Двухколесное счастье

Эпилог

Давид

Какой всё-таки красивый этот клён! Жёлтые листья, точно вырезанные по причудливому трафарету, медленно падают под лёгкими порывами ветра и раскрашивают собой облупленную скамью во дворе больницы. Сентябрь уже на исходе, а погода стоит невероятно теплая. Видимо, бабье лето пришло…

Бабье лето! Вот уж, действительно, для меня с этого дня наступает не то, что лето – целая бабья жизнь. Звучит комично, и я усмехаюсь в голос. Проходящие мимо медсестры с какими-то баулами в руках, настороженно оборачиваются. Киваю им – мол, всё хорошо.

Да, всё не просто хорошо – всё так, как должно было быть.

Сегодня я стал отцом.

Асю полчаса назад прооперировали. А еще почти сутки до этого она мучалась в схватках. Не вышло у моей девочки самой родить. Кесарево.

У меня звонит телефон.

- Сынок, как Асенька? – взволнованный голос нарушает ту идиллию, которая окутала меня после известия о том, что операция закончилась.

- Поздравляю тебя, бабушка! – спешу успокоить маму, которой мы решили заранее не говорить о том, что поехали в роддом. – У тебя теперь есть внучка – Катюша!

Мы не говорили родственникам, как хотим назвать ребенка, потому что были уверены, что начнутся споры и уговоры назвать иначе. Я знаю, что моя мама хотела бы дать моей дочери армянское имя. Но для меня этот вопрос был закрыт изначально: как захочет назвать Ася – так и будет.

- Катюша, - повторяет за мной после некоторой паузы мама, словно слушая, как оно звучит. – Катенька… Екатерина! Прекрасное имя!

А вот это неожиданно!

- Спасибо, мам…

И это не за похвалу имени. Мама приняла Асю. Я знаю, скольких душевных сил ей это стоило. Она даже с Каринэ впервые за много лет поссорилась – сестра так и не смирилась с моей женитьбой.

- Давид, мы сегодня же выезжаем в Измайловск, - продолжает мама. – Ну почему вы не сказали нам, что у Аси начались схватки?!

- Мам, не нужно сегодня выезжать, - прерываю её. – Это ваш первый настоящий отдых только вдвоём. Ждём вас не ранее, чем в конце недели, - именно тогда заканчивается подаренная нами путевка в санаторий.

- А мы на выписку не опоздаем? – с сомнением переспрашивает мама.

- Не волнуйся, не опоздаете, - успокаиваю её. – Асье сделали кесарево сечение, поэтому пробудет здесь немного дольше.

- Как кесарево?! – спуганно чуть не вскрикивает мама. – Почему кесарево? Ведь было всё хорошо? Или вы нас обманывали? Сынок, немедленно говори, что с Асей!

- Мама, мам, успокойся! Всё хорошо. И было всё хорошо, мы тебя не обманывали. Просто так иногда бывает… Но Асья и Катюша в порядке.

Я на это надеюсь. Асья пока не пришла в себя. Собственно, поэтому я и сижу здесь до сих пор…

- Ладно, сыночек. Я тебя поздравляю с доченькой! А Асеньке я сама позвоню, как она придёт в себя. И вот еще что, - спохватывается мама, - может, вы к нам переедете? Ну хотя бы на первое время? Асе сложно будет первые месяцы, а так мы всегда на подхвате…

Мама говорит нарочито мягко, хотя я понимаю, чего ей стоит уговаривать меня, а не требовать в приказном тоне. Но нет, мы не переедем к ним. Будем вместе справляться с трудностями. Этот вопрос мы с Асьей обговаривали уже много раз и всегда сходились на одном – даже если будет сложно, всегда нужно жить отдельно от родителей, и никому не давать вмешиваться в отношения нашей семьи.

- Мам, ты знаешь ответ, - также мягко отвечаю, чтобы не обидеть её. - Давай потом об этом поговорим – мне, кажется, Асья звонит.

Я быстро скидываю вызов и переключаюсь на видеозвонок от абонента «Асенька».

На экране появляется любимое лицо. Как же я соскучился по ней – сутки не видел этих серых глаз и только сейчас понял, что без них чувствую себя не собой.

