Квента. Остров Избранных

Глава двадцатая

Рэйлан Бейкер.

Вся моя жизнь состояла только в одном – в воспитании младшего брата. Родители развелись. Мать оставила нас и крайне редко вспоминала о том, что где-то там в другом штате остались два её ребенка. Отец постоянно пил, и единственное, на что был способен, так это тащить из дома всё, что было не приколочено, и раздражать меня.

Кенз был для меня всем. Порой мне кажется, что я любил его не как брата, а как сына. Я видел, как он рос, сдирал коленки, учась кататься на велосипеде, который ранее я собирал по запчастям. Отправлял его в школу, делая не особенно вкусные бутерброды. Встречал его на автобусной остановке после учебы, и каждую субботу мы ходили в пиццерию в центре города. Это было нашей традицией, и Кенз никогда не подозревал, что ради этой чертовой, но безумно вкусной пиццы, мне приходилось пахать гораздо больше. Но я ни о чем не жалею. То время хоть и было сложным, но оно было нашим. Только моим и Кенза.

Если вам интересно, то я ненавижу своих родителей. Как бы это прискорбно не звучало – я их презираю и никогда не смогу простить. Я старался сделать для Кенза все, пытался дать ему детство, которого у меня никогда не было.

Хотя у меня было детство, мрачное и ничем не запоминающиеся. Я не знаю, бывает ли такое, но я действительно не помню радостных моментов, связанных с родителями, но вот мой младший брат, именно он делал мою жизнь сносной и заставлял идти вперед.

Но его не стало.

И я думал, смысл жизни утерян, похоронен на городском кладбище Хард. Но это было не так. Появилась девушка. Хотя как появилась? Она была. Всегда была. Даже когда она встречалась с моим младшим братом, я злился и далеко не сразу понял, что именно меня в ней нещадно раздражало. Я долгое время списывал это на то, что она богата, и Кенз не вписывается в её жизнь. Как-то раз её отец приходил ко мне и просил, чтобы я оградил его любимую дочь от общения с моим братом. Я и сам этого хотел, но Кенз никогда не слушал меня, если предложение начиналось с: "Нам нужно поговорить по поводу Джорджины Джонс…" Я видел, каким взглядом он на неё смотрел, и боялся, что рано или поздно Джо наиграется им и оставит Кенза, так же как это сделала наша мать. Не хотел, чтобы она причинила ему боль. Но на самом деле в тот момент было больно мне. Как бы я не уверял себя, что все мои наставления брату – это для его блага, оказывалось, что я просто завидовал. Завидовал ему, своему маленькому брату. Завидовал так, что в какой-то момент возненавидел Джорджину Джонс. Но и это изменилось.

Даже не подозревая об этом, она постоянно всё меняла.

Какое-то время я её не видел и вроде бы должен был забыть, но постоянно вспоминал девушку, которая никогда не была моей. И вы даже не представляете моё удивление, когда в один из дней эта пьяная особа появилась на крыльце моего дома. Сначала мне было неуютно рядом с ней. По сути, я не знал, что говорить и что делать, а вот она вела себя так, словно мы общались уже много лет. Она рассказывала про себя, свою семью и про проступок её отца. Слушая её рассказ, я не верил, что у неё могут быть какие-то проблемы. Ведь Джонс жила в достатке с любящими родителями, училась в колледже, о котором мечтала, и я был уверен, что у нее идеальная жизнь. Но у всех есть своё горе. Её было таким – предательство отца и его уход из семьи.

Мы сблизились.

Я до сих пор не понимаю, как она смогла так быстро залезть мне под кожу, каждый чертов день я просил, чтобы солнце быстрее село, и она вновь пришла ко мне. Просто для разговора. Просто для того, чтобы я мог её увидеть. Я стал ловить себя на мысли, что она как-то околдовала меня, скорее всего своими карими глазами, которые искрились, когда она смотрела на меня. И я думал, что такой блеск её темных глаз предназначен только мне.

Я стал одержим.

Но и это прекратилось, стоило мне увидеть, как мой младший брат обнимает и целует её, стоя на том самом крыльце, где накануне практически поцеловались мы. В тот момент мне хотелось разорвать мир напополам и прекратить это. Прекратить желать того, чего не следовало. Я был в ярости, и это чувство отрезвило меня. Я понял, что не хочу быть таким. Не могу позволить себе ненавидеть брата из-за девушки. Даже если эта девушка Джорджина Джонс.

Когда она вошла в тату-салон, первым делом я хотел спросить у неё: "Почему ты так поступаешь?" Ведь я реально подумал, что наконец-то в моей чертовой жизни настало время для меня. Для того, чтобы я почувствовал хоть что-то хорошее. Но я не смел показать ей, насколько глубоко она меня задела.

