С любовью, искренне, твоя

ГЛАВА 22

РИМ

Я делаю глоток вина и откидываюсь на спинку диванчика, который я делю с Пейтон, совершенно измотанный. Мы сделали двадцатиминутный перерыв, чтобы поесть, но всё остальное время мы потратили на то, чтобы продумать все мельчайшие детали кампании.

Несмотря на то, что мы находимся в пятизвездочном ресторане в самом центре Нью-Йорка.

Это заняло много времени, и мы хорошо поработали, но сегодня я впервые чувствую себя спокойно и воодушевленно, и всё это благодаря красивой женщине, сидящей рядом со мной и потягивающей бокал красного вина.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает она, разглядывая меня, её взгляд задерживается на моей шее, на том месте, где расстегнута рубашка. Пейтон облизывает губы, рот приоткрыт, глаза блестят.

Я смотрю на неё, мой собственный бокал с вином в нескольких дюймах от моих губ.

Пей свое вино. До дна, идиот.

Эта женщина только что спасла твою задницу. Не приставай к ней — это непрофессионально. Господи Иисусе, так бы поступил Хантер.

Только не я.

С другой стороны, я не могу придумать лучшего способа отблагодарить Пейтон, чем отвести к себе домой и раздеть догола, чтобы я мог исследовать своими руками, языком и телом каждый ее дюйм.

— Как ты себя чувствуешь? — повторяет она, полагая, что я не расслышал вопрос в первый раз.

— Я чувствую, — говорю я медленно, подбирая слова, — облегчение.

— Правда? — Она поднимает брови от удивления. — Облегчение?

— Да, облегчение. — Киваю. — Ты хорошо справилась, Пейтон.

— Я… ты не представляешь, как много значит… — Она замолкает и делает глубокий вдох. — Спасибо. Это много значит для меня, Рим. Я работала не покладая рук, как только ушла из офиса. Я хотела убедиться, что всё будет хорошо.

Она действительно потрясающая.

Почему мне потребовалось так много времени, чтобы увидеть это? Видимо, потому что я не отрывал глаз от своего стола. Эта женщина, сидящая передо мной, научила меня еще кое-чему. Красивая и умная.

— Это видно, и я действительно не знаю, как тебя отблагодарить.

Улыбаясь, Пейтон слегка наклоняет голову в сторону и делает глоток вина, в ее глазах появляется игривый огонек, от которого мне становится неловко, я ерзаю на стуле.

— Что? — Каким взглядом она смотрит на меня? Я не хочу истолковать его неправильно. Я пытаюсь быть профессионалом, но это охренеть как сложно.

— Рим Блэкберн, ты действительно милый, когда хочешь таким быть.

— Ты думаешь, я сказал все это только для того, чтобы быть милым?

— Ну, нет, но…

— Ты проделала чертовски хорошую работу. Ты спасаешь мою задницу и, возможно, компанию. Ты действительно офигительно хороша в своём деле, и я злюсь на себя за то, что не заметил этого, пока ты работала в моем офисе.

— Что ты имеешь в виду — не видел этого, пока я работала в твоем офисе? Ты имеешь в виду… что я хороша в своей работе?

Она напрашивается на комплименты, но я пропускаю это мимо ушей. Сейчас я чувствую себя настолько ох*енно, что мне хочется поднять её и кружить вокруг себя.

Должен ли я сказать ей, что работа — не единственное, в чём она хороша? Возможно, она хороша в других вещах? Например, то, что, благодаря ей, я чувствую, что не являюсь таким уж и придурком? Сейчас меня беспокоит то, что сотрудники ходят вокруг меня на цыпочках и считают неприступным, и это даже более выражено, чем раньше.

Все всегда думают, что могут лучше управлять компанией, считают, что это чертовски легко, когда от тебя зависит жизнь стольких людей.

Это не дает мне спать по ночам.

Вот почему эта хрень с «Project Mountain» напугала меня до смерти. Конечно, все подумали, что я разозлился, — и так оно и было, но в основном я с ума сходил от беспокойства. Я не могу проиграть этой компании; эта линия нужна мне, для моих людей. Моим сотрудникам.

— Ты не просто хорошо делаешь работу, Пейтон — ты… — Бл*дь. Почему слова застряли в моем гребаном горле? Что я хочу сказать?

— Ты хороша для меня.

Здесь темно, но, я клянусь, она покраснела.

— Правда?

— Да.

— Дай определение фразы «хороша для тебя». — Пейтон понимающе ухмыляется, пальцами делая воздушные кавычки, когда произносит фразу «хороша для тебя», и на этот раз я счастлив объяснить ей.