- Привет, - измученно улыбается Асья и неотрывно смотрит на меня. Её волосы сбиты в какой-то куль на макушке, а выбившиеся отдельные пряди хаотично рассыпались по подушке.

- Привет, - севшим голосом проговариваю, глядя, с какой любовью смотрит на меня жена.

Мы молча смотрим друг на друга через экран и улыбаемся. А спустя несколько секунд Асья переводит камеру со своего лица чуть ниже. И тут происходит что-то необъяснимое – у меня внутри всё переворачивается, когда я вижу маленький сверточек, из которого выглядывает красненькая сморщенная головка. Шевелится!

Хорошо, что я не сказал этого вслух! Взрослый мужик и так по-детски испытываю восторг от того, что вижу новорожденного. Мою дочь!

- Представляешь, - шепчет мне Асья, поднося телефон ближе к себе, - я теперь МАМА! Давид! У меня молоко в груди!!! Я кормить ребенка могу!

Мне хочется смеяться и плакать. Какая же она еще совсем девчонка! Девятнадцать лет…

Ася рассказывает мне, как прошла операция, как ей сделали эпидуральную анестезию, и она всё видела и слышала. Рассказ о первом крике малышки и первом прикосновении к ней всё-таки сломили броню, и скупая слеза пробивается наружу.

- Асья, я так люблю тебя! – говорю не для того, чтобы признаться, она и так это знает, а скорее от избытка переполняющих меня чувств.

- И я тебя люблю, мой Давид! – она всегда так говорит, и мне хочется, чтобы она сейчас погладила меня по щеке, зарываясь пальцами в уже прилично отросшую бороду. Асья любит так делать. – Постой! – вдруг настораживается моя жена. – А ты где сейчас?

Ася заглядывает в экран, а я приподнимаюсь на ноги, чтобы показать в камеру больничный двор.

- Ты знаешь, где ты сейчас сидишь? – спрашивает любимая каким-то загадочным голосом. Я недоуменно жду пояснений. – Ты сейчас на «нашем» месте…

- Ты ничего не путаешь? – оглядываюсь по сторонам, чтобы увидеть хоть что-то, связанное с Асьей, но не могу – мы с ней тут точно не были вдвоём. – Я впервые под этим кленом. Иначе бы наверняка его запомнил.

- Посмотри на здание впереди тебя, - медленно проговаривает жена. – Видишь на первом этаже седьмое окно справа?

Мне немного смешно. Это похоже на какой-то квест. Не понимаю, зачем мне это, но я начинаю считать.

- … пятое, шестое, седьмое, - киваю в экран.

- Это та палата в отделении терапии, где ты лежал. А я стояла тут и смотрела на это окно…

В памяти всплывает день, когда я прогнал от себя Асью. Разрывался тогда на части от желания её вернуть… А сейчас представляю, как больно было моей маленькой хрупкой девочке, когда она стояла здесь совсем одна в ту ужасную промозглую осень.

«Прости» - проговариваю мысленно. Сказать вслух не успеваю, да и не для того Асья показывает мне на это окно.

- А теперь посмотри на первый этаж, - продолжает жена. – Там реанимация… Окна сюда не выходят…

- Прости меня, Асенька… - шепчу в трубку, понимая, какие тяжелые воспоминания всплывают сейчас в её голове.

- Нет, ты что!? – Ася обрывает меня. – Это ты меня прости!

- Асья, ты уже много раз просила прощения за эту аварию, неужели ты до сих пор винишь себя?

- Виню… - немного подумав, отвечает Асья. – Но не в том, что отвлекла тебя от дороги.

- А в чём же тогда? – я не понимаю, что она имеет ввиду.

- Знаешь, Давид, я много думала потом о тебе, о нас, о своей жизни… - Ася приложила телефон поближе к уху и на экране я вижу теперь только больничный потолок, поэтому весь погружаюсь в слух, стараясь не пропустить ни единого слова. – Если бы ты не попал тогда в аварию, я бы не пришла к Богу. Ну… или это был бы долгий и трудный путь сомнений и преодолений. А когда я поняла, что тебе может помочь только чудо и высшие силы, отправилась в церковь. Вот за это я и прошу прощения, что тебе пришлось пострадать, чтобы я смогла открыть свои глаза. И своё сердце…

- Да, Асенька, ты права, всё происходит так, как должно. Слава Богу за всё!

