Круги на воде

Может это даже хуже?

Наконец Натали трясущимися пальцами расстегнула лифчик и спустила трусики.

Декстер ничего не сказал, но она приняла позицию, раздвинув ноги на ширину плеч, повернув руки ладонями вверх и подняв подбородок. Он, довольно мыча. обошёл вокруг неё. Один, второй, третий круг.

— Тебе требуется день другой тут для освежения памяти?

Её рассудок кричал ей — скажи нет, проси пощады. Но её сердце подсказало ответ:

— Если ты так хочешь.

В конце концов, он не спросил, хочет ли она остаться в камере, которую он построил для неё. Ответом было бы решительное «нет». Декстер спросил, требуется ли ей…, а он один мог решать, что ей необходимо. Внизу у Нат сжалось, когда страх смешался с трепетом от способности её жениха своей властью контролировать её, и от этого проснулось желание.

— На колени.

Без промедления Нат упала на колени и, поддерживая пальцами ног вес, подняла ладони вверх.

— Ты влажная, моя королева?

Она не должна бы. Это не было обычным Временем Декстера. Он накажет её за строптивость. Но она была…

— Да, мой король.

Декстер собрал её волосы, вынув шпильки, и разделил на три части. Затем он аккуратно заплёл их. Когда его пальцы нежно заплетали пряди, из её глаз брызнули слёзы. Он не делал этого с тех пор, как она в последний раз была в такой же комнате на вилле. Затем он закрепил концы резинкой для волос, вынутой из кармана.

— На коленях ты прекрасна.

Его слова на градус согрели её, замёрзшую от холода комнаты.

Он поднял её голову, взявшись за подбородок, и их взгляды встретились.

— Я приготовил это на случай твоего плохого поведения в поездке.

Она молчала.

— Теперь это для тебя, если тебе потребуется. Нам потребуется?

Опять потребуется.

— Решение за тобой.

Он всё ещё держал её за подбородок, властвуя над её движениями.

— Ты была хорошей девочкой. Сделаешь, как я скажу?

— Всегда.

— Сделай, чтоб я кончил.

С подбородком, зажатым в его руках, она не могла видеть, что делают её собственные пальцы, но подчинилась. Онемевшими пальцами она быстро отстегнула пряжку ремня, расстегнула пуговицу и опустила замок молнии.

— Вынь ремень.

У неё замедлилось дыхание, когда, вынимая ремень из шлёвок, она стала прокручивать в голове возможные варианты. Он ударит её? Свяжет? Сердце колотилось всё быстрее от каждого предположения.

— Я собираюсь трахнуть твой рот.

Её язык метнулся к губам, в то время как соски болезненно затвердели.

— Руки за спину. Ты примешь меня полностью.

Её киска истекала, когда он расположил ремень петлёй за её шеей. Принимая его контроль, она откинулась на кожаную ленту, открыла рот и прижала язык ко низу своего рта. Он держал ремень за концы, обеспечивая поддержку её шее, и бесцеремонно вонзил свой твёрдый член ей в рот до самого горла. Запах мускуса наполнил её обоняние. Он продолжал толкать член вперёд, одновременно притянув её к себе за концы ремня.

Она не могла дышать.

Слёзы брызнули из-под её век и покатились по щекам. Вперед и назад… За её закрытыми веками летели искры, а лёгкие взрывались из-за нехватки кислорода. Но, хотя её тело жаждало борьбы, её разум уплывал вдаль на звуках его голоса. Он нахваливал её, продолжая свои толчки; его голос был низким и удовлетворённым, его стоны и рычания повторяли его ритм. Она давала ему удовольствие, или он сам брал его? Конечный результат тот же. Если ценою была её боль или даже жизнь, она заплатит.

А затем он вышел из её рта, а она стала глотать воздух.

— На кровать, клопик.

