Табу

Глава 31

На кухонном столе лежала записка. Короткая, малоинформативная и душераздирающая. От одного взгляда на белый лист, исписанный ровным почерком, подкосились ноги и стало не по себе. Словно удар в грудь — резкий, болезненный, выбивающий кислород из лёгких.

Сперва я не решалась читать, да и слезы застилали глаза. Боялась, хоть и понимала — это конец. Потому что иначе быть не могло.

Я дам тебе время обдумать наши отношения и не стану давить

Всего одно предложение превратило меня в размазню. Сперва схватила бумагу, смяла и бросила в угол. Начала метаться по кухне, как напуганный зверь в клетке. Не находила места, не знала, за что взяться, что делать, куда идти. Потом достала злосчастную записку из-за холодильника, развернула, ещё раз пробежала взглядом по строкам и беспощадно разорвала. Сначала пополам, потом ещё вдвое — и так, пока лист не превратился в гору разномастных конфетти.

Желание хоть что-то делать, двигаться вперёд, пытаться вырваться из пучины невезения резко пропало. Вместо борьбы я выбрала бесполезное прозябание на диване под смешной сериал и прорву сладостей, будто это хоть как-то могло спасти ситуацию.

Я тонула и не давала себе помочь. Потому что не хотела спасения.

Калашникова появилась к концу недели вечером, бесцеремонно открыла дверь запасным ключом и с грозным видом прошла в комнату.

— Тут уже чем-то пахнет, — заворчала подруга, открыла одно из окон и ещё разок осмотрела комнату. — У тебя явно что-то стухло на кухне!

С ревизией подруга ломанулась к холодильнику и буквально завопила.

— У тебя тут фрукты умерли! Блин, Дорофеева, что за хрень?

Она вернулась в комнату разъярённой и настроенной на победу.

— Ну, чего сопли развесила? Подумаешь, уволили, не велика беда, найдем тебе новое место.

Она говорила уверенно и четко, впрочем, как и всегда. Однако Света не знала всей правды.

— Он ушел, — прошептала едва слышно, завалилась на бок и прикрыла глаза. Произнести это вслух оказалось сложнее, чем представлялось. С каждым звуком уход Кирилла становится реалистичнее.

Калашникова вздохнула тяжело.

— Вот же зараза, — зло пробормотала себе под нос и села на диван. Заботливо укутала мои ноги в одеяло, положила ладонь на колено и ободряюще сжала. — Ну, не последний мужик на планете ведь, правда?

Тон подруги стал слишком оптимистичным, а сама она упорно прятала взгляд, словно что-то знала и не хотела говорить. Нечто ужасное, что может меня окончательно сломать.

— Свет, — умоляюще попросила я, — не темни.

Блондинка фыркнула и совсем отвернулась.

— Давай обсудим это позже, когда ты придёшь в себя. После развода ты две недели восстанавливалась.

Я отчаянно замотала головой.

— Сейчас, — прохрипела настойчиво.

Калашникова встала, подошла к окну, оторвала листок от моего любимого фикуса, повернулась и с грустной улыбкой выпалила:

— Мне вообще-то Машка позвонила, попросила к тебе зайти проведать, волнуется. Кирилл в пятницу приходил в офис, они с Колобком орали на весь этаж. Вроде как твой суженый просил взять тебя обратно на работу, говорил, что ты вообще не при чем, никакого слива информации не было. Борщев не верил, они там чуть не подрались. В итоге Кирилл сказал, что готов на всё, лишь бы тебя взяли обратно. А ваш хряк попросил его с тобой расстаться, мол, тогда он подумает. К общему знаменателю они не пришли, прибежала охрана и скрутила Кирилла. Вы поэтому расстались?

Мне не хотелось огорчать подругу, не хотелось признаваться Ланке, но слезы сами стали литься, и я провела:

— Он ушёл ещё в понедельник. Отправил меня к тебе в гости, сам собрал вещи и свалил.

