Тысяча порезов

***

Мы не разговаривали, пока выходили из ресторана, держась за руки. В его присутствии мое тело дрожало от желания и предвкушения.

Я решила, что он, должно быть, оплатил мой счет, потому что никто не побежал за нами, когда мы целенаправленно направились к двери. С другой стороны, потребовался бы мега грозный официант, чтобы противостоять ему. Этому высокому, красивому, сильному мужчине, который владел всеми в комнате. Мужчине, который мог подойти к столику женщины, без слов протянуть руку и уйти с ней.

Может быть, не каждая женщина взяла бы эту руку. Может быть, я была единственной на планете, настолько облажавшейся, чтобы сделать это.

Но в тот момент мне было все равно.

Какая-то потребность внутри, голод, который я игнорировала, овладел мной, и у меня не было сил отрицать этого. Как и отказать ему.

Как и большинство женщин моего возраста, я была одержима криминальными документальными фильмами и была очарована серийными убийцами. Я была умной женщиной, которая принимала все меры предосторожности, зная, что в этой стране каждые девяносто восемь секунд на женщину нападали. И понимала, что должна активно избегать ситуаций, которые могли бы привести к изнасилованию или убийству. Если бы не избегала и со мной что-то случилось, появились бы вопросы, комментарии о том, во что я была одета, почему бежала в наушниках, почему не взяла такси домой, вместо того чтобы идти пешком два квартала.

Мир пошел на все эти дерьмовые уступки, потому что было легче заставить женщин жить так, чтобы их не насиловали, вместо того чтобы учить мужчин не насиловать и не убивать женщин.

Всю свою сознательную жизнь я делала это, а теперь? Я добровольно села в машину с явно опасным незнакомцем, не сказав никому ни слова?

Без борьбы?

Когда мы вышли за дверь, которую открыл для нас швейцар, мужчина слегка кивнул головой и положил руку мне на поясницу, чтобы вывести меня.

Прикосновение было легким, как перышко. Едва ли заметное. Но мне пришлось подавить громкий вздох. Это простое, интимное прикосновение наэлектризовало все мое тело. Почему так произошло, не имело никакого смысла, ведь его рука исчезла за считанные секунды. С другой стороны, не имело никакого смысла, что я следовала за ним к машине, стоявшей на холостом ходу у обочины. И из упомянутой машины вылез мужчина, одетый во все черное, и открыл ему дверь.

Все это не имело никакого гребаного смысла.

Он — я так и не узнала его имени — сел первым. Джентльменский поступок, ведь мне не придется ерзать по сиденью. Мужчина не оглянулся, чтобы посмотреть, не сомневаюсь ли я в своем решении, не медлю ли я, ожидая знакомства, объяснения. Он исчез в темном салоне, выпустив прохладный воздух наружу, присоединившийся к удушающему одеялу жары, которое опустилось на Манхэттен в августе.

В этом жесте было небрежное высокомерие, ведь когда он садился в машину, не сказал ни слова и не оглянулся. Я должна была прийти в бешенство. Надо было развернуться на каблуках и оставить всю эту ситуацию позади, списав ее на близкий промах.

И все же не было даже миллисекундного колебания. Ни на мгновение. Я ни разу не запнулась, когда сошла с тротуара и села в машину.

В ту секунду, когда моя задница устроилась на кожаном сиденье, водитель, которому я не смотрела в глаза из-за стыда или страха, захлопнул дверь.

Я не могла избавиться от ощущения, что закрывшаяся дверь была каким-то предзнаменованием. Концом чего-то. И началом. Но эта мысль длилась недолго. Ни разу я не осознала реальность своего положения.

Я сидела в машине с очень взрослым мужчиной, у которого было много денег, которого персонал ресторана активно боялся, и никто не знал, где я нахожусь. Никто не знал, куда иду и с кем. Это решение я, возможно, приняла десять лет назад, когда мои мысли были не о выживании, а лишь о том, чтобы накормить зверя внутри себя.

