Босс Мэн

Семь лет назад

Глотая воду из бутылки, я смотрел на гигантское изображение лица Пейтон, которое занимало восемь этажей кирпичной стены углового здания, расположенного напротив моего нового офиса.

— Хватит прохлаждаться, пора за работу. — Пейтон собственной персоной вошла в кабинет, опустила футляр с гитарой на диван и присоединилась ко мне у окна. — Не могу поверить, насколько огромная эта штука. Когда ты говорил про рекламный баннер, я и подумать не могла, что он будет размером в целую стену. Небольшой скол на моем переднем зубе примерно в метр.

— Мне нравится этот скол, — улыбнулся я.

— А я его ненавижу. Режиссёр, у которого я была на повторном прослушивании вчера, сказал, что мне нужно убрать его и похудеть на десять фунтов. — Она понесла руку ко рту. — Наверное, мне нужно поставить винир (п.п.: laminate veneer — пластинки, которые замещают внешнюю поверхность зуба и позволяют исправить или подкорректировать частично нарушение формы/цвета зубов) или еще что-то подобное.

— Тебе ничего не нужно делать. Этот режиссер просто дебил с полным отсутствием вкуса.

— Я не получила роль. — Пейтон вздохнула.

— Видишь? Я же говорю: вкус отсутствует.

— Ты судишь предвзято, потому что я сплю с тобой.

— Нет. — Я притянул ее ближе к себе. — На прошлой неделе я высидел всю оперу целиком, потому что ты спишь со мной. Пейтон, ты хороший музыкант. Я присутствовал на каждом твоем выступлении, еще со времен колледжа, даже когда тебя не было видно в оркестровой яме. А когда ты начала играть, был на всех твоих «внебродвейских спектаклях»! (п.п.: движение в театральном искусстве, которое началось после второй мировой войны, когда возникла потребность в постановке пьес, которые не могли быть поставлены в коммерческих бродвейских театрах; проложило дорогу некоммерческому театру)

— Ты хотел сказать, на вне-внебродвейских спектаклях.

— А разве не любой спектакль, который не идет на Бродвее называется внебродвейским?

— Небольшая постановка на Манхеттене с менее чем пятистами зрителями считается внебродвейской, а вне-внебродвейским можно назвать наше выступление в деревенской кофейне.

— Ты была прекрасна в том спектакле.

— Какую роль я исполняла? — спросила Пейтон, скептически вздернув бровь.

— Роль сексуальной девушки?..

— Я играла мать, которая умирает от туберкулеза, а ты весь спектакль провел, уткнувшись носом в кроссворд.

«А-а, так она тот спектакль имела в виду…»

— Возможно, я что-то и упустил, но в свое оправдание могу сказать, что наткнулся на скабрезворд и пытался угадать слово из шести букв: «Входит сухим и твердым, выходит влажным и мягким». Я был занят подсчетом букв в словах член, пенис, щекотун и фаллос, прежде чем догадался, что ответ — жвачка.

— Ты такой извращенец.

— Так куда мы сегодня пойдем ужинать, «Скол»? — спросил я, целомудренно целуя Пейтон.

— Не называй меня так. — Она улыбнулась, не разжимая губ. — Я бы съела чего-нибудь из тайской кухни. Давай пойдем в то небольшое местечко в Челси (п.п.: исторический район на северо-западе Нижнего Манхеттена), где мы были в прошлом месяце?

— Хорошо.

Я последний раз взглянул на свой новый билборд, прежде чем выключить свет и закрыть за собой дверь офиса.

Когда мы оказались на улице, я повернул налево, направляясь к ближайшей станции подземки, а Пейтон повернула направо.

— Можем мы поехать по первой линии Бродвея, а не по третьей, как обычно? (п.п.: линия Бродвея — подземная линия Метрополитена Нью-Йорка, обслуживается тремя маршрутами) — спросила она. — Я бы хотела сделать остановку в Нижнем Ист-Сайде.

— Конечно.

Пейтон начала работать волонтером в банке продовольствия (п.п.: благотворительная организация, которая занимается сбором пищевых продуктов от производителей и передачей их нуждающимся) и приютах еще, когда мы учились в колледже. Но в этом приюте в Нижнем Ист-Сайде было столько буйных головорезов, что редкая неделя обходилась без пары-тройки потасовок. Я пытался поднять вопрос об ее безопасности, но, к сожалению, Пейтон оставалась непреклонна в том, что касалось ее волонтерства.

Ей было пять или шесть лет, когда неудачник-отец ушел из семьи, оставив жену и детей на произвол судьбы. Семья и так едва сводила концы с концами, а с одной зарплатой мать Пейтон должна была решить, куда тратить деньги: на оплату аренды жилья или на покупку продуктов. Она выбрала аренду, и это означало, что семья Пейтон была завсегдатаем в местном банке продуктов в течение нескольких лет, пока дела не пошли в гору.

