К-394

Глава 25

Ксандер

Наблюдение за тем, как Иден отходит от машины, было не менее мучительно, чем весь последний месяц. Но, как я уже сказал ей, что-то в сегодняшнем задании ощущалось… не так. Я не уверен, связано ли это с ее признанием в отеле о Барри Доноване или нет, но тревожился больше, чем обычно.

И для протокола: Барри действительно заслужил то, что получил. Это была карма в ее лучшем проявлении, завернутая в красивую маленькую упаковку, которой являлась Иден Скарзи. Я надеялся, что он гниет в аду после того, что сотворил со всеми этими детьми.

Вытащив телефон, я набрал номер единственного человека, который, как я знал, сможет отвлечь меня, хотя бы ненадолго. Мама.

Она ответила после третьего гудка, и ее голос дрожал, как и всегда в последнее время.

— Привет, мам.

— Как ты сегодня? — спросила она, убавив громкость на телевизоре.

— Я в порядке. Иден, гм, отправилась по делам одна, и я беспокоюсь.

— О чем ты беспокоишься?

— Не знаю, — сказал я, проводя рукой по лицу. — О ней.

— О, детка. Я уверена, что с ней все будет в порядке. Она не может попасть в слишком большие неприятности, разыскивая свою маму, верно?

Я сморщился, все еще ощущая себя дерьмом за то, что солгал маме. Но мне пришлось. Туманная история «я помогаю другу» не продержалась слишком долго, и мне нужно было рассказать ей что-то по существу, поэтому я поведал ей о маме Иден и о том, что она наконец-то готова разыскать ее. Мама была не в восторге от моего отсутствия, но, к счастью, это хорошо сочеталось с тем, что информация о нашей пропаже без вести разлетелась по всей стране.

— Верно, — согласился я уныло.

— Ты знаешь, где она, Ксандер? — спросила мама после недолгого молчания.

— Да.

— Тогда иди к ней. Я знаю тебя. Ты будешь сидеть там, в отеле, и изводить себя, пока не удостоверишься, что с ней действительно все в порядке. Избавь себя от печали и иди к ней. В любом случае, ты можешь ей понадобиться.

Это то, что я хотел сделать, но при этом должен был оставаться в машине. Я обещал Иден сидеть в чертовой машине, и если бы пошел за ней, то мог бы сорвать все ее прикрытие. Из-за меня ее могут убить, потому что я не способен усидеть на заднице и дождаться ее, как она того просила.

— Не могу, мама. Она сказала, что хочет сделать все сама. Я должен уважать ее решение.

Мама вздохнула, и я понял, что она щиплет переносицу.

— Я горжусь тобой за это, детка. Но если чувство тревоги станет невыносимым, пожалуйста, отправляйся за ней. Никогда не знаешь, что может произойти.

— Обязательно.

— Ты уже знаешь когда…

— Не знаю, — перебил я, потому что прекрасно понял, каким будет вопрос.

К сожалению, пока что все оставалось по-прежнему.

— Хорошо. Звони, если тебе что-нибудь понадобится. А я пока поставлю кастрюлю с чили и буду ждать Нэнси.

Мой желудок заурчал, несмотря на тревогу, пронизывающую меня. Мы не ели ничего, кроме фастфуда, и мысль о большой миске чили со сметаной, сыром и чипсами из тортильи представлялась мне раем.

— Оставишь мне немного? — спросил я и почувствовал, как она улыбнулась.

— Я приготовлю тебе свежую порцию, когда ты вернешься.

— Звучит как хороший план. Передавай привет Нэнси от меня.

— Передам, детка.

— Я люблю тебя, ма.

— Я тоже тебя люблю, Ксандер.

