Квента. Остров Избранных

Глава семнадцатая

Все замерли. Некто всесильный взял в руки огромный пульт и нажал на кнопку с двумя вертикальными полосками. Мы онемели. Откуда этот человек знает моё имя? И имя Джервиса. Ещё крепче сжимаю рукоять пистолета и запыхавшись спрашиваю:

– Кто ты такой? – хотя на лице старика и так написано несравненное сходство с Доктором, я всё же должна задать этот вопрос. От созерцания идентичных глаз моего личного кошмара становится жутко.

Старик утирает слезы с морщинистых щек и медленно, даже слишком медленно опускается на белый стул позади себя. В его блестящих глазах написан восторг и неверие. Не нравится мне этот дед. Ой как не нравится. Адреналин от побега до сих пор разгоняет кровь. На лбу выступили капли пота, а сердце пробивает грудную клетку.

– Я тот, кто подарил вам жизнь. – трясущимися губами произносит старик.

Бросаю косой взгляд на Джервиса, он же прожигает глазами старика, который разглядывает нас с истинным благоговением. Ещё секунда, и он руки нам начнет целовать. Что здесь происходит? За металлом, отделяющим нас от преследователей, тишина. Никто не долбится в дверь, никто не пытается схватить нас. Может всё это очередная ловушка? Более изощренная и продуманная, нежели силки и капканы?

– Что это значит? – спрашивает Рэй, его голос является куда большей угрозой, чем пистолет в моих руках.

Старик открывает рот, и в эту секунду единственный черный предмет в комнате издает пронзительное шипение. Рация лежит по центру белого стола, и с громким шипением мужской голос произносит:

– Мистер Дельгадо, откройте.

Но старик даже не обращает внимания на слова мужчины из рации. Прикладывает ладони к щекам и говорит, смотря на меня:

– Можно я тебя потрогаю?

– Что?! Нет! – слишком эмоционально отвечаю я. Потрогает меня? Нет уж, увольте. Для убедительности своих слов отступаю назад. Хотя между мной и стариком длинный белый стол, и я не думаю, что он как в Матрице запрыгнет на него и, прокатившись по гладкой поверхности, напрыгнет на меня. Но всё же. Странный он. А странные люди непредсказуемые. А странные люди с фамилией Дельгадо – это вообще отдельная тема, выделенная красным цветом в моём воображаемом блокноте мерзких личностей.

Рэй выходит вперед и задает более важные вопросы, они летят со скорость автоматной очереди:

– Как открывается дверь? Возможно ли её открыть извне? Есть другой выход?

Старик переводит взгляд на Рэя и отвечает, доставая из кармана маленький серый пульт:

– Открывается и закрывается дверь только с помощью этого. – Рэй тут же забирает пульт, и старик продолжает. – Снаружи дверь не открыть, но и другого выхода тоже нет. – хмурит кустистые брови. – Молодой человек, а вы кто?

– Это неважно. – отвечает Рэй, разглядывая пульт.

Рация зверствует, мужчина за дверью уже во всю кричит:

– Открой дверь! Мы заберем только девчонку!

Сглатываю горький ком. Что-то мне подсказывает, что нужная им девчонка – это я.

Клара появляется передо мной и спрашивает у Дельгадо:

– Вода есть? – при упоминании воды осознаю – у меня настолько сухо во рту, что уже горло болит от обезвоженного дыхания.

Старик указывает направо:

– На кухне. И еда, и вода. Я рад гостям, хотя, – взгляд его становится печальным и, глубоко вдохнув, он произносит, – никого не принимал последние восемь лет. Или около того.

– Рэй? – тихо зову я, под пристальным взглядом Дельгадо мне очень некомфортно.

Рэйлан оказывается возле меня.

– Гар-рет остался за дверью. – голос срывается на имени парня.

– И не только он. – говорит Рэйлан.

