Предрассветные миражи

Андрей ухмыльнулся так, что Кире сделалось не по себе.

— Знаешь что, дорогой, это уж слишком!

Она хлопнула дверью. В голове мелькнули слова Нонны о том, что Андрею не понравятся ее отношения с Глебом. Ну и пусть. Она не привыкла останавливаться на полпути. Она доведет это дело до конца, и он еще ей ножки будет готов целовать от благодарности. А Глеб… С Глебом тоже как-нибудь уладится.

На следующий день она заехала к родителям, хотела посоветоваться с отцом по поводу полученной от Глеба информации. Отца дома еще не было, и мама уговорила ее подождать и почаевничать. Мама сразу уловила что-то неладное.

— Все в порядке?

— Да, мама. Все хорошо.

— У Андрея как?

— Продвигается.

— В какую сторону?

— В хорошую сторону, в хорошую, мама. Что ты все время так спрашиваешь, словно готова услышать плохое? Ты до сих пор не веришь, что мы с Андреем справимся с любыми неприятностями?

— Кирочка, да при чем здесь это? Что ты завелась? Если все так распрекрасно, почему ты такая хмурая? Расскажи, я же не враг тебе, поддержу, помогу.

— Поможешь? Если действительно хочешь помочь, то лучше расскажи наконец, что за ребенка вы с отцом от меня скрываете!

Кира сама не знала, как у нее вылетели эти слова. Она вовсе не собиралась их говорить!

Светлана Георгиевна охнула и села на стул. Лицо ее перекосилось от боли, руки взметнулись к губам, словно удерживая слова, готовые сорваться с них. Кире сделалось не по себе. Она никогда не видела маму такой. Ей стало стыдно за свои резкие слова.

— Мама, мамочка, ну что ты… Не надо так, тебе сейчас плохо станет. Ну успокойся! Принести корвалол?

Светлана Георгиевна затрясла головой, не отводя рук от губ.

— Ну не хочешь говорить об этом, не надо, только не плачь.

Кира уже была не рада, что затеяла этот разговор.

— Ты все-таки узнала…

Голос мамы звучал глухо, без эмоций.

— Я знаю, это было неправильно. Не надо было скрывать от тебя.

— Мне бабушка все рассказала.

— Рассказала, что у тебя был младший брат? Да, я сама должна была тебе рассказать об Антоше. Но не могла. Просто не могла и все.

— Что с ним случилось? — тихо спросила Кира. Она хотела услышать это от матери. Хотела увидеть ее глаза, когда она произнесет, что ее дочь — убийца.

— Он умер. — Мать не смотрела на нее. — Ему было полтора года.

— А… а почему? — Кира смотрела на маму застывшими глазами. — Почему, мама?

— Он был болен. Порок сердца. Врожденный. У него не было шансов выжить.

Кира замолчала. Да, она ожидала такого ответа. Мама не собирается говорить всей правды.

— Но почему вы все молчали об этом? Это как-то связано со мной, да?

Мать испуганно посмотрела на нее и схватила за плечи.

— Нет, нет! Совсем нет! Просто мне было так больно, я так любила его, я так… так переживала, когда лишилась его. Я не могла ни с кем говорить об этом, даже с папой, долгое время запрещала даже упоминать при мне его имя, уничтожила все фотографии. Каждый раз, если кто-то заговаривал об Антоше, у меня случалась истерика. И о нем перестали говорить. Только из-за меня перестали, потому что я не справлялась с этим. Но это никак, поверь мне, никак не связано с тобой. Мне и сейчас тяжело не только говорить, но и думать об этом. Хотя прошло столько лет…

Кира смотрела, как мама рыдает, и заплакала вместе с ней.

— Прости меня, мамочка, прости, я больше не буду, обещаю тебе, никогда не буду заговаривать об этом! Только если ты сама захочешь. Прости меня!

Она уткнулась ей в колени и крепко обхватила ее обеими руками. Они проплакали так до прихода отца. Так он и застал их — обнявшимися, с красными опухшими глазами.