Идеальные незнакомцы

Глава 14

С горящими глазами Джеймс ждет меня, не говоря больше ни слова. Он тоже не шевелится, просто стоит неподвижно, когда я перевожу дыхание и бросаю взгляд на его зажатый в кулаке член.

Я переношу свой вес вперед на руки и осторожно облизываю бусинку влаги, сверкающую на кончике.

Все мышцы его живота сокращаются. Его пальцы, свернутые вокруг моей челюсти, дергаются.

Я воспринимаю это как положительный знак и просовываю набухшую головку между губами.

Он тихо втягивает воздух.

Я закрываю глаза и беру его еще больше, наслаждаясь тем, какой он горячий и твердый на моем языке, наслаждаясь его слабым вкусом соли и мускуса. Оттягиваясь назад, чтобы обхватить языком головку, я задерживаюсь там на мгновение, сосу, наслаждаясь, чувствуя, как пульсирует вена его ствола на моем языке.

Его рука скользит по моей челюсти к горлу, и он нежно сжимает.

Почему мне это нравится? Почему этот маленький жест доминирования заставляет меня сжиматься и вздрагивать? Почему он должен заставлять меня стонать?

Своим властным голосом он говорит: — Засунь пальцы себе в трусики и прими этот член себе в глотку.

Балансируя на одной руке, я просовываю другую руку между ног, нащупываю влажные трусики, отодвигаю их в сторону. Как только мои пальцы скользят по пульсирующему клитору, я расслабляю горло и скольжу губами по его стволу так глубоко, как только могу.

Он стонет, потом ругается, его рука горячо сжимает мое горло. Затягивает.

Я медленно отхожу, открываю глаза, чтобы посмотреть на него, когда сосу его кончик. Его глаза затуманены, он тяжело дышит, облизывая губы, наблюдая за мной.

Он спускается вниз и ласкает мою грудь через рубашку, сначала одну, потом другую, перекатывая мои твердые соски между пальцами, сжимая их полноту грубой, нуждающейся хваткой. Я задаю ритм, мои бедра покачиваются на моей руке, когда я беру его глубоко в горло и снова выпускаю, мое сердце колотится, как сумасшедшее.

— Я отшлепаю тебя, — бормочет он. — Не кончай.

Не кончать? Что он имеет в виду под "не кончай"? Разве это не то же самое, что...

ЩЛЕП!

Я подпрыгиваю, тяжело втягивая воздух через нос. Когда он шлепает меня снова, я скулю от боли и быстрее работаю пальцами между ног. Я такая мокрая, что слышу звук, который я издаю в комнате, даже над тихим барабанным боем дождя. Я сильнее сосу его член, жадно заглатывая как можно больше.

— Господи, Оливия. Ты такая чертовски красивая. Боже мой.

Каждое следующее слово прерывается одышкой. Он наклоняется и снова шлепает меня по заднице, шесть раз подряд. Мой оргазм приближается, как волна на гребне. Конечно, он знает.

— Этот оргазм принадлежит мне. Он принадлежит моему члену, а не твоим пальцам. Не смей кончать до того, как я буду внутри тебя.

Или что? Отшлепаешь меня?

Я схожу с ума. Наверное, так и есть. Единственная причина, почему я не смеюсь, заключается в том, что мне в горло воткнули двенадцатидюймовую стальную трубу, но я чувствую себя высоко, как отвязанный воздушный змей, бездумно парящий в небе, падая в яркое, опасное небытие.

Вдруг его член исчезает, и я падаю на спину, удивленно моргая глазами, когда Джеймс нависает надо мной.

— Я не пытаюсь наказать тебя, не позволяя тебе кончить, — говорит он отрывисто, — Просто если мы оттягиваем как можно дольше, это увеличивает удовольствие. Это называется эджинг или управление оргазмом.

Эджинг-смеджинг! Давай просто доведем эту крошку до самого дома! Лежа под ним, я потею и дрожу, не в состоянии говорить.

— Хорошо?

Стону в знак протеста, закрывая глаза.

