Янтарь: игра на выживание

Глава 11. Интерлюдия. Райнер

Как только мне кажется, что моя жизнь начинает налаживаться, все снова летит в… скажем, пропасть. Хотя так говорить все же не совсем правильно. Полностью моя жизнь даже никогда не пыталась прийти в норму. Казалось, последние моменты удивительной гармонии закончились больше десяти лет назад вместе со смертью родителей. После этого либо плохо было по всем фронтам, либо почти по всем. Тоже гармония, только немного другая.

Устроить свою личную жизнь с такой работой как у меня практически нереально. Но поначалу я все же пытался в редкие минуты затишья. И когда казалось, что все идет неплохо, следовал полный и оглушительный провал. В итоге я просто перестал пытаться. Если личной жизни нет, то и испортить ее не получится, верно? Мои дни пришли в норму и стали похожи один на другой. На работе всегда все летело к чертям и висело на волоске, а вечера я проводил либо в одиночестве, либо в компании малознакомых девиц.

А еще в моей жизни всегда была Элин. Мне казалось, я знал ее всегда, с самого рождения. Хотя на самом деле мы познакомились в младших классах. Я встретил ее совершенно случайно, даже еще не зная, что мы являемся родственниками.

В первый же день ее перевода в мою школу я стал свидетелем самой безобразной сцены травли, которую устроили придурки разного пола и возраста. Были даже ребята из старших классов, правда надолго не задержались, предпочитая не уделять мелюзге слишком много внимания. А вот наши одногодки взялись за новенькую девочку всерьез. Такие идиоты есть, кажется, в каждой школе. То ли они насмотрелись подростковых фильмов и решили, что в каждом учебном заведении должна быть своя компания отморозков, после чего самоотверженно вызвались на эту роль. То ли они действительно верили, что таким образом выглядят круче. А возможно, уже в этом нежном возрасте у них прорезались садистские наклонности. На самом деле, их мотивы не так уж и важны. Главным было то, что они выбрали себе новую жертву — некрасивую девочку, у которой еще не было друзей. А после такого шансы их завести стремились к нулю.

Я ненавидел эту компанию давно, поэтому глупо полез, чтобы вступиться. А может быть просто не мог смотреть, как под ноги плачущей девочке летели плевки. Впрочем, насмешками все не ограничилось. Были и пинки, тычки, подножки, причем не только от девочек. Многие смотрели на эту сцену с презрением, но в отличие от остальных, я у меня никогда не хватало выдержки промолчать или пройти мимо. Именно поэтому я получал по лицу чаще остальных. Так случилось и в этот раз.

Заступившись за новенькую, я не выиграл абсолютно ничего. Просто вместо одной «груши для битья» эта компания получила сразу две. Познакомились мы уже потом, когда сидели возле школы, где я стирал салфетками кровь с разбитого лица и думал, как буду оправдываться перед родителями. И почему любая дружба для меня обязательно должна начаться с побитой физиономии?

Элин действительно отличалась от общепринятых стандартов красоты. За такое наказывали даже дети, не позволяя кому-то выбиваться из толпы. Слишком большие зубы превращали улыбку тонких губ в жутковатое зрелище, торчащие уши не скрывали даже распущенные волосы, а далеко посаженные глаза навевали мысль о рыбе. Довершал образ слишком крупный для детского лица нос.

Не знаю, стал бы я общаться с этой девочкой при других обстоятельствах или же меня постигла та же болезнь, что и других моих одноклассников, но после такого мордобоя, выбора особого не было. И дело вовсе не в долге или чем-то подобном. Просто в ее глазах сияла такая теплота и благодарность, что воспринимать их некрасивыми уже не получалось.

А потом мы познакомились второй раз, когда мама потащила меня на один из семейных ужинов с дальней родней к каким-то Бергам. Там я узнал, что эта некрасивая, добрая и очень застенчивая девочка — моя троюродная сестра.