Закончив разговор с тяжелым вздохом, я бросил телефон в подстаканник и улегся на сиденье, глядя на грозовое небо через лобовое стекло. Когда мы выезжали, оно было солнечным, но сейчас стало каким-то зловещим. Ноющее, ужасное чувство надвигающейся гибели словно навалилось прямо на мои плечи, усиливая тяжесть переживаний. Мама права. Я буду сидеть здесь и переживать, пока не удостоверюсь, что с Иден все в порядке, а убедиться в этом представлялось невозможным, пока я не увижу ее своими глазами. Я не хотела нарушать ее личное пространство и, более того, подвергать риску, но не мог оставаться здесь ни секунды дольше.

Три…

Два…

Один…

Поехали.

Выйдя на гравийную дорожку, я как можно тише закрыл за собой дверцу и выглянул из-за фургона, загораживающего «Гран Туризмо» от посторонних глаз. На многие километры вокруг не было ни души, но из церкви доносились слабые звуки музыки. Осторожными шагами я подобрался к входным дверям, при этом музыка становилась все громче, и взлетел по мощеным ступеням по две за раз, прижимаясь к стене. Я заглянул в окна, но разноцветные витражи, покрытые слоем пыли, не давали никакого представления о том, что находится внутри. Придется рискнуть и просто войти внутрь.

Сделав глубокий вдох, я схватился за латунную ручку и открыл дверь, войдя в церковь с колотящимся в груди сердцем. Через встроенные динамики лилась песня «Аллилуйя», усиливая и без того жуткую атмосферу. Внутри, как и снаружи, не было ни одного человека, а каждая скамья была пыльной, и похоже, ими не пользовались десятилетиями. Ковер бордового цвета, тянущийся вдоль прохода, был испачкан, покрыт разводами и истерт в разных местах. Единственным источником освещения здесь были свечи, скопление которых располагалось на столике у алтаря, освещая статую Иисуса на кресте прямо за ним.

Пройдя вперед, я осмотрелся, задаваясь вопросом, куда мне идти, и, что более важно, где могу найти Иден. Справа у самого входа была еще одна дверь, но я предположил, что она служила еще одним выходом на парковку. Также была еще одна дверь в глубине помещения, и я задумался, не ведет ли она на задний двор или куда-то еще.

Сейчас мы это выясним…

Я продолжил идти к алтарю, двигаясь осторожно, высматривая малейшее движение. Подойдя к нему, я почувствовал, что мне необходимо осенить себя крестом, и, делая это, мысленно помолился о том, чтобы все закончилось хорошо. И тут услышал это. Бах! И последовавший за грохотом протяжный вой. Оба звука донеслись из-за той самой двери, к которой я направлялся.

Бл*ть.

Подбежав к ней, я взялся за ручку и медленно повернул ее. Кровь стучала у меня в ушах. Я просунул голову внутрь, но открывшееся передо мной зрелище заставило меня замереть на месте. Мужчина стоял на коленях на полу, и кровь стекала с одного его колена. Он был весь в поту, а по щекам струились слезы. Иден стояла перед ним, крепко сжимая в руках огнестрельное оружие, ствол которого был направлен на его окровавленную ногу.

— Говори правду, Хозье, или я прострелю тебе второе колено. Зачем ты взорвал ту школу? — прорычала она голосом, который я не узнал.

— Я уже сказал тебе… Это был не я! — проскулил он.

— Это. Был. Ты. Когда ты вошел в школу, с тобой больше никого не было. Так что спрошу тебя снова — зачем ты сделал это?

— Это был не…

В ту секунду, когда она передернула затвор и указала на противоположное колено, он поднял руки в знак капитуляции и крепко зажмурил глаза.

— Ладно, ладно! Моя дочь была изнасилована там, бесчисленное количество раз, одним из ее учителей. Никто ей не верил, а когда она наконец рассказала мне, и я отправился туда, преподаватели тоже не восприняли меня всерьез. Сказали, что учитель — человек Божий. Я обратился к властям, но они ничего не нашли в его доме, что, в свою очередь, выставило меня безумцем, обвинившим его. Так что я разнес этот гадюшник в пух и прах за то, что ему сошло с рук преступление, из-за которого пострадала моя маленькая девочка.