Он целует меня в шею, шепча: — Скажи мне, чего ты хочешь. Если тебе действительно надо кончить прямо сейчас, скажи мне. Ты же знаешь, что я о тебе позабочусь.

Я открываю глаза и смотрю на него. Он смотрит на меня с напряженным вниманием, его темные волосы спадают на лоб, лицо затененное, красивое и полное тревоги.

Что-то в моей груди отпирается. Тяжелая дверь со скрипом открывается на ржавых петлях, впуская свет.

— Ладно, — говорю я, мой голос почти не слышен. — Давай сделаем всю эту штуку с управлением. Я тебе доверяю.

Он застывает. Кажется, он даже не дышит. Но под всем этим спокойствием и совершенным контролем что-то массивное бурлит и горит, вырывается из темноты, ища глубины его глаз.

— Ты мне доверяешь?

— Да.

Он произносит мое имя благоговейным шепотом, поднимая руку, чтобы нежно убрать прядь волос с моей щеки и заправить ее за ухо.

Я говорю: — Не будь таким странным, любовничек. У меня не было секса с тех пор, как Duran Duran возглавляли хит-парады. Давай сделаем это.

Он качает головой, тихо смеясь. — Ты вообще уже существовала в 1980—х?

— Да.

— Так ты занималась сексом в детстве?

— Нет. Гадость. Пожалуйста, дай мне свой рот сейчас.

— Конечно. — Он опускает голову и нежно целует меня в горло.

— Не там.

Подняв голову, он посылает мне ленивую и знакомую улыбку. — Нет? А где же тогда?

— Между ног.

Он качает головой и выгибает брови, будто не понимает, о чем я говорю.

— На киске.

Он насмешливо шепчет: — Оооо, там.

— Да, пожалуйста. Сейчас, пожалуйста. Если только ты не хочешь отшлепать меня там, потому что я это люблю.

Он смотрит на меня, его улыбка исчезает. Он изучает меня, его напряжение растет с каждой секундой, пока он не говорит низким, лаконичным голосом: — Это хорошо, что ты здесь ненадолго. Иначе я бы сделал тебя своей.

Его слова волнуют меня, как и страсть в его глазах. Но страсть сдерживается той темнотой, которая появляется в неожиданные моменты, темнотой, которая должна была бы напугать меня, но вместо этого вызывает желание погрузиться в нее и потеряться в ней.

— Ты так говоришь, будто быть твоей было бы плохо.

— Это не было бы хорошо, Оливия. Не для тебя.

— Почему нет?

После напряженного колебания он пробормотал: — Деликатная тема.

Снаружи гремит гром. Треск белой молнии ненадолго освещает комнату. Я отталкиваю жуткое и иррациональное ощущение, что сама природа предостерегает меня от него, и беру в руки его челюсть.

Глядя глубоко в его прекрасные голубые глаза, я говорю: — Ты не можешь видеть себя так, как вижу я, Джеймс. Любая женщина была бы счастлива принадлежать такому мужчине, как ты. Однажды ты найдешь свою половинку. И кем бы она ни была, я надеюсь, что никогда ее не встречу, потому что я буду так завидовать, что захочу ударить ее прямо в лицо.

Он вдыхает, ноздри раздуваются. Его глаза сужаются до щелей.

Затем, с поразительной жесткостью, он прижимает свой рот к моему.

Он целует меня так жадно, что у меня мгновенно перехватывает дыхание. Мое сердце бешено колотится, так сильно, что кажется, будто оно бьется за пределами моей груди. В следующий момент он исчезает, встает на колени, чтобы стянуть мою тонкую футболку мне на грудь, на лицо и руки. Он собирает ее вокруг моих запястий и связывает концы вместе, сильно затягивая узел.

Схватив меня за предплечья, он прижимает мои запястья к матрасу над моей головой и смотрит на меня сверху вниз. Его глаза стеклянные и горят, как будто у него лихорадка.

— Не кончай, пока я не разрешу.

Его голос смертельно мягкий. Он посылает звон возбуждения, пробегающий по моим нервным окончаниям.