Я наклоняюсь вперед, кладу руки на стол перед нами. Соединяю наши руки.

— Благодаря тебе мне хочется быть…

Ладно, это не так просто, как я думал.

— Хорошим? — добавляет Пейтон с надеждой в голосе.

— О, нет. — Не то слово, которое я искал.

— Добрым?

— Тоже нет.

Я смеюсь, потом она начинает смеяться, и вскоре мы оба смотрим друг на друга, как полные идиоты. Любой наблюдатель со стороны подумал бы, что мы влюбленные дураки.

Потому что прямо сейчас я чувствую себя таковым. Господи, пристрелите меня.

— И? Благодаря мне каким тебе хочется быть?

Пейтон смотрит на меня с ожиданием во взгляде, и мне действительно хочется сказать что-нибудь с глубоким смыслом, что-то чертовски хорошее, но сложно показывать проклятые эмоции, когда уже целую вечность не произносил ничего приятного или значимого.

— Благодаря тебе я чувствую… что не являюсь огромным мудаком.

Не самый глубокий ответ в мире, но он нашел отклик в её душе, потому что вместо того, чтобы скривиться от моего выбора слов, выражение лица смягчается.

— Правда?

— Да, но я думаю, что это прозвучало неправильно. — Я сопротивляюсь искушению провести пальцами по волосам. — Ты меня чертовски заводишь. Ты возбуждаешь меня.

— Я? Правда?

— Ты мне не веришь?

— Нет, верю. Просто никто никогда не говорил мне такого раньше.

— Тогда другие твои кавалеры были идиотами.

— У нас свидание?

Я замираю. Так ли это? Нет. Да.

Оглядываюсь по сторонам, прекрасно понимая, что это изысканное заведение, и мы сидим за уединенным столиком. Свет приглушенный. Меню великолепное.

Я пригласил ее, очевидно, под предлогом работы — таков мой стиль. Это то, чем я занимаюсь. Работаю. Работаю. Еще больше работы.

Но если быть честным с самим собой, то да — у меня были романтические намерения, когда я попросил Лорен забронировать столик в этом ресторане, и я окажу услугу Пейтон и себе, если не буду это отрицать.

— Да. Я думаю, это было похоже на свидание, не так ли?

Её глаза загораются, на этот раз не от удивления. Взгляд восторженный, манящий, жизнерадостный и красивый.

— Вау, — говорит она с легким смешком. — Я не могу поверить, что ты только что признался в этом.

— Почему?

— Потому что ты все время такой упрямый. У тебя слишком много гордости, Рим Блэкберн, и иногда ты делаешь что-то просто назло себе.

Возможно, это правда.

— Итак. Свидание, да? — Пейтон откидывается на спинку дивана, скрестив ноги и бросив на меня кокетливый взгляд. — Ты не мог просто спросить? Тебе не пришлось бы притвориться, что мы здесь только для деловой встречи? Так типично.

— У нас действительно была деловая встреча, — не могу не отметить я, указывая на ее портфель и мои записи.

— Мы только и делали, что проводили встречи с тех пор, как я предложила взять на себя этот проект и сокрушить черепа всем конкурентам. — Пейтон изображает пантомиму, которую она, вероятно, считает «сокрушением черепов», сжимает в кулак левую руку и бьет им в раскрытую правую ладонь.

Боже, она очаровательна, когда ругается. Или пытается это сделать.

Милая.

Сексуальная.

Смущенная тем, что я наблюдаю за ней, Пейтон опускает голову и прикусывает нижнюю губу, уклоняясь от моего пристального взгляда. Но я ничего не могу с собой поделать. Я хочу пососать её губу, убрать волосы в сторону и также пососать шею.

Для начала.

Мы заканчиваем трапезу, и когда официант возвращается с меню десертов, я предлагаю его Пейтон. Хочешь? Я вопросительно поднимаю брови.

А ты?

Нет.

— У меня дома есть бутылка вина.

Мой дом, который находится прямо за углом, в нескольких минутах ходьбы.

Как удобно.

— Только чек.

— Прекрасно, сэр. — Официант кивает, доставая из-за фартука узкую черную кожаную папку. Кладет её на мою сторону стола и, я не колеблясь, протягиваю ему свою кредитную карточку.

— Десерт у тебя дома? — спрашивает Пейтон. — У тебя действительно он есть?

— Не совсем. — Я не отвожу взгляд. — Не хочешь зайти пропустить стаканчик перед сном (прим. пер.: nightcap — алкогольный напиток, употребляемый перед сном, чтобы снять напряжение дня)?

Пейтон заметно сглатывает, откидывает волосы, спадающие ей на плечо, и выпрямляется.

— Я думала, ты никогда не спросишь.