Сводные. Дилогия

Глава 8

Кай снова подхватывает меня на руки и несет в свою комнату. Я привыкла к поддержкам, но только в его руках, прижимаясь к нему всем телом, ощущаю себя такой невесомой и самой желанной.

В спальне идеальная чистота, и я прикусываю губу от восторга. Не думала, что надраенные до блеска книжные полки могут так впечатлить. И возбудить.

Кай бережно сажает меня на узкую кровать, и у меня есть две секунды, чтобы оглядеться. В его спальне в первый и наш единственный визит я не была. Только в гостиной. Даю себе слово пройтись мимо книжек полок, рассмотреть выцветшие плакаты на стенах, как мимо музейных экспонатов. Это его жизнь до меня, и мне интересна каждая деталь.

Но все после.

Кай уже сбросил с себя свитер, и он садится на пол у моих ног. На нем черная майка, и я смеюсь при виде надписи.

«От греха поближе».

Нахмурившись, он тоже опускает взгляд.

— Черт, надел, не глядя.

Он мой грех, и я точно хочу быть максимально близко. Обвиваю его руками и ногами, притягивая к себе. Целую верхнюю губу, нижнюю, запускаю пальцы в волосы и провожу ногтями по коже головы. Кай хрипло стонет, отрывается на мгновение, чтобы снять с меня свитер и откинуть в сторону.

Замирает. Я надела самое сексуальное белье, которое у меня только было с собой. Не бог весть какое, но и не спортивный топ, к которым я раньше прибегала.

— Какой же я везучий, балеринка…

Он обводит подушечкой большого пальца кружевные края бюстгальтера, приспускает его и обхватывает губами. Хватаю ртом воздух, впиваясь ногтями в его плечи. Он бросает быстрый взгляд снизу-вверх, одной рукой расстегивая застежку на моей спине. Его губы скользят ниже, по животу, к кромке джинсов.

Когда я начинаю задыхаться от стонов, он будто с сожалением оставляет меня, поднимаясь перед кроватью на ноги. Сталь в его глазах плавит меня в довольную лужицу, когда он окидывает меня потемневшим взглядом.

Волосы рассыпаны в беспорядке, губы прикушены, я дышу тяжело и часто, глядя на него с бесстыдно расставленными ногами.

Впервые меня совершенно не заботит, как я выгляжу.

Ведь я на его кровати.

В пустой квартире.

Снова закидываю одну ногу ему на талию, выгибаясь в мостик. Кай ведет пальцами по моему подрагивающему животу, а потом подхватывает второе бедро.

Скрещиваю лодыжки за его спиной, а он наклоняется и покрывает поцелуями низ живота, дразня обжигающими прикосновениями языка.

Мои бедра сами тянутся к нему, все выше и выше. Я не испытываю дискомфорта, только радость, что моя растяжка позволяет сделать и не такое. Мелькает мысль, что мои усилия наконец-то хоть кто-то оценил по достоинству. В Академии никого этим не удивить, а в глазах Кая столько восторга, столько неописуемой нежности, когда он ведет пальцами по моим мышцам, изгибам, что я ощущаю себя совершенной. Самой лучшей. Вот он — момент, ради которых я столько тренировалась. И это оказались вовсе не сцены Европы.

Кай стягивает с меня джинсы, а следом и трусики.

Наконец-то.

Впервые я полностью обнажена перед ним. В комнате полумрак, но свинцовое депрессивное питерское небо впервые кажется всего лишь томным, таинственным свидетелем. В такой момент и не могло ярко светить солнце. Мир замер, ушел в тень, пообещав не беспокоить.

Больше ничто не должно мешать нам.

Не сегодня.

На прикосновение его губ отзываюсь долгим стоном. Мечусь по кровати, цепляясь за одеяло, пока Кай изводит меня, закинув мои ноги себе на плечи. Вытягиваюсь в струну и кусаю ладонь, но в какой-то момент больше не могу сдерживаться. Будто взлетаю в самом долгом прыжке над сценой, только это ощущение полета не сравнится ни с чем. Я лечу, лечу, так долго, что начинаю думать, что больше никогда не смогу ходить снова. Не смогу жить без его рук, губ, прикосновений. Без того, как мое тело откликается на него.

Не замечаю, что тянусь все выше, чуть ли не к потолку, пока Кай не касается низа моего живота ладонью, снова укладывая меня на кровать. Дышу так часто, как никогда не дышала даже на самых тяжелых тренировках. Сердце сейчас проломит грудную клетку, а перед глазами только яркие точки.

Неужели я лежу? Но только что я летала наяву.

Кай нависает надо мной, ведя костяшками по щеке.

— Юль?...

Да, все супер, я здесь, продолжай, у тебя хорошо получается…

Я могла бы сказать ему даже больше, но просто не могу. Слов в моей голове нет. Буквы не складываются в предложения. Умение озвучивать мысли растворилось, как печенье в горячем чае, в таком долгожданном и сильном удовольствии.

Боже. Как он это делает?...

