Залив девочек

* * *

Дочка Леона раз спросила, как это мы живем без воды в наших многоэтажных домах. Ей вдруг стыдно стало в душе мыться, пока мы рядом, за стеной Башни, ждем очереди у колонки. Я никогда не горевала об этом. Встану рано, дам молока подругам, а старший займет очередь, отнесет к колонке цветные кувшины.

На всех наших кувшинах написано «мутху» – «жемчужина», чтобы не перепутать с кувшинами соседей. Вся площадка у колонки заставлена ими, все ждут. По тени маяка на пляже Марина я смотрю время. Всем на работу надо: одним на рынок торговать, другим в такси, третьим в богатые квартиры. Все торопятся, а вода едва льется. Кто-то кричит, ссорится. Что с того толку? Вода быстрей не побежит. Мне тоже нельзя, чтоб девочки были голодными, чтобы Леон не позавтракал. Я жду в очереди со своей тайной в сердце, я не хочу ругани с людьми.

Я знаю, что мы, люди Ноччикупама, возле колонки как муравьи, облепившие кусок сахара. Знаю, потому что однажды на праздник я заплатила двадцать рупий, и мы с сыновьями поднялись на маяк. Мы смотрели на город, полный богатства и печалей, на белую церковь, на высокие дома, на лоскуты Ноччикупама. Возле колонки все было заставлено цветными кувшинами, маленькими, как бусинки с детских разорванных бус. Соседи сновали в узких улочках, будто жуки в муке. Бэй же упирался в небо, и конец мира начинался за ним.

– Мама, наш дом уменьшился! – закричал мой младший от страха. – Мы теперь в него не поместимся!

– Он не уменьшился, а стал далеким, – объяснил ему старший, серьезный, как учитель.

Благословением бога мои дети ходят в школу, их там учат, как сказать хорошо. Они не пойдут по нашей с Ядавом дороге. Они уедут из Ноччикупама.

Я приносила с колонки воды, варила сыновьям и мужу завтрак, подводила глаза и надевала все браслеты, чтобы Леон сказал: «Ты поднимаешься, как музыка, по звону браслетов узнаю, что Чарита в Башне».

Как я старалась для него: если варила, то будто последний обед на земле, мыла чище, чем у королевы, стирала, словно жила для этого. Все ради того, чтоб видеть Леона.

К сиротам я привыкла, как к дочерям. Они ласковые, не такие, как мои мальчишки, что повторяют каждое слово за отцом. Расстелют матрасы кругом, поют, танцуют. Вдруг затихнут – по радио сказка. Старшие тоже слушают, хотя сказка-то пайса не стоит; а они слушают, потому что никто никогда им раньше не рассказывал сказок.

С ними я выучила все католические молитвы. Их бог ходит за руку с нашими богами. Они мне вместе дали еще одну жизнь. Грех это или не грех, я не знаю, но они моя вторая семья.

Пока муж и сыновья не видят, я заворачиваю в газету рыбу, отсыпаю немного нашей крупы и муки. Если муж узнает, он меня побьет. Но счастливые звезды помогают мне, если ему не жалко денег на ликер, то и я могу взять немного на то, что стало моим ликером.