- Слава Богу за всё! – повторяет моя жена, и экран телефона показывает мне лицо самой красивой женщины в мире, которая с огромной нежностью целует маленький сморщенный комочек самого большого на свете счастья.

Ася

Ура! Сегодня наша выписка с Катюшкой! Эти пять дней, которые я провела в роддоме, были самыми тяжелыми за весь последний год.

Наша свадьба тоже была в сентябре и собрала огромное количество гостей. Армянская свадьба! Никогда бы не подумала, что буду на ней НЕВЕСТОЙ! Когда-нибудь я, наверное, перестану удивляться, насколько непредсказуема жизнь, как много уроков она нам преподносит, со сколькими амбициями и стереотипами заставляет расстаться… Наверное…

Конечно, я сильно переживала о том, как сложатся наши отношения с семьёй Давида. Поначалу было непросто. На свадьбе Мариам улыбалась и выглядела вполне счастливой, и лишь к середине вечера я поняла, что она усиленно играет роль правильной армянской свекрови. В конце свадьбы её прорвало и она разрыдалась. Это был момент снятия фаты. Моя мама сняла с моей головы тонкую вуаль, а свекрови полагалось покрыть голову платком, который символизировал переход от невинной девушки к женщине.

Трогательный момент, но не до истерики. А у неё началась именно она. Нервы сдали, как говорят. Каринэ и Лали увели её из зала, а ведущая сказала, что это всё слёзы счастья.

После свадьбы я боялась прийти к ним в дом, но, как оказалось, совсем напрасно. Не знаю, что случилось у них – может, папа Ашот поговорил с Мариам, или тот нервный срыв на свадьбе пошёл на пользу – однако, мама Давида изменила ко мне своё отношение. Я увидела, что она очень старается. И не просто быть вежливой, а действительно хочет полюбить меня, как бы странно это не звучало. И я помогла ей. При встрече всегда нежно и искренне её обнимала, целовала в щеку. Во время разговоров всегда поддерживала. И знаете, это возымело эффект. Если поначалу отношения еще оставались натянутыми, то с каждым разом они всё более теплели, и стандартные объятия уже были не самопринуждением, а стали настоящей потребностью.

Когда Мариам узнала, что я беременна, у нас состоялся откровенный разговор наедине, и она впервые призналась, почему была против наших отношений и попросила прощения. Сильная женщина. После этого я её если и не полюбила в полной мере, то уж точно стала очень уважать, и это стало отправной точкой в нашем пути друг к другу.

Но с Каринэ всё сложно. Если поначалу она меня не переносила открыто, то с какого-то момента её прямые выпады в мой адрес прекратились, но ненависть, похоже, только усилилась. Давид рассказал мне как-то, что у неё с мамой произошла серьезная ссора из-за меня. Мама Мариам стала на мою сторону, а Каринэ, видимо, теперь никак не может ей этого простить. Мне жаль её. И не потому, что из-за меня она лишилась единственного человека, который её понимал, а потому что она сама придумала себе эти сложности, какие-то дурацкие принципы, которые поставила выше всего в жизни. Она принесла в жертву своей гордости не только свою семью, но и личную жизнь. Даже не могу представить, какой парень смог бы полюбить её высокомерие и смириться с тем, чтобы каждый день видеть это строгое и вечно недовольное лицо.

***

Медсестра ловкими движениями «наряжает» Катеньку для выписки, а я не могу избавиться от волнения вперемешку с нетерпением. Я так соскучилась по своему мужу! За год мы не разлучались так надолго, а здесь, в роддоме, у меня возникла острейшая потребность в нём.

Смотрю на себя в зеркало, подводя глаза черным карандашом. Как я мечтаю об объятиях Давида! Внутри всё трепещет в ожидании, даже руки дрожат и коварная стрелка так и не рисуется ровно. Беру спонж и стираю их совсем. Может, тушь хоть немного исправит ситуацию... Волосы уложить тоже не получилось. Они устало свисают по плечам, что придаёт моему виду только бОльшую унылость.