Двухколесное счастье

32.

Проснулась я сегодня в прекрасном настроении. Проспала первую пару. Сама не поняла, как это произошло, но совершенно не расстроилась.

- Асюшка, прекрати, - смеется бабушка, когда я перед уходом набрасываюсь на неё с поцелуями и покрываю ими всё морщинистое лицо моей любимки.

Сегодня мне хочется петь и танцевать, хочется всех любить и всех расцеловать! Даже легкий морозец с утра не мешает наслаждаться счастьем, поселившимся внутри меня со вчерашнего дня.

Окрыленная, я спешу сначала в институт, а сразу после пар – в церковь. Я должна первым поблагодарить Его. Сегодня специально для Людмилы надела юбку и даже попросила у бабули платок, чтобы не навлекать на себя праведный гнев божьего одуванчика. Мне так хорошо, что я, наверное, и её могла бы расцеловать!

И вот, наконец, больница. Пробегаю хорошо знакомыми коридорами, в которых знаю уже каждый стенд и каждую трещинку на стене, и спешу в новое для себя отделение – терапию. Туда вчера перевели Давида из реанимации.

Анаит сказала, что он лежит в 32 палате, и я с накатывающим волнением считаю цифры на дверях. Дойдя до 18 номера вдруг осознаю, что при всем большом желании, нужную мне дверь я не пропущу – метрах в двадцати от меня замечаю родственников Давида, толпящихся в коридоре.

Замедляю шаг, приближаясь к компании из трёх человек. Здесь отец парня и его сестры. Лали сразу подбегает ко мне и радостно обнимает. Отец кивает и скромно улыбается. И тут происходит еще нечто невероятное – Каринэ обращает на меня внимание и… тоже улыбается мне! Вот это да! Я сначала даже опешила от её улыбки и, наверное, смотрелась глупо с вылупленными глазами и отвисшей челюстью, но потом быстро собралась и ответила ей со всей искренностью.

- Можно к Давиду? – задаю вопрос дяде Ашоту, так и не перестав сиять счастьем – сегодня просто чудесный день!

- Не думаю, - вдруг слышу ответ за своим плечом. – Вряд ли врач разрешит столько посещений в один день, - Каринэ смотрит как-то странно, но я отказываюсь это замечать и продолжаю настаивать.

- Я всего на минуточку, - прошу так, словно это старшая сестра Давида может мне запрещать или разрешать.

И в этот момент открывается дверь палаты…

Поворачиваюсь на звук с застывшей мольбой в глазах и всё ещё сияя счастьем, как вдруг натыкаюсь взглядом на большие раскосые черные глаза на смуглом лице. Идеальная кожа, кажется, даже светится. Слегка длинноватый нос, однако, совсем не портит красоты лица. Пухлые губы, если и подвергались вмешательствам, то очень изящно – смотрится девушка естественной красавицей. Армянской красавицей.

- Мама, как Давид? – нетерпеливо набрасывается Лали с вопросами на свою мать, которую я сначала даже не заметила позади незнакомки.

Мазнув по мне взглядом, Мариам проходит чуть вперед и, обняв за поясницу ту, с которой они только что вышли из палаты, елейно произносит:

- С ним всё хорошо. Татевик смогла даже развеселить Давида, - имя девушки звучит как приговор мне. – Спасибо, дочка, что ты пришла, - она чуть не целоваться к ней лезет, по-щенячьи заглядывая в глаза, - для Давида и для нас очень много значит твоя поддержка!

Ну, вот теперь всё стало на свои места. Теперь понятна мне улыбка Каринэ – она точно такая же, как у Мариам сейчас. Это не улыбка – это оскал превосходства, указатель мне на моё место. Вернее, отсутствие места возле Давида…

Расспросы о состоянии парня продолжаются, и меня вовсе перестают замечать. Проситься к нему попасть сегодня не вижу никакого смысла. Я не нужна ни там, ни тут. Эту Татевик благодарят за поддержку, хотя я ни разу не видела её в больнице за всё время пребывания тут Давида. Может, правда, разминулись… Да какая разница!

Разворачиваюсь и медленно иду по коридору на выход. От хорошего настроения осталась только тянущая боль в скулах. Нечего было так лыбиться! Шмыгнув носом, ловлю себя на том, что слезы снова растеклись по щекам. Я что, превращаюсь в нытика? Никогда ведь такой не была!

Останавливаюсь в конце коридора перед самым выходом. Вытираю слезы рукавом пальто и с силой хлопаю себя по щекам, приводя в нормальное состояние.

«Василькова! – внутренне кричу на себя. – Ты что – тряпка? С каких пор ты стала позволять кому-то вытирать о тебя ноги? Ты всегда добивалась своих целей. Сама принимала решения и несла ответственность за них. Собери свои нюни и сделай то, ради чего ты сюда пришла!».

Резкий разворот на сто восемьдесят градусов, и вот уже я, чеканя шаг, как ледокол, напролом пру в отделение терапии. Пусть я ему не нужна. Пусть Татевик в сто раз лучше и красивее. Пусть меня будут все ненавидеть и грудью защищать дверь в палату, но я всё равно его увижу! Я должна посмотреть в глаза Давиду. Должна попросить прощения. А он должен понять, что нужен мне…

Заветный коридор. Издали высматриваю нужную дверь и… О чудо! Никого! НИ-КО-ГО-ШЕНЬ-КИ!!!

Даже не успев подумать, что родственники, возможно, сейчас внутри палаты, распахиваю дверь и практически влетаю внутрь…