Но только ему я обещала помочь. Боюсь, Челси уже не жилец. И как не парадоксально, я переживаю за Гаррета куда больше, чем за Коди и Челси вместе взятых. Каким-то образом он стал мне кем-то вроде друга. Нет, друг – это сильно сказано. Но, не считая всех остальных, я доверяю только Рэю и Гаррету. И я поклялась, что вернусь за ним. Он столько раз спасал меня, что я просто не смогу сидеть здесь и ничего не делать. Тем более они там без вакцины. Оба рюкзака здесь. Смотрю на злополучные часы. Перед отдыхом мы вкололи вакцину, хотя было ещё не время. Получается, у Гаррета есть двадцать часов. У меня есть двадцать часов, чтобы найти его и сдержать слово.

Рука Рэя опускается мне на плечо, и я морщусь от боли, это подмечает только старик. Хмурит брови и поджимает губы, разглядывая моё плечо, словно там скрыта тайна мироздания.

– Гаррет сможет о себе позаботиться. – уверенно говорит Рэйлан. – Такие как он просто не сдаются.

– С вами ещё кто-то был? – спрашивает старик.

– А что? – бросает Рэй.

Теперь худой крючковатый палец Дельгадо указывает налево.

–Там есть монитор, по нему я могу видеть, что происходит вокруг дома. Но не более.

Клара копается на кухне, слышу, как гремят кастрюли, и периодически девушка мычит от наслаждения. Ест что-то вкусное. Рот наполняется слюной. Слева слышу, как Рэй и Джервис разговаривают и из их диалога становится ясно, что нам отсюда не выбраться, вокруг дома выстроились двадцать два военных и десять псов. Гаррета, Челси и Коди не видно.

Возвращаю всё внимание на старика. Ногой пододвигаю белый стул и сажусь. Кладу пистолет на стол, разделяющий нас, но не убираю от него руку, палец по-прежнему покоится на курке. Рация между нами до сих пор говорит одни и те же слова: "Мистер Дельгадо, откройте. Нам нужна девушка." Хрен вам, а не девушку.

– Что вы здесь делаете? – спрашиваю я.

– Мой сын… восемь лет назад Дэвид подстроил мою смерть и поселил меня на острове.

"Мой сын". Этот старик отец чудовища, которое играет нашими жизнями и смотрит всё это по монитору как какое-то извращенное реалити шоу.

– Зачем? – по тону своего голоса понимаю, у нас начался допрос, и старик на удивление идет на контакт и отвечает.

– Чтобы я помог ему с его творениями. Чтобы я не бросал тень нашей фамилии на его заслуги.

– Что за творения?

В комнату входят Клара, Рэй и Джервис.

– Не знаю, с чего начать. – растерянно шепчет старик.

– Сначала. – подсказывает Рэй.

Взгляд старика устремляется в пол и тут же затуманивается. Он окончательно уходит в воспоминания.

– Много лет назад, когда я был молод и амбициозен… я создал нечто великолепное. То, что в будущем служило бы людям и помогало спасать многие жизни. – замолкает и копается в старом забытом сундуке воспоминаний. – Это были долгие годы работы. Я думал лишь о том, чтобы моё детище ожило. – что-то похожее на грустную улыбку появляется на его губах и тут же пропадает. – Я даже имени своему детищу не давал, до определенного дня. – опять замолкает и не шевелится. Кажется, даже не дышит, и только я собираюсь окликнуть его, как Дельгадо продолжает. – У меня было два сына Дэвид и Джонни. Близнецы, внешне одинаковые, но совершенно разные внутри. Дэвид был более агрессивным ребенком, а вот Джонни… он всегда был рядом со мной, его, как и меня, притягивали наука, опыты, эксперименты. С малых лет я брал его с собой в лабораторию, и он слушал мои рассказы широко открыв глаза. В те моменты я думал, что я Бог. Ведь только на нечто божественное люди могут смотреть с таким трепетом и благоговением. – голос старика меняется, а рука, лежащая на столе, начинает дрожать. – Но случилась беда. Через две недели после двенадцатилетия мальчиков… Джонни сбила машина, и он впал в кому. Мы с супругой были в отчаянии. Я понимал, что доктора ему не помогут, состояние его мозга было в ужасающем состоянии, ведь даже если бы мой мальчик и пришел в себя, то навсегда бы остался… овощем. Я понимал, что его телу и мозгу нужно время. Время на то, чтобы медицина шагнула вперед и оживила его. Время на то, чтобы я нашел выход и сам спас Джонни. Ведь я был для него Богом и не мог подвести моего маленького мальчика. И я мог дать это время. На тот момент я уже состоял в определенных кругах и мог позволить себе забрать тело Джонни и увезти в свою лабораторию, которую делил с ещё одним ученым. И мой мальчик был первым, кто посетил вымышленное место.