Я прогнал её.

Она ушла.

Я проклинал её.

Она не возвращалась.

Я был в ярости. Эта ярость покрыла всех: меня, за то, что я позволил себе чувствовать то, чего не следовало, её, за то, что она вообще появилась в тот вечер на пороге моего дома, брата, за то, что он разрушил мою хрупкую, никому неизвестную надежду. Я злился на всех. На весь мир, но больше всего на неё.

Она уехала.

В то утро, я не смог сдержаться и отправился к её дому. Как побитый щенок стоял в тени дерева и наблюдал, как она прощается с матерью и садится в машину. Я отчетливо помню, как Джонс старалась улыбаться своей маме и что-то ей говорила. Но я понимал, что эта улыбка ненастоящая, она ни разу не коснулась её карих глаз. Они ни разу не засверкали, как это бывало в моменты её искренней улыбки. А потом Джорджина села в машину. Хлопнула дверца. И она уехала. Смотря на быстро удаляющуюся машину, я пообещал себе, что это был последний раз, когда я позволил себе мечту о ней.

Всеми силами души я старался её забыть, прогонял Джонс из мыслей и снов с помощью постоянной работы. Я изнурял себя, без сил валился в постель и снова видел, как она стоит на крыльце моего дома и обнимает моего брата. Не меня. Ни в одном гребаном сне она не обнимала меня.

А потом случился Куб.

Я как проклятый искал там Чистого. Искал артефакт, чтобы привести его в Центр Всего и убить. Таково было изощренное пророчество Дэвида Дельгадо, всё время там я знал, что окружающие меня ужасы были ненастоящими, но в какой-то момент начинал верить, что всё это взаправду. И каково было моё удивление, когда я увидел там её. Девушку, на которую я больше не смел смотреть. Девушку, на которую я больше не хотел смотреть. Ведь я дал себе слово, что не буду надеяться, но я обманывал сам себя. Так, будучи в Кубе, я позволил себе мгновение. Всего одно мгновение с ней. И, возможно, этого мгновения было достаточно, возможно, именно в это мгновение сердце моего брата совершило последний удар.

Но тогда я не знал, что Кенза уже нет в живых, и, превозмогая боль в сердце, я продолжил то, что должен был совершить. Всё же я взял себя в руки и привел Джорджину в Центр Всего. Направляя на неё пистолет, я видел, как ей страшно, я физически чувствовал, как она меня ненавидела. Я и сам ненавидел себя, но не мог сказать ей правды. Я хотел успокоить её и пообещать, что скоро всё это закончится, но я молча смотрел, как её глаза наполняются слезами. В кошмарах я до сих пор слышу, как она умоляет меня не делать этого. Но там у меня не было выбора, и я нажал на курок.

Выстрел.

Вернулся в реальность, которая сбила меня, словно поезд.

Брат мертв.

Похороны. Пустой звонок маме. Очередная ненависть к себе.

А потом появился новый смысл жизни, тот, который я больше не смел оттолкнуть или выкинуть из головы. Я так жаждал, что мы выберемся с этого острова. С острова, который сделал из меня убийцу. Который сделал из меня калеку.

Но что-то или кто-то постоянно нашептывал мне, что всё это закончится печально. Какая-то часть меня чувствовала, что я не выберусь живым отсюда.

Так и вышло.

Я снова вернулся в Куб.

А потом появилась она… и снова плакала. Джонс просила не бросать её, и каждое её слово било холодным кинжалом в самое сердце. А ещё она сказала, что любит меня. Я был бы счастлив это услышать, но при других обстоятельствах. А сейчас от этого только больнее. Но Джорджина пообещала, что прекратит всё это. Она дала слово, и я ей верю.

Я уже не жилец.

Не знаю как, скорее всего с помощью вакцины, я всё же пришел в себя, и слова Дельгадо-старшего заставили меня… захотеть смерти. Даже если бы случилось чудо, и он был бы в силах остановить внутреннее кровотечение, то я всё равно больше никогда не смог бы ходить. Без ног мне не выбраться с острова. Без ног мне не спасти её. Будучи парализованным, я был бы только обузой, которая испортила бы жизнь не только мне, но и Джонс.

Я не могу быть беспомощным. Наверное, это был один из самых потаенных страхов, который я осознал только сейчас. Я никогда ни для кого не был обузой, и не буду. Это не про меня.

Она ушла, и я обессилено упал на колени.

Страшно узнать, что ты умираешь.

Как же это страшно.

Каким бы храбрым я не хотел казаться, это невозможно. Я боюсь. Очень.

Свет постепенно пропадает и погружает моё последнее пристанище в тени, которые сгущаются вокруг меня и полностью погружают меня в темноту.

Джо сделала то, что обещала, она отключает Куб.