(Не)случайный донор

Часть 23. Валя

Я всё-таки беру себя в руки и вхожу в комнату. Илья и Вика одинаково лежат на ковре на животах, подогнув ноги в коленях и подняв их вверх. Это выглядит забавно, учитывая, что по факту они совсем не знакомы, но как же сильно дочь копирует повадки своего отца.

Копировала их ещё задолго до встречи с ним.

Они синхронно оборачиваются на мои шаги, а я вспоминаю слова Дениса о том, что нам не следует тянуть и стоит рассказать дочери правду. Она должна узнать, что проводит время не с чужим человеком, а со своим отцом, чтобы в будущем не считала, что может вот так же легко общаться с любым чужим ей человеком. В конце концов, это опасно, если дочь будет убеждена, что может общаться с любым дядей, и он не обидит её. Не все такие хорошие, и в нашем обществе нужно быть предельно осторожными, постоянно держа руку на пульсе.

— Мама, смотри, как красиво Илья умеет рисовать, — говорит Вика и показывает пальчиком на тетрадь, в которой мужчина нарисовал розового единорога.

Я улыбаюсь, приближаясь к ним, и внимательно смотрю на рисунок. У Ильи явно талант. Вот я, например, не способна рисовать так же красиво. Теперь я понимаю, в кого пошла дочка. Она тоже рисует очень хорошо для своего возраста, и мне даже предлагали отдать её в художественную школу.

— Действительно очень красиво. Илья научит тебя рисовать таких же единорогов?

Мужчина смущённо улыбается и отводит взгляд в сторону. Я вижу, как он оживает рядом с Викой и понимаю, что не могу отнимать у него это счастье. Возможно, он мог бы остаться у нас сегодня? От этой мысли в груди поднимается нечто необъяснимое, но я стараюсь игнорировать эти ощущения.

Наверное, неосознанно я хочу провести с ним больше времени, лучше узнать его, сблизиться с ним. Всё это время я не знала, как выглядит Романтик, но чувствовала, что мы с ним родственные души. Мне было больно пережить расставание с ним, несмотря на то, что он ничего не обещал мне, а теперь… Теперь мы знаем правду, но от этого не легче. Стало ещё больше вопросов. Мы будто знакомы сотню лет, но в то же время чужие друг другу люди.

У Ильи звонит телефон, и он хмурится, глядя на экран. Он немного напрягается, встаёт на ноги и смотрит на меня каким-то виноватым взглядом. Скорее всего, это с работы, и он должен будет уехать сейчас.

А если это другая женщина?

Укол ревности вдруг кипятит кровь в жилах, но я пытаюсь успокоиться.

Я не имею права ревновать его, потому что он ничего не обещал мне.

И Незабудке тоже нет.

Мы планировали встретиться только для того, чтобы решить, как быть дальше в наших отношениях, только и всего.

— Я отвечу на звонок, а потом вернусь, — говорит Илья, поглядывая на Вику.

— И нарисуешь единорожке друга! Ей скучно одной, — отвечает Вика.

— Нарисую, конечно, хотя… У тебя есть прекрасная возможность сделать это, пока я разговариваю. Нарисуй ей друга, каким ты его видишь.

Мужчина уходит на кухню, оставляя нас с дочерью наедине. Когда он проходит мимо, я втягиваю в себя шлейф его парфюмерии и жмурюсь от наслаждения. Этот запах напоминает мне о проведённой ночи, когда мы не знали лиц друг друга и доверялись лишь своим ощущениям.

— Ты бы хотела, чтобы у тебя был такой папа, как Илья? — вдруг спрашиваю я у дочери, присаживаясь рядом с ней на ковёр.

— Мамочка, ты же знаешь, что он и есть мой папа, только пока он не готов рассказывать мне правду, поэтому мне приходится притворяться, — улыбается Вика, а у меня глаза ползут на лоб от ужаса, охватывающего в это мгновение.

Откуда она это узнала?

С чего взяла?

Услышала наш разговор с Денисом на кухне?

Тошнотворные спазмы сводят живот.

— С чего ты это взяла Вика? Кто сказал тебе, что Илья твой… Что он твой папа? — шокировано выдавливаю из себя я.

— Мне приснился братик, мамочка. Он сказал, что Илья мой папа, — пожимает плечами Вика, словно это в порядке вещей, и мне становится страшно.

Мистика?

Конечно, я слышала о том, что дети слишком тонко ощущают связь с тем миром, но не думала никогда, что это правда. Могла ли она на самом деле видеть во сне своего умершего брата?

Мурашки бегут по коже, пронизывая её, а я стараюсь дышать глубже, чтобы успокоиться.

— Что он ещё тебе сказал? — испуганно спрашиваю я, не в силах даже пошевелиться.

— Чтобы я берегла папочку и любила его. Больше ничего. Я его только один раз видела во сне, но не смогла разглядеть его личико, потому что он весь светился.

Меня всю трясёт как безумицу, я лишь киваю и смотрю на свою дочь, пытаясь понять, в порядке ли она.

И правду ли она говорит?

Возможно, она на самом деле слышала наши разговоры, а всё остальное дорисовало её воображение?