Измена. Искры над пеплом

Глава 9

У входа в палату меня окликает медсестра:

— Так, Фадеева, ты где ходишь? Вещи свои собирай и пойдём со мной. В сервисную переезжаешь. Я там уже всё подготовила. Тумбочку хорошо проверь, не забудь ничего.

Сервисная? Ну у Светлой и скорость! Мы же только двадцать минут как поговорили, а она уже всё сделать успела.

— Спасибо тебе, подружка, — благодарю её мыслено. — Спасибо за наш разговор, спасибо за эту заботу, за то, что не позволяешь сдаться. Спасибо за то, что дала почувствовать себя нужной.

— Ну погляди какая красота тут у тебя! Холодильник, микроволновка, чайник. Вон даже телевизор есть. Так, смотри, вот тут душевая с туалетом. Попроси, чтобы тебе шампунь и моющие привезли. Душ можешь принимать без ограничений, главное — не горячий, а тёплый. Горячее тебе пока противопоказано, — вводит меня в курс дела медсестра и продолжает, — Ну скажи — не палата, а номер-Люкс в отеле! Верно? Гордость нашего отделения! Есть ещё две сервисные, но там: одна попроще, а вторая — двухместная. Так что, повезло тебе Фадеева, что такая красота, да незанятой была и тебе досталась. Ну всё, располагайся тут, обживайся. Если что-то понадобится, то зови. Я на посту буду.

Благодарю её, радуясь тому, что наконец-то могу остаться наедине с собой. Палата и правда больше походит на квартиру, нежели на казённую, больничную комнату. Даже длинные шторы на окнах есть.

Наклоняюсь, прижимаясь лбом к прохладному стеклу и погружаюсь в созерцание заоконного пейзажа. Вчера всё сверкало первозданной чистотой, а сегодня снег на газонах слегка подтаял, оголил островки седой, пожухлой травы.

Я люблю весеннее таяние снега — оно действует на меня ободряюще, извещая о скором и долгожданном пробуждении жизни. А вот в начале зимы мне такие метаморфозы всегда казались тоскливыми, противоестественными и повергали в лёгкое уныние. Хотелось пуховой белизны, морозной свежести. Оттепель же, словно бы отключала мандариново-хвойное настроение, разрушала атмосферу зимней сказки. А сейчас вот смотрю на эти сухие пучки, на прогалины, открывающие взгляду ковёр потемневших листьев и ощущаю непреодолимое желание быть не здесь, а там, внизу. Хочется зачерпнуть рукой этот мокрый снег, почувствовать как он тает на ладони, растекается ледяной лужицей, вдохнуть полной грудью пьянящий прело-травный запах…

— Мышка, привет. Ты как?

Вздрагиваю от неожиданности, резко оборачиваюсь и ошарашено смотрю на своего нежданного посетителя. Боже мой, что он здесь делает?! Как у него вообще хватает совести мне в глаза смотреть?!

Митя ставит на стол два больших пакета, подходит ко мне, пытается обнять. Отскакиваю от него, не давая к себе прикоснуться.

— Не трогай меня!

Ложусь на постель и отворачиваюсь к стене, не желая чтобы он видел мою боль, мои слёзы.

— Маш, что с тобой? — встревоженно спрашивает он.

— А ты не знаешь? — стараюсь, чтобы голос звучал ровно, — Уходи!

— Мышка, — голос Мити наполнен болью и печалью, — Я представляю как тебе сейчас плохо, поверь. Мне тоже хреново. Но мы должны с этим справиться вместе. Нельзя переживать эту боль в одного!

— Нельзя, говоришь?! Именно поэтому ты решил свою «боль» разделить с Катей?!

— С Катей? — растеряно откликается он, — Да, Катя тоже о тебе очень переживает. Места себе не находит. Она сказала, что ты запретила ей к тебе приходить. Маш, может передумаешь? Она очень тяжело переносит твою реакцию. Когда я уезжал, у неё даже истерика случилась. Кое-как успокоил.

— Здорово, когда есть кто-то, кроме жены, кого можно «успокаивать», да?

— Мышка, — с отчаянием в голосе говорит он, — Не отталкивай меня. Ну пожалуйста!

От его бесстыдства у меня дыхание перехватывает. Он что, сейчас предлагает мне принять всё как есть и жить дальше? Делать вид, что ничего не произошло? Забыть о том, что пока я оплакивала своего малыша, он, в моём доме, в моей постели, объезжал мою младшую сестру?!

Боже, да мне даже думать об этом противно!