Когда мы добрались до места назначения, один из постоянных обитателей приюта сидел перед домом.

— Привет, Эдди, — поздоровалась с ним Пейтон.

Я знал этого парня. Вероятно, ему было чуть больше тридцати, но жизнь на улице состарила его прежде времени. Эдди мало говорил, делал длинные паузы между словами и казался безвредным. У Пейтон была с ним какая-то особая связь, с ней он говорил больше, чем со всеми остальными вместе взятыми.

— Что у тебя с головой? — спросил я, заметив широкую рану возле виска Эдди.

Я наклонился к нему, при этом стараясь сохранять дистанцию, в которой, как я знал, он нуждался.

— Как это случилось, Эдди? — вторила мне Пейтон.

— Подростки, — ответил Эдди, пожимая плечами.

За последнее время было несколько случаев, когда банда подростков избивала бездомных, которые ночью оказывались на улице. Эдди не нравилось, когда люди подходили к нему слишком близко, поэтому он редко спал в приюте, который всегда был забит до отказа.

— На Сорок первой улице открылся новый приют, — сказал я. — Просто загляни туда как-нибудь, там не должно быть многолюдно, так как он новый и погода сейчас теплая.

— О’кей. — Эдди никогда не отвечал мне больше, чем одним словом.

— Думаю, ты должен пойти в полицию, Эдди, — предложила Пейтон.

За все то время, что она провела в подобных местах, Пейтон так и не смогла понять, что бездомные не обращаются в полицию. Едва завидя копа, они предпочитали свернуть на другую дорогу.

Эдди яростно замотал головой и подтянул согнутые в коленях ноги к груди.

— Кажется рана серьезная. Возможно, нужно наложить швы. Подростки, которые сделали это с тобой, приходили сюда, в приют?

Эдди снова, молча, покачал головой.

Спустя несколько минут я, наконец, убедил Пейтон оставить бедолагу в покое и заняться тем, для чего она пришла. Когда мы вошли внутрь, менеджер приюта Нельсон как раз убирал помещение после ужина, и Пейтон с порога набросилась на него с расспросами:

— Ты знаешь, как Эдди получил рану на голове?

Нельсон перестал протирать стол.

— Неа. Я спросил, что случилось, и получил обычное «ничего» в ответ. Только тебе он говорит больше, чем «пожалуйста» и «спасибо».

— Ты знаешь, где он ночует?

— Извини. — Покачал головой Нельсон. — В городе более сорока приютов, не считая нелегального «палаточного городка» под железнодорожной эстакадой, где каждый сам по себе. Эдди может ночевать в любом из этих мест или еще где-то.

— Понятно, — нахмурившись, ответила Пейтон.

— Я понимаю, что это нелегко, но мы не можем помочь тому, кто не станет принимать помощь. Эдди в курсе, что в любое время может остаться здесь.

— Знаю, — вздохнула Пейтон, а затем махнула на склад, расположенный в задней части приюта. — Я пришла, чтобы взять список необходимого инвентаря. Завтра у меня прослушивание, поэтому я займусь заказом дома через интернет.

Пейтон отправилась за списком, а я принялся разглядывать помещение. Недавно его заново покрасили, и каждый волонтер принес плакат со своей любимой мотивирующей цитатой. По самой длинной стороне прямоугольной комнаты было развешано не менее дюжины плакатов в матовых черных рамках. На первом из них было написано: «Самое темное время ночи бывает перед рассветом».

— Это твой? — спросил я у Пейтон, когда она вернулась с папкой.

— Нет. — Она быстро чмокнула меня в губы, взяла за руку и потащила к выходу. — Ты сможешь прочитать их все в следующий раз и даже получишь от меня награду, если угадаешь, какой плакат принесла я, а сейчас нам надо спешить. Я хочу перехватить Эдди, прежде чем он уйдет.

Эдди не оказалось на прежнем месте, но обнаружить его было легко. Прихрамывая на правую ногу и перекинув мешок со своими пожитками через левое плечо, он медленно пересекал квартал. Пейтон заметила его, прежде чем Эдди успел свернуть за угол.

— Давай проследим за ним и узнаем, куда он идет?

— Ни в коем случае.

— Почему?

— Во-первых, потому что это опасно, а во-вторых, потому что это является вторжением в его частную жизнь. Мы не будем преследовать бездомного.

— Но, если мы узнаем, где Эдди ночует, то, возможно, полиция сможет помочь…

— Нет.

— Ну, пожалуйста!

— Нет, Пейтон.

— Хорошо.

Мне следовало догадаться, что здесь было что-то не так, ведь Пейтон была не из тех, кто так легко сдавался.