Элин действительно оказалась невероятно застенчивой и слегка нелюдимой. Только я мог ее расшевелить, заставить влиться в компанию, пусть и ненадолго — она всегда находила повод сбежать. Зато наедине со мной она раскрывалась, рассказывая о своих проблемах, смеялась над моими шутками и тихо вздыхала, когда эти самые шутки нечаянно задевали ее. Но даже в такие моменты не уходила, глотая обиду, а всегда оставаясь со мной рядом.

Все начало меняться, когда нам стукнуло по двенадцать лет. Наверное, первые звоночки можно было заметить уже тогда, но… я ведь идиот. Похоже, пора выбить это слово у себя на лбу, чтобы окружающие сразу осознавали, с кем именно разговаривают.

— Эти девчонки — настоящий кошмар! — воскликнул я, опускаясь на лавочку в школьном дворе рядом с Элин. — Вот чего было убегать?

— А что ты сделал? — лениво поинтересовалась сестра.

— Да ничего, — возмутился я. — Сделал комплимент, как папа советовал.

— Могу себе представить, — тихо пробубнила Элин. — Более конкретно сказать можешь?

— Ну… Я сказал, что она просто прекрасна, а чернила на носу делает ее особенно очаровательной. А она расплакалась и убежала.

Рядом послышался тяжелый вздох и неразборчивое бормотание.

— Она подумала, что ты над ней издеваешься. Вполне справедливо подумала, между прочим. Мог бы обойтись только первой частью. Пойди успокой. Объясни, что у тебя просто шутки дурацкие.

— Да ну, — отмахнулся я, посмотрев в сторону, куда убежала девочка. — Не буду. У нее чувства юмора нет. И вообще раз такая умная, что сама без парня еще?

— Да мне как-то никто нравятся, — отвернулась Элин, подозрительно пряча глаза.

— Ха! Мелкая еще, наверное. Не доросла!

После этого разговора сестра начала вести себя странно — заикалась, мямлила, старалась не оставаться со мной наедине надолго. И только через год моих тщетных попыток его расшевелить, я, наконец, понял, в чем дело. Именно тогда прозвучало роковое признание: «Алекс, я люблю тебя… не как друга».

Признаю, отреагировал я неадекватно. Просто рассмеялся, решив, что это шутка, а потом отпустил какую-то колкость в ответ, вспомнить которую уже не смогу. И только когда увидел, как в ее глазах скапливаются слезы, понял, что это было сказано всерьез. Но Элин уже развернулась и убежала. Обнаружил я ее через час поисков на крыше школы. Она сидела, привалившись спиной к оградке и уткнувшись лицом в колени.

— Эй, ну ты чего… — растерялся я. — Не плачь. Что ты как девчонка?

— Я и есть девчонка, — утирая слезы, ответила она. — Только ты этого не замечаешь.

— Замечаю, конечно, — промямлил я. — Но Элин, ты ведь моя сестренка…

Что еще сказать, я позорно не знал. Я ведь действительно воспринимал ее как лучшего друга. Наши семьи начали достаточно тесно общаться после того, как Берги переехали в район поблизости, поэтому привыкнуть к родству было достаточно просто. Для меня это не было просто словом. Элин стала мне сестрой, причем не фигурально. И даже подумать о том, чтобы рассматривать ее в другом качестве, я не мог.

— Троюродная, — напомнила девушка. — Еще пять лет назад мы даже не знали о нашем родстве.

— Но ведь мы все равно…

— Я знаю, что некрасивая, — вздохнула Элин.

— Да ведь дело не в этом, — я начал с жаром уверять ее, борясь с желанием побиться головой об стену.

— Не спорь. Это факт и пока ничего исправить не получится. Увы, я проиграла в генетическую лотерею, — грустно улыбнулась она. — Но смириться с этим сложно.

— Да наплюй ты на то, что говорят. Ты же знаешь, что они придурки.