Она ругнулась, назвала Кирилла м*даком и ослом, попыталась утешить меня и попросила не отчаиваться, мол, всё должно ещё наладиться. А я смотрела на хорошенькую Свету с идеальной прической и макияжем, представляла, как к ней подкатывают мужики на улице и не верила. Потому что она не понимала, что со мной не знакомятся так же, как с ней, а в других местах шанс на отношения у меня тоже не был большим. Потому что Коршунов настолько глубоко пробрался в душу и сердце, что я и сама не заметила, а при его отсутствии сразу становилось тоскливо и одиноко. Мне не хотелось даже думать о ком-то другом рядом.

И всё же мысль о том, что Кирилл отправился к Колобку умолять о прощении ради меня немного успокаивала. Разве безразличный к женщине мужчина стал бы такое делать?

Подруга ушла к себе домой только поздно ночью, хотя я и не позволяла ей этого сделать. Наличие на улицах города маньяка заставляло сомневаться в независимости и ловкости Светы, какой бы классной она не была. Впрочем, мои слова об убийце её волновали мало.

После ухода Калашниковой время текло медленно, словно мёд. За неделю без официального трудоустройства я взяла себя в руки, вычистила квартиру, наконец отмыла окна, пересадила цветы. О Кире думала мало, вечерами, старалась отгонять фантазии и все “что если бы”, которые мешали жить как обычно. Потому что он стал несбыточной мечтой. И хотя записка гласила, что мне дано определённое время, оно никак не заканчивалось. В какой-то момент я решила, что оно не выйдет никогда, а мужчина попросту сбежал. Испугался то ли ответственности, то ли отношений, то ли он в принципе не был готов ни к тому, ни к другому.

Через полторы недели после увольнения позвонила Машка и извинилась. Она и правда раскаивалась и рассказала, что подала на развод, что совсем не хотела портить дружбу из-за мужчины. Что ей всегда казалось, будто мне достаётся всё лучшее, и хотя бы раз она должна получить шанс на счастье, коего видела в Коршунове. Кроме прочего подруга рассказала, как шли дела в офисе, поведала местные сплетни и тайны. Как выяснилось, Борщёв места не находил после моего увольнения, и вся работа внезапно застопорилась, заказчики не хотели говорить с другими рекламщиками. Даже кокетливая Белова не смогла найти ключики ко многим клиентам “Тренда”, а московская фирма и вовсе грозилась разорвать контракт, по которому никто ничего не успел сделать.

На мгновение я порадовалась неудачам Семёна Михайловича, однако быстро расстроилась — годы кропотливого труда летели в тартарары. Машка честно призналась, что хочет моего возвращения и уже несколько раз намекала Колобку. Я и сама была не прочь снова работать в “Тренде”, правда, вне глупых правил.

К концу второй недели моего домашнего ареста произвела расчеты накоплений и ринулась искать хотя бы подработку. К счастью, в кафе через два квартала требовалось официантка, и я радостно откликнулась на вакансию.

Новой начальницей стала Алевтина Григорьевна — элегантная женщина в возрасте. Она постоянно носила шляпки с вуалью, твидовые костюмы и аккуратные туфли-лодочки. Красилась неброско и в силу своего возраста просила меня или бармена Ларису нанести ей макияж — руки уже тряслись, и она боялась всё испортить. По пятницам в кафе приезжали музыканты, приходило много посетителей. В конце все благодарили хозяйку за гостеприимство, оставляли чаевые и с довольными лицами расползались по домам.

Женщина много шутила и часто рассказывала истории из семейной жизни. К сожалению, её мужа не стало пару лет назад, с тех пор она одна содержала кафе и пыталась сама не упасть духом. Коллеги поведали о том, в каком состоянии пребывала женщина после кончины супруга. Как она горевала. И как поднималась на ноги в одиночестве. .Ч.и.т.а.й. .н.а. .К.н.и.г.о.е.д...н.е.т.