Теперь я была другим человеком.

По крайней мере, так думала.

Мы не разговаривали в машине. Ни слова. Я не спрашивала его имени, и он не спрашивал моего. Я не обмолвилась о том, что никогда этого не делала, что просто стала жертвой его сверхмужественного заклинания. Много, очень много вещей, которые можно было сказать. Следовало сказать.

Если уж говорить на чистоту, то мне вообще не следовало садиться в эту гребаную машину.

Но я все-таки села.

От него пахло кожей и дорогим одеколоном. Мужчина был при деньгах. Я поняла это по его костюму, по его походке, по бутылке вина за пятьсот долларов, которую он выпил, сидя за столом. Машина за сто тысяч долларов, которая ждала у обочины вместе с водителем, меня тоже не удивила.

Тяжесть его присутствия в замкнутом пространстве — вот что меня удивило. Я боялась его. Этот страх был подобен плащу, он накрывал, давил на меня, превращал мои конечности в свинец.

Что-то инстинктивное внутри меня подсказывало, что это опасный человек. Я поняла это в ту секунду, когда мои глаза встретились с его в ресторане. Но разве не поэтому я здесь?

Я боялась его, но все же попала с ним в это замкнутое пространство, понятия не имея, куда иду, не активировав приложение на своем телефоне, которое было подключено к телефону моей лучшей подруги и отслеживало мое местоположение всякий раз, когда куда-нибудь отправлялась с мужчиной. С другой стороны, этим приложением не пользовались уже много лет. Но я сохранила его. Тот факт, что я была в этой машине, сказал мне все.

Тонкая струйка пота стекала по моей спине, даже несмотря на дуновение кондиционера.

Прошло пять минут, прежде чем он прикоснулся ко мне. Я считала, не видя, как мир движется вокруг нас, не обращая внимания на то, в каком направлении мы движемся. Мой взгляд был прикован к нему, скользил по каждому дюйму его профиля. Мне было все равно, насколько отчаянным это казалось. Время притворства ушло.

Шея у него была загорелая, крепкая, жилистая. Первая пуговица рубашки расстегнута, в вырезе виднелись темные волосы на груди. Мне до боли хотелось прикоснуться к нему. Густую щетину, покрывавшую его подбородок, нельзя было назвать бородой, но она была ухожена до совершенства, серебристо-белая, оттеняющая черные пряди. То же самое и с его волосами, немного длиннее на макушке, уложенные без особых усилий, с большим количеством седых прядей. Я не была в машине с каким-то молодым парнем, определенно не с кем-то моего возраста. Это был мужчина. Он отличался от всех, с кем я была близка раньше.

Его глаза были ледяными, лазурное море контрастировало с темными волосами и оливковой кожей. Радужки мерцали, посылая пламя в каждую клеточку моего тела. Мужчины смотрели на меня и раньше. Мужчины часто смотрели на меня. В разных стадиях раздевания. Я привыкла к мужскому взгляду. Привыкла к тому, что мои светлые волосы, длинные ноги, сиськи и лицо означали, что на меня стоит смотреть, потому что я была традиционно привлекательной.

Но никто не смотрел на меня так, как он.

Как будто действительно, черт возьми, видел меня.

Никто не видел меня раньше. Потому что я работала над этим. Старалась выглядеть обычно привлекательно. Совершенствуя глянцевую поверхность с помощью дорогой одежды и обуви. Будто я была одной из многих красивых, поверхностных женщин в этом городе. Будто внутри меня нет ничего темного и голодного. А лишь это было правдой.

Он знал это.

Неизвестно как, но я это поняла.

Мужчина занимал весь салон машины, его ноги были длинными и мощными. Теперь, когда очутилась с ним в замкнутом пространстве, он казался намного больше, чем я сначала подумала.