— Знаю, — кивнула Элин. — Дело не в них. Ты не поймешь, наверное… Я смотрю на родителей, у которых те же черты лица, что и у меня, создают приятную картину и… просто не могу воспринимать себя. Как будто живу с чужим лицом, а все вокруг ненастоящее. Такое ощущение, что меня запихнули в это не мое тело. Как в плохой комедии, вот только обратно поменяться никак не получается. На самом деле, я хочу сделать операцию, когда достигну совершеннолетия.

— Операцию? — глупо переспросил я.

— Ну да. Точнее, операции… Сейчас многое можно исправить.

Для меня это звучало как-то дико, но наверное, спорить в такой момент было не слишком умно. Я и так не знал, как продолжить общение и сохранить дружбу.

— Если ты этого хочешь, то делай.

— Скажи… Мы ведь можем остаться друзьями? — спросила она вместо меня.

— Конечно. Мы всегда будем друзьями, — уверенно ответил я, а затем расплылся в улыбке.

Старшие классы пролетели почти спокойно. Казалось, Элин больше никогда не будет поднимать эту тему. Она перестал заикаться и прятать глаза, более бурно реагировала на мои вечные шутки, которые часто задевали за больное, отвешивая подзатыльники вместо того, чтобы молча вздыхать. Даже начала встречаться с каким-то парнем из другой школы.

А когда ей исполнилось восемнадцать, после долгих стенаний миссис Берг, начались вечные походы к разным специалистам, хирургам, а также к психологам, на которых настаивала ее мать.

Начался самый сложный этап — бесконечные пребывания в больнице. Я старался как можно чаще находиться рядом, хотя иногда она практически силой выгоняла меня из своей палаты, крича о том, какой я придурок. А если Элин после очередной операции из-за повязок приходилось молчать, она злобно сверкала глазами и показывая неприличные жесты.

Все изменилось, когда основные процедуры были завершены, и Элин действительно стала выглядеть совершенно по-другому. Я даже грустил, иногда не узнавая в ней свою сестренку. На самом деле, если приглядеться, то все было почти по-прежнему. Ну разве что зубы исправили полностью — теперь она красовалась с винирами. А так черты лица не меняли кардинально. Лишь сгладили, немного подгоняя под общепринятые стандарты. Но теперь ее уникальность смотрелась красиво, а не отталкивающе.

Выйдя из клиники после финального осмотра, она закружилась на месте и звонко рассмеялась.

— Алекс, ты только посмотри на меня! Уже и отеки спали, совсем ничего не выдает операции!

— Вы прекрасны, леди, — поклонился я.

— Дурак, — отвесила она мне очередной подзатыльник, заметив насмешку. — Может, теперь ты выпьешь со мной кофе? — кокетливо стрельнула она глазами, а я тяжело вздохнул, растеряв веселое настроение.

Признаться, я не ждал этого вопроса. После того подросткового неловкого разговора она больше никогда не говорила о своих чувствах и я решил, что мы наконец-то пришли к братско-сестринским отношениям. Меняться она начала давно и уже больше полугода выглядела примерно так же, как сейчас. Изменилось только то, что накануне я расстался с девушкой и теперь был свободен.

— Элин, но ведь ничего не изменилось. Ты по-прежнему моя сестра.

— Ладно, — опустила она глаза, но затем махнула головой, будто отгоняя назойливое насекомое, и посмотрела на меня. — Друзья?

— Друзья.

Вот только второй раз этот договор так не сработал. Она все еще пыталась меня переубедить. Иногда это были просто почти ненавязчивые приглашения на свидания, иногда поднимались откровенные темы и уговоры попробовать посмотреть на вещи под другим углом. Последнее обычно происходило, когда Элин напивалась. А еще были заигрывания, признания, редкие слезы. Я отшучивался, увеличивал дистанцию на время, но все же не уходил. Я был слишком эгоистичен.