Она помогла мне увидеть, что мир на моём старом рабочем месте не заканчивается. И она же дала понять: ежели уж душа к чему-то лежит, не стоит тратить время ни на что другое. Алевтина Григорьевна говорила это гордо, с улыбкой, хоть и грустной, ведь понимала, что с большой долей вероятности я уйду. А всё из-за непостоянства Борщева.

Он позвонил мне ровно через месяц после увольнения. К тому моменту я уже две недели бегала между столами в кафе "У Али", собирала неплохие чаевые и несуразные комплименты от завсегдатаев. Мужчина долго мялся, подходил к теме, не мог сформулировать, и в итоге предложил новую должность руководителя отдела.

— И чего же ты думаешь? — возмущалась хозяйка кафе, когда я передала ей суть разговора. — Ты же хочешь двигаться в этой сфере, так дерзай!

— Меня смущает только тот факт, что мой вроде как парень приходил к начальнику и просил за меня, а тот поставил условие: или работа, или отношения с ним. То есть понимаете, получается, парень согласился расстаться со мной и не обсудил этого! И если я пойду туда работать, то точно поставлю точку.

Женщина тихо рассмеялась.

— Ах, мужчины.

— Более того, от него уже месяц нет ни слуху ни духу, — горячилась я.

За это время у меня был миллион и один идиотских поводов для звонка Кириллу, мне очень хотелось услышать его голос. Не обязательно знать ответ на сложный вопрос, что же между нами произошло, просто убедиться, что всё у него в порядке. И каждый раз я вспоминала о том, что он нагло сбежал поджав хвост.

— Он дал тебе время подумать и всё решить для себя, — успокаивала меня женщина. — Правда, слишком много, но это же мужчины, они не понимают намеки. Когда Ванечка был жив, он мне всегда твердил: говори всё прямо! И подарки мы делали друг другу строго по заявкам, чтоб не было разочарований и обид. Конечно, иногда мне хотелось неожиданной романтики, и я срывалась на нём. А потом его не стало. Только тогда я поняла, что романтика и подарки — ерунда. Лишь бы он был рядом.

Едва не расплакалась вместе с Алевтиной от нахлынувших эмоций. Схватила в руки телефон и прошептала:

— Стоит соглашаться на работу, которая может быть препятствием для отношений?

Женщина усмехнулась, аккуратно вытерла щеки и твердо ответила:

— Стоит соглашаться только на своих условиях.

Непонимающе уставилась на собеседницу.

— Ты же можешь просто поставить ультиматум. Если уж твой бывший начальник попросил вернуться, значит, у него не так много кандидатов на должность. Пользуйся этим. И лучше такое обсуждать с глазу на глаз, не по телефону.

Кивнула и растерянно обернулась. Лариса — наш бариста — спокойно натирала бокалы. Она прекрасно слышала разговор, поэтому улыбнулась и махнула рукой.

— Иди, пока не передумала.

Я счастливо взвизгнула, бросила фартук на барную стойку и под смех Алевтины Григорьевны побежала на улицу. Прыгнула в первый попавшийся автобус, по пути позвонила Светке и попросила совета. Она прекрасно знала, как я любила свою работу в “Тренде”, поэтому порекомендовала вернуться в компанию. Ко всему прочему подруга обязалась проследить за нашим с Борщёвым договором.

— Только не соглашайся на всякую дичь вроде обязательных отношений, — строго потребовала Калашникова. — Я уже поднимаюсь к вам на этаж, не задерживайся.

Автобус будто специально медленно полз по полупустым дорогам, тормозил даже на тех остановках, где никто не выходил и по странному стечению обстоятельств изменил маршрут на более длинный. На мой логичный вопрос оснований подобных изменений пара бабулек, что сидели рядом с водителем, начали кричать о невоспитанности молодёжи, назвали меня оборванкой и сказали не высовываться, если ничего не понимаю. Для Ланки это уважительной причиной не считалось, и подруга звонила каждые десять минут с возмущениями.