Мне нравится, когда он такой, на грани своего контроля. Мне нравится знать, что эта странная интенсивность желания и потребности является взаимной, что он хотел бы управлять ею, но не может, на самом деле не может, недостаточно для того, чтобы мы оставались в безопасности.

Мне понятно, что никто из нас не верит в безопасность. Больше не верим. Не после того, через что нам пришлось пройти.

Мы связаны ужасной правдой, что безопасность — это иллюзия.

Это также то, что в этот момент освобождает нас обоих.

Он срывает с меня трусики. Буквально рвет их, с легкостью разрывая кружевной материал и выдергивая лоскуты из-под меня. Затем он просовывает лицо между моих бедер и начинает жадно сосать мой клитор, тянется вверх, чтобы грубо сжать мою грудь в своих больших горячих руках.

Мне это нравится. Мне так нравится, что я выгибаюсь и вздрагиваю, вознаграждая его гортанным стоном, который превращается в форму его имени.

Он сжимает мои соски и работает языком между моих ног, поднимая меня все выше и выше, пока я не начинаю умолять его отпустить. Но он не отпускает меня. Вместо этого он поворачивает голову к моему бедру и кусает меня там, его зубы впиваются в мою нежную плоть с жалом, клеймящим мое сердце.

— Еще нет, красавица, — предупреждает он, его голос твердый, — Не без меня внутри тебя.

Я качаю бедрами, стону, беспокойно поворачивая голову из стороны в сторону.

— Тогда трахни меня. Быстрее. Пожалуйста.

В его груди гремит животный звук. Тот, что говорит мне, что ему нравится моя реакция, мои слова, моя безоговорочная потребность в том, что он мне дает. Матрас прогибается, когда он ступает на пол. Я слышу, как он копается в своей одежде, затем я слышу, как рвется фольга, и знаю, что на этот раз он пришел подготовленным.

Матрас снова проседает. Джеймс говорит: — Открой глаза.

Он нависает надо мной, положив руки по обе стороны моей головы. Я смотрю вниз и вижу его эрегированный член, завернутый в презерватив, который сильно покачивается между моими раздвинутыми бедрами.

Он толстый и длинный, намного больше, чем у меня когда-либо был раньше, но я не девственница-невеста. Я знаю, что он подойдет мне как нельзя лучше.

Я зачарованно наблюдаю, как он сжимает свой член в руке и толкает его к моим мокрым складкам. Он скользит им вверх и вниз, пока верхушка не начинает блестеть.

— Посмотри на меня.

Когда я встречаюсь с его темным взглядом, он рычит: — Ты моя до сентября. Скажи это.

Я говорю, затаив дыхание: — Да. Я твоя до сентября. Я вся твоя.

Одним резким движением бедер он заталкивает весь свой толстый член глубоко в меня.

С криком я выгибаюсь из матраса. Он подпирается на локоть, впивается кулаками в мои волосы, а другую руку протягивает подо мной, чтобы собственническим движением схватить меня за задницу.

На мое ухо он приказывает: — Обхвати меня ногами за талию.

Я так и делаю, дрожа всем телом. Он выдыхает, медленно отходит, пока внутри меня не остается только кончик его члена, потом снова вонзает его.

Он подавляет мой стон поцелуем, глубоким и требовательным. Затем он снова и снова вонзает меня, сильно въезжая в мое болезненное влажное влагалище.

Это не нежно. Это не любовь. Это трах, сырой, животный и прекрасный в своей неотложности.

Единственное сильное сокращение внутри меня заставляет меня оторваться от его рта и умолять. — Джеймс, о Боже, Джеймс, пожалуйста, мне надо кончить, пожалуйста, позволь мне кончить...

Тяжело дыша, он замедляет движение бедер до мельчайших движений, затем замирает. Твердым голосом он говорит: — Нет.

Он наклоняет голову к моей груди и втягивает мой твердый сосок в горячий, влажный жар своего рта.

Обезумев, я барахтаюсь под ним. Моя кожа горит. Все мои мышцы сжаты. Я качаю бедрами, трусь клитором о его таз и преследуя жжение, разгорающееся в моей сердцевине. Я чувствую прилив возбуждения, когда его член дергается в ответ.