Даже отдышаться не могу. Дрожь волнами блуждает по телу, и снова крепнет где-то ниже, неизведанная, непознанная. Будто открывая следующий уровень потребности.

Глубже.

Сильнее.

По-настоящему.

Чтобы не в одиночку.

Просто целую его в мокрые губы, оставив всякую надежду сейчас выразить благодарность словами. После. Я обязательно расскажу ему, как хорошо мне было с ним, а пока единственное, что я могу сделать — это тоже раздеть его. Прижаться к его обнаженной коже своей. Оставить скользящие поцелуи на шее, плечах. Груди.

Обхватить бедрами его талию. Теперь. Я знаю, что ты будешь нежен. Ничего не говори.

Но Кай ничего и не говорит. Слова стали бессмысленны. Я читаю его, как открытую книгу, и стальные глаза умоляют потерпеть, расслабиться, позволить…

Я сжимаю его чересчур сильно, напрягаюсь, снова тянусь куда-то, но он снова укладывает меня тяжелой ладонью на кровать. Меня придется привязывать к кровати ремнями, если я не расслаблюсь.

Мое тело рвется к небу, ввысь, причем буквально, и ничего не могу с этим поделать.

Он опускается сверху, вдавливая меня в кровать таким по-мужски тяжелым телом. Срабатывает лучше ладони. Я обвиваю его, как лиана, но ему приходится немного отстраниться. Он глядит мне в глаза, действуя на ощупь. Но я слишком жду этого момента. Боли. Чего-то, чем всех пугают. Рек крови, может быть. Не знаю.

Кай стискивает зубы и легко качает головой, а потом упирается локтями по обе стороны от моей головы и целует. Я закрываю глаза. Его поцелуй просит довериться. Все-таки расслабиться. Не ждать каждую секунду, что вот-вот…

Он просто целует меня и ничего не происходит. И я расслабляюсь. Отвечаю движениям его языка, ловлю губы, промазываю и целую щеку, уголок рта. И в этот миг он делает неуловимое движение бедрами…

Я охаю.

И выгибаюсь. Опять. Несмотря на тяжесть его тела.

Он ударяет бедрами снова.

Сильнее.

Я вскрикиваю и жмурюсь.

Он что-то шепчет на ухо, поглаживая одной рукой мои волосы. Но я не понимаю слов.

Я не могу расслабиться, потому что это не совсем то, о чем просило мое тело. Жгучая, ноющая, тянущая боль растекается внизу живота, из-за которой меня парализует, движения становятся скованными. Бедра дрожат. Сердце захлебывается, сбиваясь с ритма.

Оставляю глубокие царапины на спине Кая, когда он все-таки начинает двигаться.

Проблески удовольствия меркнут, я стискиваю зубы. Кай целует меня в щеку, продолжая что-то шептать. Не останавливаясь. Наверное, это правильно, потому что это единственный раз, когда я ему разрешила сделать это. Нет, нет, верните все, что было до этого. Тогда мне нравилось больше!

Кай двигается быстрее, вздрагивает и хочет отстраниться, но меня прошивает такой острой второй волной боли, когда он пытается покинуть меня, что я впиваюсь до кровавых царапин в его плечи. Останавливаю его. Торможу. Хочу, чтобы он замер, и я могла прийти в себя.

Кай сдавленно стонет, а спина под моими руками каменеет. Он едва не падает на меня, вовремя опираясь на локти. Руки дрожат. Дышит он так же, как я, когда мне было хорошо.

Несправедливо, что мне было в этот момент так больно, но, похоже, все наконец-то закончилось.

Он снова пытается выйти.

— Не двигайся, — шепчу, — пожалуйста…

Он с тяжелым стоном роняет голову рядом со мной, продолжая опираться на локти. Потом кое-как проводит пальцем по моей щеке, и слезы скатываются в уши.

— Все, все, закончился, — шепчет в ответ. — Прости… Так больно?

— Как сесть на шпагат без подготовки.

Кай жмурится, но на губах все равно играет довольная улыбка. Ну да, ему-то было хорошо.

— Мне все-таки надо встать, Юль.

Киваю, зажмурившись. А оставшись одной, кое-как свожу ноги вместе, и переворачиваюсь на бок. Черт. Черт. Кай набрасывает на меня одеяло, и опускается возле кровати.

— Даже не пытайся изображать раскаяние, — шепчу, обхватив одеяло. — У тебя лицо такое довольное, как у кота, что я тебе все равно не поверю.

Он убирает локон с моей щеки, влажный из-за слез.

— Прости. Мне действительно очень жаль… Но уверяю тебя, потом будет лучше.

— Ой, не верю. Ты специально это говоришь.

Кай хитро улыбается и целует меня в лоб.

— Увидишь. Могу я загладить свою вину пельменями? Ручная работа. Уникальное предложение. Твоему отцу понравились.

Таращусь на него поверх одеяла.

— Ты кормил его пельменями? Моими пельменями, Кай?!

Кай смеется.

— Я должен был их на ком-то протестить! А вдруг дерьмо получилось?