– Куб? – спрашиваю я, невольно подаваясь вперед.

Взгляд Дельгадо поднимается ко мне.

– Нет. Это не моё название. Джонни был для меня центром целого мира. И место, куда я отправил его сознание, я назвал Центр Всего.

В голове всплывает картинка Центра Всего. Это было поистине красивое место. В сравнении с остальными жуткими квадратами, это действительно был рай. Рай, где произошла кровавая расправа надо мной.

– Тело двенадцатилетнего Джонни было заморожено ещё в течении двенадцати лет. А его разум существовал в Центре Всего. В любой момент я мог отправить импульс "счастья", и моё ребенок был счастлив, я общался с ним, но это было только в одностороннем порядке. Он был одинок и потерян. Все двенадцать лет я был с ним, но не мог попасть к нему туда. Хотя очень хотел.

– Двенадцать лет – это очень долго. – говорит Клара.

– Вовсе нет. Я думал, что прошло не больше трех. Я полностью погрузился в опыты и совершенствование Центра Всего, я стал создавать более масштабную площадку для сына. Сделал непомерно большую детскую площадку, обычный город, даже перенес туда его рисунок. – ещё одна печальная улыбка. – Как-то он нарисовал черный пляж и черное дерево, не знаю почему, но этот рисунок был ему очень дорог, и я воплотил его в жизнь. Я научился создавать фантомов – искусственно созданных жителей Центра Всего. Ведь Джонни было очень одиноко, какие бы импульсы счастья я ему не посылал, он был там один и был… несчастлив. – глаза старика наполняются слезами, а голос пропитан отеческой болью. – Я мучал своего мальчика двенадцать лет. Я был не в состоянии отпустить его и смириться, что Джонни больше нет. Центр Всего разрастался, появлялись инновации, но это не приносило сыну никакой пользы.

– Это квадраты из Куба? – спрашивает Джервис.

Старик обращает на него печальный взгляд и констатирует факт:

– Вы были там.

– Да. – отвечает Джервис.

– Почему ваше детище не помогает людям, а убивает их? – задает насущный вопрос Рэй.

– Не моё детище их убивает, а мой сын Дэвид. Вся проблема в том, что в день, когда умер Джонни, я потерял и Дэвида тоже. Я слишком горевал о потерянном сыне и поэтому забросил живого. Это моя самая большая ошибка в жизни! Я корю себя за это. В течение двенадцати лет мой мальчик Дэвид пытался привлечь моё внимание. Он работал со мной над Центром Всего, начал заниматься наукой, хотя его это никогда не интересовало, но я… я был ужасным отцом. И только через двенадцать лет, когда Дэвиду исполнилось двадцать четыре года, он привлек моё внимание.

– Как? – спрашивает Джервис.

– Он покончил с собой. Вскрыл себе вены… а я снова оказался в аду, так как его пришлось вводить в искусственную кому для ожидания переливания крови. Он был одной ногой в могиле. Он был к смерти ближе, чем Джонни.

– И его вы тоже отправили в Центр Всего. – говорю я и ужасаюсь масштабам родительской любви.

– Да. И там он нашел своего брата, который спустя столько лет не повзрослел ни на день. Дэвид нашел его и-и застрелил.

– Что?! – теперь всё, что происходило в Кубе, обретает свой изощренный смысл. – Откуда там взялось оружие, ведь вы создавали рай для своего ребенка?