Я была миниатюрной по сравнению с ним. Всего метр семьдесят, и упорно трудилась, чтобы всегда быть в своем весе. Не потому, что заботилась о невозможных стандартах красоты, которые патриархальное общество навязывало женщинам, а потому, что мне нужно было контролировать все в своем образе.

Мне чертовски нравилась разница в размерах между нами. Как легко он смог бы подчинить меня. Доминировать надо мной.

Мои трусики уже промокли насквозь от одной только мысли, а бедра раздвинулись в приглашении.

Я знала, что он видел это. Знала, что он чувствовал, как я хотела, как чертовски жаждала его. Но мужчина выжидал. Чтобы свести меня с ума. Чтобы послать сообщение: он все контролирует.

Он испытывал меня. Выяснял, подчинюсь ли я ему. Буду ли ждать, пока он сделает шаг.

Хотя я оставила свои дни покорности позади, я бы подождала час, пока он не прикоснется ко мне. Содрала бы кожу со своих бедер, вместо того чтобы двигаться и провести руками по выпуклости в его брюках.

Но он не заставил меня ждать целый час.

Мужчина быстро дернул руку. Не так быстро, чтобы у меня не было времени понять и отказаться. Он давал мне возможность отступить за несколько секунд до того, как прикоснулся ко мне. Молча спрашивая разрешения с крохотной паузой. Заставлял меня заговорить, придержаться общепринятых правил о сексе и незнакомцах. Но я ничего не сказала. Так что его рука ударила меня по бедру. Не было никаких колебаний, никаких просьб о разрешении, никаких игр. Он переместил ее вверх, быстро и целенаправленно, чтобы коснуться краев трусиков, а затем…

Вошел внутрь.

Я уже дрожала от желания и не могла сдержаться, чтобы не издать стон удовольствия, рукой нащупала ручку в машине, чтобы успокоиться.

Он не трогал меня пальцами, как мужчина, который насмотрелся порно и не был знаком ни с женской анатомией, ни с удовольствием. Грубо, дергано, не в тех местах.

Нет, то, что тот делал, было гребаным искусством. Он прикасался ко мне уверенно, с правильным давлением, в нужных местах.

Сначала я рефлекторно закрыла глаза от чистого удовольствия, но заставила себя открыть их. Мое тело дернулось, когда я увидела, что его ледяные радужки, холодные и горячие одновременно, устремлены на меня.

Жилы на его шее словно были вырезаны из мрамора — тугие, скульптурные. Он напряженно держался, в то время как пальцем плавно двигал внутри меня, наблюдая, как я приближаюсь к кульминации. Я была взволнована, отчаянно хотела почувствовать его, прикоснуться к нему, но застыла, не в силах ничего сделать, кроме как закричать, когда мужчина толкнул меня через край.

Я все время держала глаза открытыми. Сначала во время толчков, потом пока тот вытаскивал из меня свои пальцы и подносил их ко рту, пробуя меня на вкус.

Хотя я чувствовала себя так, словно меня разорвало на части, у меня не было времени все обдумывать. Или отдыхать. Так он меня разогревал. Подготавливал. Мы едва миновали стартовую черту.

Я знала это, потому что его член напрягся в штанах. Его глаза обещали гораздо больше, чем потрахаться пальцем на заднем сиденье машины. Было что-то еще. Какой-то вызов. На это откликнулась темная, голодная часть меня. И хотя я была готова подчиниться ему любым способом — любым гребаным способом, — мне также хотелось показать ему, что тоже могу взять все под контроль. Что могу встретиться с ним ради того, что он задумал. Что я не похожа ни на одну другую женщину, с которой он был. Мне хотелось сбросить оболочку, которую так долго носила, и показать ему, что у меня внутри.

Конечности покалывало от ощущения, и я смогла двигаться в нужном направлении… к нему. Он наблюдал, как я это делаю, приглашающе раздвинув ноги.