все думали, что он асексуален. Даже мы. Конечно, маленькая куноичи Листа не знала бы, если бы он интересовался ею.

— Тут присутствует чертова сила зла, — мрачно возражает Хидан. — Я бы ничего не поставил против нее.

Дейдара выпрямляется, решительно глядя на Итачи.

— Твой последний сеанс исцеления произойдет через час, а сегодня вечером мы должны отправить ее обратно в ее счастливую маленькую деревушку. И если и есть лучшее время для того, чтобы продемонстрировать подавляющее очарование Учихи, то оно наступает сейчас, гн.

Итачи отшатывается, как будто заявление Дейдары было самым подлым оскорблением.

— У меня нет такого… очарования.

— Что ж, это ставит тебя в довольно затруднительное положение, гм, — задумчиво говорит Дейдара. — Поскольку ты должен дать ей тонкие подсказки, что ты можешь заинтересоваться ею во время предстоящего сеанса исцеления, но если ты будешь делать это в своей обычной социально отсталой манере, ты можешь просто все испортить.

— Ой, нет, Дейдара-сэмпай, — возражает Тоби. — Итачи-сан никогда не мог все испортить!

Он бросает на Итачи взгляд с таким неподдельным обожанием, что Учиха чуть не поник.

— Я постараюсь изо всех сил воздержаться от того, чтобы все испортить, как ты так эрудированно выразился, — сухо говорит Итачи. — Теперь я намерен медитировать.

— Молись о силе, — советует Хидан. — Тебе это обязательно понадобится.

— И не спускайся, пока не заполучишь девушку, гм! — Дейдара кричит ему вдогонку.

Итачи расхаживал перед комнатой Сакуры три с половиной минуты, он правда считал, абсолютно не собираясь входить. Несмотря на тщательно выученное выражение спокойствия на его лице, его мысли занимают благонамеренные, но слегка пугающие советы по ухаживанию от трех других мужчин-убийц и Тоби, и это вряд ли поможет его и без того натянутым нервам.

К своему вечному стыду, он чуть не подпрыгнул, когда подлые махинации его разума были грубо прерваны звуком открывающейся двери. Волосы Сакуры встали дыбом, как будто она провела по ним пальцами несколько раз.

— Что?

Итачи почти вздрагивает; конечно, он сталкивался с несколькими миллионами вещей, более опасных, чем разгневанная куноичи, но он также знает, что ни одна из других нескольких миллионов опасных вещей никогда не кастрировала человека ручкой.

— …Как ты…

— Я слышу твои шаги, — прерывает она, скрестив руки на груди. — Они эхом разносились по моей комнате последние три минуты и сорок пять секунд.