Она не сразу осознала сказанное. Белая комната расплывалась перед глазами тёмными пятнами. Нат поднялась на трясущиеся ноги. Декстер крепко её обхватил, спасая от падения. Кровать была пустая, с грубым матрасом. Декстер перевернул её на живот и завёл ей руки за спину. Она не сопротивлялась, когда он стянул их ремнём не потому, что это не было больно, а потому что её мозг всё ещё не включился полностью. Петля за петлёй он наматывал ремень, пока её плечи не заболели, а руки оказались связанными от запястий до локтей.

Он рывком перевернул её. Грубый матрас царапал кожу. Дразня её соски, он сказал:

— Жалко, что не взял прищепки.

Она молчала до того момента, пока он сильно не укусил её сосок. Она ничего не произнесла, она закричала.

Он поцеловал её щёку.

— Да, вот так. Дай мне попробовать твои слёзы и услышать крики. Я твердею от этого. — Он нырнул головой вниз и укусил второй сосок, потом сел, любуясь на результат. — Следы моих зубов смотрятся на тебе потрясающе.

— Декстер… — Её мозг отказывался формировать фразы.

Но она тут же забыла о невзгодах, когда Декстер прильнул к её телу и стал методично покрывать его поцелуями, лизать, посасывать. Потом он раздвинул её ноги, навалился на неё, вдавив её плечи в матрас, и вошёл в неё.

Удовольствие было недолгим.

Словно на грани безумия, Декстер брал то, что принадлежало ему. Тут не было ни нежности, ни ласки. Нат распадалась на кусочки, пока он продолжал использовать ёё. Не было места, куда бы он не зашёл. Ничего такого, чего бы он ни сделал.

Она бы могла протестовать или умолять, но что толку?

Она принадлежит ему.

Вместо сопротивления Натали давала ему то, что он хотел: своё тело, свои крики, свои слёзы.

Глава 24

То, чего ты больше всего боишься, не обладает властью.

Сам страх имеет власть.

Осознание этой правды даст тебе свободу.

Опра Уинфри.

Прошло несколько недель, и жизнь вошла в свою колею. Комната в подвале больше не упоминалась. Она существовала в реальности и в сознании Натали. Но её как будто не было.

В ту ночь, когда всё закончилось, Декстер поднял измученное тело Натали на руки и отнёс в их комнату. Она не смогла бы дойти сама, даже если бы очень захотела. Он бережно положил её в большую ванну. Он мягким голосом что-то говорил ей, поливая тёплой водой и протирая пахнущей чем-то сладким губкой её зудящую кожу. Она пыталась сосредоточиться, но последнее, что она помнила — это как мужчина, которого она любила, бережно заботится о ней. Когда на следующее утро она проснулась в их большой мягкой постели, всё было так, словно ничего и не произошло. Об этом ни разу не было упомянуто. Но о том, что это не приснилось ей, свидетельствовали многочисленные синяки на её теле.

Те, что на руках и ногах, ныне побледневшие, сначала при посторонних приходилось скрывать длинными рукавами, брюками, длинными юбками. Декстер не без удовольствия смотрел на свои отметины, они были подтверждением их связи, но посторонних это не касалось. Он не упоминал о подвале и о том, что там произошло, но любовался тем, как его отметины постепенно меняют свой цвет.

Другое дело — синяки на душе Нат. Они, может, и поблёкли, но хранили воспоминание о том, что в мужчине, которого она любила, всегда присутствует тот, другой. Она сделает что угодно, чтобы избежать следующего похода в глубины этого дома.

Натали не была уверена, высказано ли было ею вслух то, что она чувствовала или думала той ночью. Но, как бы то ни было, в какой-то момент той пытки в подвале, Натали поняла, что произошло. Она не знала наверняка, это она сама поняла, или Декстер это сказал. В воспоминаниях о той ночи было столько провалов и тёмных пятен. На неё снизошло понимание, что то, что произошло в новой подвальной комнате — это то, что Декстер планировал сделать с ней в Австрии, но узнал, что она девственница. Это была кульминация его плана, его награда. Она, принадлежащая ему вся целиком. Но, как и всегда, он знал, что лучше сделать по-другому. Лучше повременить с этим. Если бы он сделал с ней всё то, что теперь, тогда, в Австрии, они не были бы сейчас на этом уровне отношений. Он бы сломал её. Он выжидал, шёл малыми шагами, и она выжила.