— Какая, бл*ть, жалость — прошипела Иден. — Ты взорвал школу, убив несколько десятков невинных людей, включая детей, потому что тебе не поверили? Разумнее было бы довести дело до суда, а не мастерить чертову бомбу.

— Почему ЛеРу так расстроился из-за этого? Я же расплатился с ним. Он пообещал мне, что я буду свободен от него, как только выплачу все.

— Потому что его сын учился в той школе. Его единственный ребенок, пуф, и сгинул в мгновение ока, из-за тебя.

— Я не знал… не з-знал, что его сын ходил в ту школу. Я вообще не знал, что у него есть с-сын! — начал заикаться мужчина.

— Да не в этом дело! — закричала Иден, и ее голос эхом разнесся по маленькому помещению. — Неужели ты действительно не осознаешь, ЧТО натворил?

— Эта школа искалечила моего ребенка. Им нужно было преподать урок!

Что за на хрен?

В этот момент даже моя голова склонилась назад от удивления.

Этот человек сейчас серьезно?

Я понимал, что он мог быть в ярости из-за того, что случилось с его дочерью, но полагать, что массовое убийство — это хороший способ преподать кому-то урок? Это же чистой воды безумие.

Иден усмехнулась, и звук получился низким и мрачным.

— А теперь урок будет преподнесен тебе. Чтоб ты сгнил в аду, месье Хозье.

Первый выстрел угодил ему в колено. Он взвыл от мучительной боли и рухнул на пол, а из раны на ковер под ним хлынула багровая кровь. Второй выстрел послал пулю в его голову — в самый центр его чертовой башки. Мой рот приоткрылся, и я почувствовал, что бледнею, когда свет в его глазах потух, а лицо навеки застыло.

Я только что стал свидетелем чьей-то смерти. Чьей-то смерти от рук женщины, ради которой билось мое сердце…

— Ксандер?

Я услышал, как она вдруг обратилась ко мне, заставив меня посмотреть туда, где она стояла.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она, широко раскрыв глаза.

— Я-я не мог избавиться от неприятного ощущения, что что-то должно произойти, поэтому п-пришел сюда.

— Как давно ты находишься здесь?

— Достаточно давно, — признал я, опустив взгляд на мертвого мистера Хозье.

— Иисус, гребаный Христос, — пробормотала Иден, убирая пистолет в кобуру на пояснице. — Я объясню тебе все, что захочешь, но нам нужно поскорее сваливать отсюда, хорошо?

Я кивнул, сглатывая желчь, подкатившую к горлу.

— Просто вернись в машину и жди меня там. Мне нужно вытащить его наружу.

— Зачем?

— Потому что я не оставлю его гнить здесь. Он заслуживает того же конца, который уготовил всем тем людям.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

— Бабах.

Ее руки воспроизвели этот звук.

Мои глаза снова расширились, но, тем не менее, я без слов подчинился, отступая от двери на дрожащих ногах. Спотыкаясь, прошел через церковь, и та же песня, что и тогда, когда я вошел, эхом отражалась от стен, вызывая мурашки на коже. Я пытался выбраться оттуда достаточно быстро, поскольку мой желудок мучительно сокращался, и я понимал, что меня сейчас вырвет. Выскочив за двери и спустившись по ступенькам, я сложился пополам, как только мои ноги коснулись земли, и изверг из себя содержимое своего завтрака. Раз за разом все выплескивалось наружу, но этим дело не ограничилось, нет. Желчь, которую я проглотил не далее как три минуты назад, мстительно подступила к горлу.

Когда уже ничего не осталось, по телу прокатилась дрожь, и я, пошатываясь, направился к машине в полном оцепенении. Я видел, как она убила его, и наблюдал за тем, как он умирает. Как и Донован, Хозье заслужил это, но, черт возьми, я не был готов к этому морально. И не думаю, что когда-либо буду готов к чему-то подобному. А ведь Иден сделала все это, не дрогнув. Как?

Бросившись в машину, я плюхнулся обратно на сиденье, а мои мысли крутились в голове с бешеной скоростью.