Красавчик

— Я почти жалею об этом. — Потянувшись к ней, обнимаю за талию, но замираю, когда обнаруживаю голую гладкую кожу. — О, а это что у нас тут?

— Наверное, моя спина, — невозмутимо отвечает она.

Притягиваю её ближе, скользя рукой вверх и вниз.

— Вся твоя спина. — Заглянув ей за плечо, я издаю стон, убедившись в этом. Коварное платье заканчивается чуть выше изгиба её попки в форме персика. — Господи, Честер. Ты меня убиваешь.

На розовых губах играет легкая улыбка, когда она теребит лацканы моего пиджака.

— Я почти уверена, что ты захочешь выжить, хотя бы для того, чтобы позже снять его с меня. – Девушка поправляет мой галстук-бабочку, и ее зеленые глаза встречаются с моими. — Боже, ты великолепен. Я словно каждый раз забываю об этом, а потом «бам» и мои колени слабеют, а сердце трепещет.

От того, как она просто берет и говорит это, пока скользит по мне взглядом, как будто я горячая сливочная помадка в холодный день, у меня самого слабеют колени. Свободной рукой обхватываю ее щеку, шелк волос скользит по моим пальцам. Не произнеся ни слова, я ищу ее губы.

Ее губы — этюд противоречий: мягкие, но упругие, податливые и жадные. Чесс вздыхает во время поцелуя, издавая тихие звуки удовольствия и желания. Что вызывает во мне яростную волну похоти. Я беру ее рот, владею им, погружаюсь глубже, насыщаю её настойчивыми поглаживаниями языка, словно она изголодалась по нему. И все же, это именно она владеет мной. Это я умираю от голода.

— Люблю тебя целовать, — говорю я ей в губы, не останавливаясь, но забирая всё больше и больше. Умоляя об этом же в ответ. Чесс хватает меня за лацканы пиджака, прижимает ближе.

Скольжу рукой вдоль изгиба её спины, вниз под край платья. Из меня вырывается болезненный стон. Еще больше атласной кожи.

— Черт возьми, нет, — умоляю я, посасывая её нижнюю губу. — Ты голая?

Чувствую её улыбку.

— Никаких линий от трусиков, — бормочет она, ее дыхание горячее и влажное.

Хватаю ее за задницу, сжимая упругую плоть.

— Черт, детка. Мы не выберемся отсюда.

Она тянет зубами мою верхнюю губу, пока наклоняется, чтобы обхватить член, твердый и требовательный под швом брюк.

Чесс издает одобрительный звук, поглаживая и нетерпеливо сжимая.

— Хочу его.

— Он твой. — Мы приваливаемся к стене, я прижимаюсь к ней. Не знаю, кто кого сейчас держит. Чесс возится с молнией брюк, просовывает руку внутрь, чтобы обхватить и освободить член. Затем приветственно гладит его.

Все словно в тумане. Я тянусь руками к подолу платья, собирая ткань, поднимая выше и выше, пока не обнаруживаю гладкую длину её бедер.

— Держись, — говорю я, целуя глубже, теряя контроль.

Чесс обвивает мою талии длинными ногами, крепко сжимая и притягивая меня.

Я нахожу её влажный жар и глажу мягкую плоть кончиками пальцев.

Чесс вздрагивает и задыхается.

— Финн. Давай же.

Прижимаюсь лбом к её лбу.

— Непременно.

Первый толчок почти причиняет боль. Она чертовски тугая, а я так охренительно тверд от желания. Я стону, словно умираю. Может, так и есть. Мне так жарко, что не могу дышать.

Девушка выгибает шею, хнычет и цепляется за мои плечи. Она раздвигает бедра шире, открываясь для меня, требуя большего.

Знаю, она ожидает быстрого, жесткого траха. Я двигаюсь медленно, покачиваясь в ней, наслаждаясь тем, как её тело слегка приподнимается, когда погружаюсь по самые яйца, а затем опускается обратно, когда выхожу. С каждым моим толчком в её уютное, скользкое местечко, она издает низкий хриплый звук, немного беспомощный, немного нуждающийся, словно не хочет, но умоляет. От этого мне становится жарче, пот катится по спине, жар поднимается по бедрам, по заднице.

Чесс обхватывает рукой мою шею сзади и целует. Хаотично, небрежно. Мы оба слишком часто дышим, слишком сильно дрожим, чтобы быть деликатными. Не знаю как, но это делает всё лучше, приземленней, сводя всё к примитивному траху и простой похоти. Я забираю её воздух, а потом отдаю ей свой. Прикосновение ее пальцев к моей коже вызывает дрожь.

Я заявляю на неё права, прижимая к стене, но ощущается так, словно это она притязает на меня. Я теряю свой чертов разум. Боюсь, что могу заплакать. Плакать, трахать её и умолять о чем-то, чего сам до конца не понимаю. Каждый раз, когда толкаюсь в неё, я умоляю об этом. С каждым толчком она распаляется сильней, и я предвкушаю следующий.

Сжимаю ее задницу и двигаюсь быстрей.

— Чесс.

Она, кажется, лучше меня всё понимает, потому что гладит мои волосы, пытаясь успокоить, хотя приподнимает бедра навстречу моим с возрастающей потребностью. Ее веки трепещут, губы приоткрываются в судорожном вздохе. И она так чертовски красива, что это разрывает меня на части.

Мы кончаем вместе. Я наполняю её до краёв, пока теплая влага не начинает стекать вниз по члену. Я должен оставаться сильным, быть её опорой, но именно она прижимает меня к себе, бормочет успокаивающие слова, пока я дрожу и пытаюсь взять себя в руки.

Что-то изменилось, оставив меня беззащитным и чувствующим растерянность. И это пугает до чертиков.