Месяцами он готовил её к принятию всего, что он захочет.

Теперь она была полностью его, чего бы ему ни понадобилось.

Теперь она знала своё место.

Шли дни, перетекая в недели, и принося Натали всё больше свободы. Без подвальной темницы «время Декстера» она предвкушала, наслаждалась им. Он часто доводил её до грани, но потом гарантированно доставлял ей удовольствие.

Хотя Натали могла уже выходить одна, она всегда делала это с Декстером. И каждый раз она доказывала, что может вести себя. В этих выходах рядом с ней был мужчина обходительный и учтивый. Он открывал дверь, отодвигал стул. Он делал комплименты и хвалил её. Он говорил с ней и спрашивал её мнение.

Он служил своей королеве.

Они вместе приятно проводили время в уютных семейных ресторанчиках и с ветерком катались по горным дорогам. Иногда за рулём был Джинкс. Но чаще — лишь они вдвоём.

Однажды тёплым весенним днём они устроили пикник у подножья горы, наслаждаясь прекрасным видом. Декстер сделал ей сюрприз, захватив покрывало и корзину с едой и напитками. Лишь они одни на многие мили вокруг. И одеяло пригодилось не только для еды…

Зачастую Натали трудно было поверить, что этот мужчина с сияющими глазами цвета морских глубин и светлыми волосами, развивающимися на ветру, подшучивающий над ней и любя улыбающийся ей — тот же самый, что мучил её без сожаления. Но это был он. И она принимала оба его обличья, кроме той, — в ту ночь.

Их дом был прекрасен. Он был такого же уровня роскоши, принятого в мире богатства, в котором она росла, но сейчас это было другое. Сейчас она была королева. Декстер был её король. Её любовь. Её спасение. Он же был и её мучителем и дьяволом. Больше ей никто не был нужен, он заполнил собой все роли.

Кроме их с Декстером комнат, любимым местом Натали был сад. Это первое, что ей было позволено — помогать ухаживать за цветами и растениями. И, хотя Декстер ей объяснил, что садовники делают всё, что нужно, она настояла.

Прохладное утро в саду среди цветов стало её любимым временем дня.

Через некоторое время она добилась разрешения передвигаться по дому и территории вокруг. Тут была потрясающая зона с открытым бассейном, с фонтанами, столами и лежаками под зонтиками. Дом был более старый, чем тот, в котором она выросла. Большой и величественный.

Теперь, когда они были в Штатах, их распорядок изменился. В Европе Декстер пользовался роскошью работы в разных часовых поясах. Сейчас реальная необходимость жить и работать в одном часовом поясе заставила их перенести «время Декстера» на позднее время. Натали быстро приспособилась к новому порядку вещей. После работы в саду, чтения и фитнеса она принимала ванну и готовилась к встрече. Ожидать, когда он вернётся из офиса в городе, было намного волнительнее, чем просто ждать, когда он зайдёт к ней в комнату.

Когда он открывал дверь в их комнату, находя её стоящей в позе, которой он её научил, и его глаза цвета воды сверкали, — все внутри Нат сжималось. Это было по-другому, ведь он уезжал из дома на весь день в свой офис, и в разлуке у него было время придумать, как и даже с какими приспособлениями они смогут отметить воссоединение. Натали была не против. Иногда, если она знала, что они не собираются уезжать из поместья, она даже сама заплетала волосы. Это было приглашением ему воплотить свои самые смелые желания. И тогда она могла рассчитывать на некое наказание за «восстание низов», как называл это Декстер.